Его ждал Сахалин, каторга, работа зоолога-исследователя, затем поселение на материке. В 1901 году Александр Ульянов ввиду тяжелой болезни был окончательно помилован. Успел вернуться в Симбирск. Умер 1-го февраля 1902 года в кругу родных, на руках матери и жены.
— Мерзкая крепостица эта Орехово-Шлиссельбургская, — сообщила Лоуд, падая на кровать. — Сырость, на речку страшно глянуть, да еще с камерами напутано. Но нашла, убедила. Ну, если он не совсем спятил на жертвенной почве, напишет.
— Я думала, ты освободишь кого-то, раз уж туда нагрянула, — осторожно призналась Катрин.
— Да я их, тамошних зэков не особо знаю. И потом, разочарованная я в этих освобождениях.
— Что так?
— Одно время, каюсь, работала в этом направлении. Без всяких там искажений историй, ты не думай. Выдергивала в последний момент, с эшафотов, крестов и прочего мемориального мгновения. По сути, властям даже облегчение: хоронить не надо, пепел развеивать. Собралась неплохая команда, так сказать, заново-рожденных. Мир не земной, условия хорошие, планы были шикарные — типа, показательную конкисту утроить.
— И что?
— Не сошлись они характерами, — раздраженно пояснила Лоуд. — Замудохалась я им лечить ножевые и прочие психологические травмы. Индивидуалисты они, эти лидеры разновременные, и оттого мало сочетаемые. А какие люди были?! Степа Разин, Марат Жаннович, Ваня Каин, Пугач, Эрнесто с Криксом. Кстати, в истории наврано — сам Спартак вовремя свалил на «заранее подготовленные», это он молодец.
— Гм, даже боюсь спрашивать о деталях. Но Нестор-то как?
— Святое не трожь, — мрачно отрезала оборотень. — Никуда я его не выдергивала, но дружили мы крепко. В смысле, и дружим, поскольку… Э, вот что у вас за жизнь, у людишек? И оглянуться не успеешь, а уже…
— Да, коротковата жизня.
Глава пятаяОшибки
Октябрьская утренняя тьма все еще укутывала улицу. Коляска и конвой показались по другую сторону моста. Казаков всего двое, рысят позади упряжки.
— Что ж мы всех с этакой расточительной трескотней класть будем? — быстро прошептал Филимон. — Остановим, да кончим аккуратно. Они все одно не ждут, да и конвой смешной.
— А приказ? — напомнил Лев. — Об осторожности говорили…
— Вот и соблюдем. И патроны сбережем. Давай, Бориска…
Конвойные приостановились у моста — караул у заграждения проверял документы. Стояли на Семеновском мосту юнкера, надо думать, своих пропустят живо.
Борька поднатужился, выкатил на середину мостовой тачку, вывалил комья мерзлой земли пополам со щепками. Андрей-Лев разложил лопаты, кайло, бросил фуфайку. Действовали в тишине, но живо. Экипаж уже миновал мост, сворачивал на набережную. Гаолян, опираясь на метлу, поковылял навстречу. Надевший длинный фартук, бородатый дядя Филимон смотрелся вылитым дворником. Остальные боевики, обряженные под рабочих, тоже подозрений вызвать не должны, благо темновато на улице, на электростанции чудят, свет нынче дается с перебоями.
Центр вывел на цель точно — коляска появилась минута в минуту, катит генерал Полковников и в ус себе не дует — главный начальник Петроградского военного округа и такое легкомыслие. А ведь Временное уже отдало приказ на ликвидацию ВРК и красной гвардии, войска вовсю стягивают. Но без генерала врагу будет потруднее управиться. Странно, что конвой такой хилый у этого завзятого гада в лампасах.
— Стой, куда вас несет! Разрыто тута! — засемафорил Гаолян воздетыми фонарем и метлой.
Реквизит изъяли у дворника в соседнем доме. Теперь несознательный представитель дворового пролетариата сидел в своем полуподвале связанный и, должно быть думал, что грабители вовсе озверели — метлы и фонари отбирают.
— Стой, говорю! Сторонкой, вдоль панели правь! — путанно указывал самозваный дворник-боевик.
Кучер-солдат и вовсе натянул вожжи:
— Сдурел, борода? Под лошадей лезешь?
— Так в яму влетишь, кому отвечать? — ворчливо возмутился Гаолян. — Сам-то ослеп, что ли?
На тротуаре остановились двое ранних прохожих, воззрились на перебранку. Вот же ротозеи, что б их…
— Шо бурчишь, дед? Не вишь, кто едет? — из-за коляски двинули лошадей конвойные казаки. Старший из станичников с намеком поигрывал нагайкой.
— Как не видеть? — Гаолян выпустил метлу, мгновенно выхватил из-под фартука и вскинул браунинг. — Ну-ка, руки, хлопцы!
Борька, швырнув лопату, выдернул из-под поддёвки пулемет, торопливо вбил магазин, передернул затвор. Андрей-Лев уже несся резвыми прыжками к коляске, держа пистолет и бомбу наготове.
— Та вы шо?! — пробормотал молодой казак, не сводя взгляда с близкого пистолета. Старший казак неуверенно потянулся к шашке.
— Давай, — ласково ободрил его Филимон.
Карабины у станичников через плечо, а выхватывать шашки против браунинга и пулемета, то поступок красивый, но заведомо не полезный для здоровья…
Выстрелов что-то нет. Замер на подножке коляски Андрей-Лев, застыл вроде той каменной химеры на фасаде дома на Садовой.
