Ленин практически в одиночку бился, настаивая на принятии позорных требований, поскольку для него безусловными приоритетами (при всех издержках) являлись прекращение войны, укрепление новой власти и ожидание мировой революции. Многие большевики из числа левых возражали против этого, уверенные, что в Центральных державах (Германии, Австро-Венгрии, Османской империи и Болгарском царстве) вскоре произойдет революция и что войну до этого момента следовало продолжать. Однако перед лицом сокрушительного немецкого наступления Ленин, угрожая оставить свой пост, смог одержать верх.
Россия получила мир, но потеряла часть территории и населения, свои самые плодородные районы и огромные промышленные и финансовые ресурсы. На этих захваченных территориях Центральные державы установили контрреволюционные марионеточные режимы.
В знак протеста против Брест-Литовского мирного договора левые эсеры покинули правительство. Напряженность нарастала, поскольку большевики отреагировали на усиление голода жестокими мерами по изъятию продовольствия, которые вызвали противодействие со стороны крестьянства. Это было подробно изложено в открытом письме Марии Спиридоновой.
В июне активисты левые эсеры совершили убийство немецкого посла, надеясь тем самым спровоцировать новый, «революционный» этап войны. В июле они открыто выступили против большевиков – и были подавлены. Сопротивление крестьян изъятию продовольствия росло, было совершено убийство большевистских руководителей Володарского и Урицкого – и тогда правительство отреагировало репрессивными, зачастую кровавыми мерами. Началось укрепление однопартийности государственной системы.
Дни были насыщены просто невероятными политическими событиями. В октябре 1918 года меньшевики, которые в большинстве случаев оставались противниками Октябрьской революции, признали ее «исторически необходимой». В том же году, когда правительство лихорадочно пыталось спасти рушившуюся экономику, левый большевик Александр Шляпников озвучил возмущение многих партийцев тем, что «капиталистический класс отказался от отведенной ему организующей роли в производстве».
Некоторое время Ленин оставался оптимистично настроенным относительно перспектив мировой революции, долгое время считавшейся единственным условием, при котором русская революция могла избежать поражения.
Даже когда Ленин в августе 1918 года только-только приходил в себя после неудавшейся попытки покушения на него, даже после жестокого убийства в Германии Розы Люксембург и Карла Либкнехта и подавления восстания их «Союза Спартака» большевистский оптимизм поначалу еще не ослабевал. После войны в Германии наблюдалось драматическое расслоение общества и его социальная поляризация, которая будет усиливаться в период с 1918 по 1923 год. В Венгрии возникнет советская республика. В Австрии в 1918–1919 годах крайне обострится классовая борьба. В Италии 1919 и 1920 годы назовут «Красным двухлетием». Даже Англия будет потрясена чередой рабочих забастовок.
Однако в течение 1919 года и в последующие годы эти выступления будут постепенно подавлены, и наступит реакция. Большевики окажутся в изоляции, ситуация на границах страны станет для них критической.
В мае 1918 года восстали 50 000 солдат Чехословацкого корпуса. Это ознаменовало начало Гражданской войны (которую в свое время не смогли спровоцировать события в Гатчине).
С 1918 по 1921 год большевики вынуждены были бороться с несколькими контрреволюционными (или «белыми») группировками, которые поддерживались и вооружались иностранными державами. В то время, когда белые вели наступление на революцию, пришли в движение крестьянские мятежные силы (известные в основном как силы под управлением легендарного анархиста Махно на Украине), попытавшиеся пошатнуть большевистский режим. К 1919 году на территории России действовали американские, французские, британские, японские, немецкие, сербские и польские войска. «Социализм» являлся красной тряпкой американцев, британцев и французов, которые были готовы сражаться скорее с ним, нежели с их собственными внешними противниками. Дэвид Фрэнсис, американский посол в России в то время, писал о своей обеспокоенности тем, что «если этим проклятым большевикам будет позволено оставаться управлять страной, то она будет не только потеряна для преданных ей людей, но большевистское правление подорвет все правительства и станет угрозой самому обществу».
Уинстон Черчилль был особенно одержим борьбой с «безымянным зверем», «отвратительным бабуином большевизма», считая его своим величайшим врагом. «Из всех тираний в истории большевистская тирания – самая худшая, самая разрушительная и самая пагубная, – заявил он в 1919 году. – Жестокости, совершенные при Ленине и Троцком, намного превосходят по численности и злонамеренности все то, за что несет ответственность германский кайзер». По окончании войны он опубликует клич: «Убей больши, поцелуй гунна».
Союзники направляли войска в Россию, ужесточали эмбарго, прекращали поставки продовольствия голодающему населению России. Одновременно они направляли средства представителям Белого движения, вне зависимости от степени их сомнительности: они поддерживали и диктатуру Александра Колчака и Григория Семенова, чьи казаки развязали террор в Сибири. По выражению одного из американских очевидцев тех событий, все эти личности расценивались союзниками как «допустимо суровые».
