— Старший беспокоит, — признался Владимир Ильич. — Был ранен под Барановичами, получил «георгия», выздоравливает трудно, еще невеста вдруг откуда-то появилась. В его-то годы…
— Ничего-ничего, образумится. Видимо в отца: бескомпромиссен, но хладнокровен. Что ж, передавайте поклон юным Александровичам, а я, пожалуй, пойду. Пациентов много. Такие дни — все питерцы на нервах, буквально все!
Шпионки спускались по лестнице. Катрин не выдержала:
— И как?
— Поработает на квартире. Подправит декреты, пока времечко есть. Имеются там слабоватые места. О свободе водопользования почему-то вообще всецело упущено…
— Да причем тут водопользование?! Он что, согласен дома сегодня оставаться?
— Что значит «оставаться»?! Работать над законодательной базой будет наш Владимир Ильич. Великий аналитический ум, думает на два шага вперед, о завтрашнем дне. Что абсолютно верно и дальновидно! — л-старичок помолчал, потыкал тростью в завитушки перил. — А вообще ты была права. Не тот уже Ильич. Сбавил в политической свирепости и партийной непримиримости. Племянники — это сильный ход. Признаю.
— Ход?! Да откуда мне было знать?
— Мы с тобой тетеньки старые, многодетные, интуитивно проницательные. Ну да ладно, что-то я перехваливаю нас сейчас. Что революционные дамы? Про меня выспрашивали?
— Еще бы. Вы, товарищ Островитянская — загадка. Удивляются вашей внепартийности. Завотдела, и с такой не определившейся платформой.
— Поздно удивляться, — со сдержанной скромностью заявила знаменитая функционерка. — Ко мне уже анархисты подкатывали, и левые эсеры. Маша Спиридонова[33] дважды лично заходила. Душевная тетка, между прочим. Но я принципам внепартийного цветочно-лодочного профсоюза не изменю! Да и времени уже нет. Так, действуем по плану?
— Угу, ждут уже. Ганн заговорил, наплел порядком, будем проверять. Слушай, а ведь тебя в Смольном в ближайшее время за жабры возьмут. Завотдела без роду и племени, без партийной поддержки, без тюремного стажа — действительно ни в какие ворота.
— Не успеют. И вообще все уже залегендировано. И с чего это появляются сомнения в моем тюремном стаже?!
Катрин помогла старичку-профессору загрузиться в «лорин», довезли медика до Акушерского института, а на Боткинской подхватили товарища Островитянскую с багажом. (Проходной двор там был короткий, да еще Лоуд выкроила хронологически миг перевести дух, перекусить и выспаться, отчего заимела донельзя возмутительный, цветущий вид).
— Так, время не ждет, грузимся и едем! — провозгласила завотделом, суя Кольке здоровенный лепешечный бутерброд.
— Это что, змеюка!? — изумился юный пилот, глядя на свисающий из «гамбургера» хвост.
— Сам ты змеюка. Это угорь, приморской копчености, — пояснила Лоуд, забрасывая в машину мешки. — Ты вот что — прогуляйся вокруг, сжуй угря не торопясь. Гастриты нам не нужны! А мы пока с товарищем Катериной слегка переоденемся.
Колька отошел зажевывать экзотический бутерброд, а оборотень распотрошила увесистый мешок.
— Напяливай!
— Угм-м, — запротестовала Катрин, рот которой так же был занят угриным бутербродом.
— Никаких возражений! У нас в отделе дисциплина, а сейчас вводится еще и военное положение, — Лоуд встряхнула бронежилет. — Скрытого ношения, не особо стопроцентный, но качество мне гарантировали. Не хватало еще, чтоб тебе ненароком шкуру продырявили. Меня тогда ваш злопамятный замок вообще со свету сживет. Знаю я ваши гуманистические ухватки.
— Слушай, это нехорошо будет. Парни без брони, а я в кирасе, — промычала Катрин, пихая в себя сочный бутерброд.
— Их дело военное, а твое следовательское и шпионское. Разницу все понимают, — оборотень ерзала по сиденью в весьма странном виде, поскольку разумно надевала защиту прямиком на видавшую виды толстовку, а не на иллюзорный костюм завотдела. — Чего там на спине цепляется?
Катрин помогла подогнать липучие застежки. Пришлось надеть и самой — бронежилет был незнакомый, не армейский, довольно удобный.
— Винтовочную пулю держит, я определенно узнавала, — с облегчением сказала упаковавшаяся Лоуд. — А если я под картечь или пушечную гранату попаду, то требую признать эту версию революции — тупиковой! Колька, хватит жрать! Поехали!
Катрин высадили у Таврического сада. Бойцы «попутного» взвода уже ждали у машин. Катрин увидела и Гру — мальчишка не особо выделялся среди фигур в шинелях, но делать обормоту в штурмовой группе было абсолютно нечего.
— Э, товарищ завотдела, а с какой стати тут этот… женишок?
— Катя, не взбрыкивай, — укоризненно глянула Островитянская и перешла на шепот: — У мальчугана нет опыта участия в современных армейских операциях. Нет, стрельбы он слышал предостаточно, и под пулями бывал. Чай, не младенец. Но правильного дисциплинированного опыта у него не хватает. Не будь свинской коровой, приобщи парнишку.
— Я, конечно, отказать не могу. Но стоило и заранее предупредить, — сумрачно указала Катрин. — Кстати, ему бы тоже бронежилет.