— И что? — со сдерживаемой яростью спросил Филимон, грозя казакам — старший станичник, словно невзначай сжимал коленями коня, понуждая надвигаться на «дворника».
— Так нет его, — растерянно отозвался Андрей. — Не генерал.
— Вали кого есть, да пошли отседа. Зябко сегодня, — злобно процедил Гаолян, целясь уже строго в лоб храброго казака.
— Так женщина тут. И юнкер-сопляк.
— Кто сопляк?! — взвизгнули тонким голосом из-под поднятого верха коляски. — Да как, ты, мерзавец, смеешь?!
Повинуясь кивку командира, Борька бегом обогнул всадников, держа на прицеле кучера — тот с сомнением косился на легкий пулемет — не иначе вообще не мог понять, что за странное оружье.
— Срежу в миг, — грозно предупредил генеральского лакея-кучера юный боевик Сальков. Глянул в коляску: бледное и отчаянное мальчишеское лицо, фуражка, съехавшая на затылок. Рядом с юнцом-юнкером дамочка, молодая и хорошенькая, перепуганная до полусмерти, аж подбородок отвис. Над ними с пистолетом и бутылочной бомбой грозно нависал Андрей-Лев, но физиономия у боевика-инженера была примерно такая же — растерянная и смущенная.
— Тут не те. Вообще ни разу не генерал, — озадаченно подтвердил Борька. — Ошибка, похоже.
— Ошибка, определенно ошибка, господа хорошие, — сипло заверил кучер. — Мы — не те.
— Господа, мы совсем-совсем не те, — пролепетала пассажирка.
Филимон выругался и указал пистолетным стволом казакам:
— Карабины бросайте, да с коней слазьте.
В ответ младший казак послал дворника-налетчика по короткому адресу.
— Дурик, неужто я позволю себе в спину палить? — усмехнулся Гаолян. — Уж лучше я первым стрельну.
Казаки неохотно сняли карабины — оружие, с лязгом бухнулось на мостовую, сошли с седел.
— Граждане-товарищи, а вы вообще кого казните? Ежели что, так тут рядом прокурорская квартира, — подсказали с тротуара. Там уже стояло четверо зевак, с интересом наблюдали за разоружением.
— Не суйся. Кого надо, того и разоружаем, — буркнул Филимон, неловко поднимая карабины. — Эй, экипаж освобождайте, наша очередь прокатиться.
Пассажирка полезла из коляски, всхлипывая, но охотно. Андрей-Лев, сунул пистолет за пазуху и поспешно помог дамочке. Неуместная галантность боевика в сочетании с взведенной гранатой в руке выглядела нелепо. Борька не удержался, хихикнул.
Тут юнкер, вроде бы соскочивший на мостовую, выкинул форменный фортель: быстро сунул руку в карман шинели и достал пистолетик:
— Бегите, Анна Сергеевна! Бегите!
Блестящий пистолетик начал разворачиваться куцым стволиком прямиком в живот Борьке, и юный боевик машинально нажал спуск пулемета.
На краткое нажатие оружие ответила одиночным звонким — тук! Боевик Сальков нажал еще и еще раз, — тук-тук! — с готовностью сказал немецкий ствол.
Шарахнулись лошади, затопали ноги убегающих зрителей — стрельбу петроградцы все еще считали чересчур опасным развлечением.
…Юнкер оседал на мостовую, слабо цепляясь за колесо коляски.
— Чтоб, вас… — дядя Филимон прохромал к коляске. — Поехали!
Гаолян зашвырнул карабины, неловко запрыгнул внутрь, Борька, грозя пулеметом пятящимся к поребрику казакам, вскочил на подножку. Экипаж тронулся, что-то хрустнуло под колесом.
Молча покатили, сзади тоже была тишина. Борька оглянулся — казаки бежали за напуганными лошадьми. Не, о преследовании не думают. От моста к месту происшествия шли трое вояк из встревоженных, но пока ни черта не понявших юнкеров караула.
— Это рука была, — прервал молчание Лев.
— Какая еще рука? — проворчал Гаолян.
— Под колесом. Юнкер, ну, он упал и…
— И что?! Кто его под ту руку толкал, за пугач хвататься велел? Стукнули героя и черт с ним. Все равно через год-два стал бы отъявленной гнидой. Эй, извозчик, ты генерала должен был везти или кого?
— Граждане-товарищи, не знаю я про генерала, — ответил втянувший голову в плечи, кучер. — Велено было забрать барышню, чемоданы, довезти до штаба, а опосля прямиком на вокзал.
— Что за фря такая твоя барышня? Генеральская дочь, что ли? — сумрачно уточнил Филимон.
— Не могу знать, товарищи. Разве ж я из денщиков? Я ж с конюшни, не думайте, меня в батальонном комитете знают. Я глубоко сочувствующий…
«Глубоко сочувствующего» и коляску оставили на Канонерской.
— Что-то сегодня вовсе без пользы, — удрученно сказал Гаолян. — Барышню перепугали, мальчишку застрелили. Определенно напутали в Центре. Разве это наводка? Вот — два карабина прибытку всей пользы делу.
— Ну, еще кучеру радость. Сейчас по чемоданам шарить возьмется, — заметил Андрей, возясь с гранатой.
— Ты нас не взорви случаем, — предупредил Гаолян. — Энта система усидчивости требует, это тебе не на кнопки жать.
— Да, тут с зацепом оттяжки определенно требуется доработка конструкции.