Однако раздробленные, конфликтующие между собой группировки Белого движения, несмотря на финансирование со стороны союзников, не смогли одержать серьезных военных побед или же получить существенной поддержки среди народных масс, поскольку выступали против любых уступок российскому крестьянству или национальным меньшинствам (и их дикости). Их силы устраивали массовую беспорядочную резню, сжигали деревни, в ходе погромов убили около 150 000 евреев, прибегали к публичным пыткам: организовывали массовые порки, хоронили живьем, отсекали конечности, привязывали к лошадям, проводили массовые казни. Их установка на то, чтобы не брать пленных, наглядно демонстрирует их методы.
Такой террор подготавливал почву для осуществления идеи о новом авторитаризме. Если большевики уничтожат белых, то, как писал очевидец Чемберлена, их (белых) замена будет «военным диктатором, который … въедет в Москву на белом коне». Отнюдь не итальянский язык даст миру слово «фашизм», а русский – это Троцкий озвучит его.
При непрекращающемся давлении извне и снаружи, при всем российском варварстве и страданиях русского народа, при голоде, массовой смертности, при почти полном крахе промышленности и культуры, при масштабном бандитизме, при погромах, пытках в тюремных застенках и людоедстве осажденный со всех сторон советский режим развязал свой собственный, красный террор.
Нет никаких сомнений в его масштабах: некоторые сотрудники ЧК, этой политической полиции, соблазненные личной властью, склонностью к садизму либо же деградацией того исторического момента, являли собой головорезов и убийц, не подверженных политическим убеждениям и обладавших чрезвычайными полномочиями. Нет недостатка в оценках их ужасающих поступков.
Другие сотрудники ЧК выполняли свою работу, мучаясь угрызениями совести. Можно относиться к этому скептически (и даже критиковать это), но так называемый «этический» террор носил вынужденный характер и был ограничен – об этом свидетельствуют сотрудники ЧК, измученные той мыслью, что, по их мнению, у них просто не было другого выбора. В конце 1918 года Дзержинский, находясь в крайне удрученном состоянии, признавался во хмелю: «Я пролил столько крови, что не имею право жить… Вы должны меня сейчас застрелить».
Один малоизвестный источник, генерал-майор Уильям Грейвз, который командовал силами США в Сибири, считал, что «на каждого убитого большевиками в Восточной Сибири приходится сто убитых антибольшевиками». Многие вожди Советской власти боролись за ограничение их собственного террора, масштабы которого им были прекрасно известны. В 1918 году газета ЧК выступила за практику пыток. Как результат, ЦК партии большевиков уволил редакторов газеты и закрыл ее, а Петросовет осудил эту практику. Но, вне всякого сомнения, политическая и нравственная гниль – осталась.
Столкнувшись с полным крахом экономики и продолжающимся голодом в стране, Советская власть в 1921 году решила отказаться от чрезвычайных мер по принудительной реквизиции и жесткому контролю, которые были известны как «военный коммунизм», заменив их новой экономической политикой (НЭП). С 1921 года вплоть до 1927 года власти поощряли (до определенной степени) частную инициативу, позволяя небольшим предприятиям получать прибыль. Была либерализована политика в области оплаты труда, разрешили приглашать иностранных экспертов и технических консультантов. Хотя правительство создавало крупные колхозы, оно наряду с этим большие площади отдало зажиточным крестьянам. «Нэпманы», различные аферисты и дельцы-пройдохи начали проворачивать всевозможные спекуляции, появились «черные» рынки.
Страна переживала крайне тяжелые времена, промышленность и сельское хозяйство находились в упадке, сам рабочий класс также был на грани выживания. Политика «военного коммунизма» была вынужденной мерой, НЭП являлся необходимым отступлением от нее, чтобы обеспечить определенную стабильность и рост производства. Новая экономическая политика демонстрировала слабость власти, она дорого обходилась ей. Бюрократический аппарат временно отстранился от остатков того класса, интересы которого он выражал.
Среди большевиков было много несогласных с новой политикой, они выражали свое мнение как официально, так и негласно. Александра Коллонтай и Александр Шляпников возглавили «рабочую оппозицию», высказываясь за передачу власти рабочему классу, которого практически больше уже не осталось. Интеллигенция из числа «старых» большевиков, так называемая «Группа демократического централизма» (или «децисты»), выступили против принципа централизации в партии и органах власти. Десятый съезд большевиков 1921 года запретил фракции и группировки в РКП (б). Сторонники этого шага, включая Ленина, представили его как временную вынужденную меру, призванную объединить партию. Те фракции, которые неизбежно появятся позже («левая оппозиция», «объединенная оппозиция»), будут уже неофициальными.