— Что ж мы вообще без понятия? — обиделся второй самокатчик, отцепляя от ремня бутылочную гранату. — Но если заперлись, пускай пеняют на себя.
Разрушительные средства не понадобились. От толчка приклада массивная дверь распахнулась. Катрин, поправляя окончательно переставшую быть удобной каску, запрыгнула внутрь. Бойцы ввалились следом…
Пахло религией, теплом, воском, мирной Европой. Навстречу выступил человек глубоко церковного облика, мягко вопросил:
— Куда же вы с ружьями в дом божий? Разве так можно?
— Отойди, поп! — потребовал самокатчик, нервно сжимая бомбу. — Где шпион?!
— Перед ликом божьим все мы люди…
Катрин прихватила служителя культа за форменный воротничок, дабы опереться, а заодно и прижать гражданина-лютеранина к стене. От души тряхнула и сунула ствол маузера под нос:
— На хрен теологическую дискуссию. Где преступник?
Придушенный священник не очень определенно, но указующе махнул рукой.
— Обходим с разных сторон, — Катрин заскакала между скамьями, самокатчики двинулись по боковым проходам. Было темновато, нависали фланговые нефы-балконы, казалось, оттуда вот-вот начнут долбить пулями. Подняться наверх раненый вряд ли успел, но если кто-то тут еще засел…
Шедший слева стрелок шарахнулся, вскидывая винтовку:
— Тьфу, черт! Вот он, зараза, затаился меж лавками.
— Притворяется? — второй самокатчик поспешил на помощь, Катрин двинулась через ряды.
— Да вроде не особо, — стрелок не опускал винтовку. — Никак помер.
Катрин упала на скамью, нагнулась в потемках, попыталась нащупать пульс — от лежащего пахло кровью, остывающим потом и порохом. Пульса не было.
— Что ж так неудачно, — пробормотала шпионка. — Хлопцы, сдвиньте его в проход. Может, все-таки жив?
Кирха наполнилась шумом шагов и громкими разговорами — прибыли основные силы преследователей.
Катрин морщилась и боролась с ремнем шлема — ослабляться он не желал, собственно, это ремень ухо и разодрал.
— Товарищ Мезина, ты сама-то как? — на скамью бухнулся запыхавшийся прапорщик.
— Еще прыгаю…
Зажигались лампы под потолком, возился взводной фельдшер над лежащим телом, перекликались обыскивающие церковные углы, бойцы.
…- Садит в упор, гадюка, — рассказывал самокатчик опоздавшим. — Пашке бок зацепило, товарищу-бабе-комиссару в шлем щелкнуло, ну, думаю, сейчас и мне врежет. И главное, затвор как назло заело, досылаю, досылаю, а оно никак…
Катрин пощупала царапину на боку шлема.
— По касательной, иначе бы пробило, — мрачно сказал Москаленко. — Повезло.
— Это да. Итоги у нас какие?
— Неутешительные. Округа стоит на ушах, у нас трое легкораненых, один тяжелый. Из добычи: четыре трупа, винтовка с оптикой, пистоли, всякая мелочь. Документов у покойников не найдено.
— Товарищ прапорщик, — окликнул склонившийся над трупом фельдшер, — у этого тоже… того…
— Понятно, — Москаленко вздохнул и достал папиросы.
— Церковь все-таки, не дыми, — попросила Катрин. — А что у покойного «тоже того»?
— Наколотые они все. Похоже, из уголовников. Сибирские, наверное. Я таких татуировок сроду не видел, — признался прапорщик.
Катрин ухватилась за скамью, встала. Если двигаться бережно, нога вела себя прилично. Шпионка дохромала до тела.
Бушлат покойника был распахнут, теплую рубашку и нижнее шерстяное белье фельдшер разрезал. Широкая грудь мертвеца пестрела сплошным узором татуировки: ломаные геометрические линии замысловато переплетались со спиралями, окружностями и треугольниками. Ничего общего с блатными зековскими темами или кокетливыми татушками начала следующего века наколки не имели. Скорее, нечто ритуальное, служащее панцирем-оберегом.
— Руку открой. От локтя, чуть выше-ниже, — попросила Катрин.
— Да там тоже самое, — фельдшер поддел финкой рукав. — Вот, вроде еще одной фуфайки. От кистей, до самого, извиняюсь, причинного места.
— Ладно, там любопытствовать не буду, — кивнула Катрин, разглядывая руку, сплошь покрытую сине-красным узором. Если и имелась на покойном когда-то та характерная служебная номерная татуировка, забили ее сложным рисунком прочно и надежно.
— Что будем делать? — Москаленко, морщась, смотрел на труп.
— Покойников — в штабную колымагу и в наш подшефный морг. Я съезжу с телами. Двух сопровождающих выдели. Сами возвращайтесь в Смольный. Найдешь товарища Островитянскую, в двух словах опишешь ситуацию и передашь, что она мне нужна в морге. Пусть сразу катит туда.
Прапорщик кашлянул:
— Я-то передам. Но товарищ Островитянская, она… Там сейчас на Зимний выступают. Товарищ завотделом занята по горло.
— Передашь, что нужна в морге, — повторила Катрин.
Москаленко поспешно оправил ремень с оружием:
— Виноват, не учел нюансы.