— Обижаешь. Он еще в Смольном в кираске парился. У меня с этим строго! — товарищ Островитянская встала на сидении, вскинула не совсем аутентично, но очень революционно сжатый кулак и обратилась к бойцам штурмовой группы: — Успеха, товарищи! Никакой пощады гадам! Но пленных берите побольше. Нам их, паразитов, до конца раскрутить нужно.
«Лорин» взрычал и укатил, увозя предельно загруженную завотделом, а Катрин пошла к бойцам.
Окончательные коррективы плана захвата уточняли внутри грузовика — «кунг» грузовика «Лесснера»[34] бойцы спешно переоборудовали под мобильный КП.
Командиры звеньев штурмовой группы склонились над столом, покачивалась подвешенная к низкому потолку керосиновая лампа, прапорщик Москаленко пояснял нюансы сложившейся оперативной обстановки:
— Телефонную линию проверили — функционирует. Богадельня Фридриха Гартоха на своем месте, ничего ей пока не сделалось и связь держали именно через нее. Но! Сама богадельня находится на Пискаревке, место удаленное, отсиживаться там, в принципе можно, но как штаб и центр координации богадельня не подходит. Собственно, и отсиживаться диверсантам там не очень…
— Чего так? Думаешь, их близость кладбища смущает? — уточнила Катрин.
— Там, товарищ капитан, уж очень того… мрачно, — пояснил один из сержантов-унтеров штурмовой группы. — Я сунулся на разведку под бухим видом. Типа хулиган-дезертир. Но пришлось срочно трезветь и выскакивать. Иначе неестественно бы вышло. Там приют на двенадцать коек — и все умирающие. Заведение небольшое: конторка, кухня, палаты. Негде там террористам размещаться. Юдоль скорби, как принято тут говорить.
— В общем, получили подтверждение своим предположениям, — кивнула Катрин. — Скорее всего, тамошний телефонный абонент использовался в качестве посредника. Так что, логичнее искать в самой церкви?
— Вы, товарищ капитан, не местная, — намекнул Москаленко. — Церковь святой Анны, хоть и лютеранская, но размерами на иезуитский монастырь никак не походит.
— Ну, иезуиты вообще, а здешние особенно, не слишком лютеране, — проворчала Катрин. — Впрочем, это к делу не относится. Так говорите, негде в этой кирхе злодеям прятаться?
— Человека-двух спрятать можно, но… Вообще я это здание хорошо знаю — мы пацанами туда в кино ходили. «Спартак» киношка называлось, хорошие фильмы крутили — признался Москаленко. — Сейчас, конечно, другое дело — все еще действующий религиозный центр. Но там эти… прихожане толкутся. Наверняка утечки бы пошли, слухи. В общем, на месте диверсантов я бы не рискнул там ютиться. Хотя, опять же, тамошний телефон можно использовать, но как базу… Вот дом рядом — другое дело.
— Гм, потому что рядом?
— Он ведомственный, — пояснил сержант-унтер. — В статусе доходного дома указанной церкви. Имеет телефонную связь с кирхой, хотя там два шага пройти. Правую парадную недавно от жильцов освободили и вроде как она пустует. Хотя шныряют туда какие-то личности. Сведенья получены от дворника дома на противоположной стороне Фурштатской — он неправославных сильно не любит, а как брата на фронте убили, так и вообще. Бдит, в общем. Собственно, рядом с кирхой и школа Аннешулле, и еще что-то ихней подведомственности. Можно считать — сплошь шпионская застройка. Но указанный дом — самый подходящий и подозрительный.
— Понятно. Что ж, вы, товарищи местные, раз имеете уверенность, едем и проверяем, — Катрин попыталась разогнуться во весь рост. — За богадельней кто-то приглядывает?
— Обижаете, товарищ капитан. Четверо там в засаде. Наш ефрейтор и трое приданных красногвардейцев.
Общий орготдел и сам Москаленко времени не теряли — полувзвод ощутимо усилился местными кадрами. Красногвардейцев, водителей машин (и гужевого транспорта) подбирали тщательно, с определенными видами на будущее. Вообще бойцы «призыва тов. Попутного» командировались в семнадцатый год в один конец, сплошь добровольцы, не отягощенные семьями и влюбленностями. Да, в 1963-м году идеалистов-хронодобровольцев хватало. Идеологическую подготовку член ЦК товарищ Попутный не упускал, уделял должное внимание и развитию советской фантастики. По слухам, в Москве, в Нескучном саду, еженедельно проходили чтения и обсуждения фантастических рассказов, научно-фантастические дискуссии и состязания военно-исторического театра «Червонный меч» — мероприятия по популярности конкурирующие с поэтическими вечерами на площади Маяковского.
Ехать было недалече, Катрин тряслась на жесткой лавке, размышляла над тем, что сама о легендарных 60-х почти ничего не знает, а здесь, в революционном 17-м расследование безнадежно и систематически отстает на шаг-два от действий противника. Инициатива по-прежнему у врага, кто такой «Иванов» абсолютно непонятно. Времени по-настоящему допросить Ганна не имелось, да, похоже, и не знает этот шмондюк об истинной подоплеке проекта дестабилизации Октября-17. Кстати, складывалось впечатление, что гражданин Ганн вообще неадекватен. В смысле, и до лишения зубов и чипа был весьма придурковат. Хотя, может в будущем все такими будут. Лоуд об этом аспекте развития общества как-то уклончиво говорит. Впрочем, оборотень о гомо сапиенсах, как о биологическом виде, вообще не лучшего мнения.