— Да ладно тебе. Это исключительно ввиду экстренности ситуации. Так-то товарищ Людмила у нас, несомненно, выше званием. Соблюдаем субординацию. Кстати, Василий хорошо отработал. Будет время, передай благодарность.
— Понял. Слушай, давай я с тобой отделение отправлю? Все как-то надежнее. Ты же не совсем в форме.
— Доеду. Да и на месте наши есть. Ты поскорее Островитянскую извести. Время поджимает. Телефонировать бы, да тут связь… очень малой секретности.
Забрав трупы, штаб-кунг, покатил в знакомый приют смерти. Катрин качалась на скамье, смотрела на накрытые мешковиной тела и пыталась анализировать. Понятно, что следствие опять пошло на поводу у противника. Понятно, что попали в недурно подготовленную засаду. Понятно в кого именно стреляли. С Москаленко эту сторону событий обсудить толком не успели, но прапор тоже все понял. В здешней ситуации, кто охотник, а кто дичь разобрать трудно — роли меняются часто и хаотично. Собственно, служить мишенью тов. Мезиной не впервой. Но отчего все так тщательно готовили, возились, бережно выводили под прицел? Гораздо проще застрелить на улице или в том же Смольном. Странный выстрел. Знали что в бронежилете? Это вряд ли. Судя по всему, убивать не хотели. Область бедра и колена — ранение серьезное, но не летальное. Вот же суки. Но для чего? Захватить живой? Малореально, кругом полно бойцов, не отдали бы, это сходу просчитывалось.
— Товарищ капитан, разрешите вопрос? — прервал молчание спутник-автоматчик.
— Давай.
— Так кто они такие? — «попутчик» кивнул на тела. — Понятно, что секрет, но хотя бы приблизительно?
— Оттого и секрет, что мы не знаем. Рвут нить, гады. Надо бы напрячь разум, сопоставить факты, да времени не хватает. Может, завтра выдохнем, сосредоточимся.
— Да, день-то сегодня какой будет. Вернее, ночь, — боец улыбнулся.
Это верно. Для бойцов 60-х — исторический День. Собственно, так и есть, с этим не поспоришь. А тут, то за ногу эгоистично испереживаешься, то за ухо. Одолевают мелкособственнические инстинкты.
Громоздкий грузовик осторожно зарулил в ворота морга. Боец помог подбитой начальнице спуститься на землю и прокомментировал:
— Трудное заведение, как в первый раз заглянул, аж дрожь пробрала. А вчера стоял тут в карауле, притерпелся. Дело тяжкое, но нужное.
— Именно. Тем более, мы сегодня на эту ярмарку со своим товаром, — Катрин похромала внутрь.
— Вид у вас, госпожа Мезина… Внушаете серьезные надежды, что скоро к нам пожалуете на общих основаниях, — поздоровался бессменный лохматый врач.
— Нет уж, меня пусть по месту жительства положат-обмоют, — пробурчала шпионка и объяснила ситуацию…
— Осмотр тел, конечно, проведу, — заверил доктор. — Для вас, Екатерина Олеговна, все что угодно. Но с отдельным помещением для вновь прибывших — извините-с. Попросту нет мест, сами знаете.
— Вопрос не общей организации, но безопасности, — пояснила Катрин. — Пусть на полчаса, но нужна отдельная комната. И отогнать всех лишних.
— Могу свой кабинет предложить, — анатом принялся убирать завал бумаг со стола. — Но разогнать всех посетителей… Разве что револьверной пальбой.
— Да, проблема. Ладно, в машине процедуру проведем. Глянете клиентов прямо там?
— С превеликой готовностью.
Катрин вышла, попросила у бойцов закурить, но тут во двор влетел «лорин-дитрих», из почтения к скорбному месту вполсилы заскрипел тормозами. Высадилась энергичная и очаровательная товарищ Островитянская, сходу обвиняюще ткнула пальцем:
— Допрыгалась, Екатерина!? А тебя предупреждали!
— Ладно-ладно. Ничего катастрофичного. Кроме результатов операции. Как раз по этому поводу тебя и побеспокоила.
— Да я примерно догадалась, — без особого восторга кивнула оборотень, извлекла из своего бездонного под-карманья английскую булавку и пришпилила оборванный ворот напарницы. — Между прочим, такой подход слегка унизителен. Вроде как завотделом, пользуюсь определенным уважением, дел уйма, а тут работай на четверть ставки примитивной ищейкой.
— Кто виноват что твое чутье в этом городе вне конкуренции? Вы уж сделайте одолжение, товарищ Островитянская, введите запашок в свою личную картотеку.
— Еще и измывается она! — возмутилась Лоуд. — Ладно, полезу нюхать мертвяков. Я, между прочим, за дело всей душой болею, хотя и не подставляю ляжки под шальные пули.
Товарищ оборотень забралась в кунг и приступила к экспертизе. Катрин, дабы не мешать исследованиям, присела на подножку грузовика.
Процесс много времени не занял, Лоуд спрыгнула на бренную грязь двора, заложила руки за спину и принялась прогуливаться вдоль борта машины.
— Что, так неоднозначно? — осторожно уточнила Катрин.
— Как сказать. Мы, люди и нелюди науки, предпочитаем не делать скоропостижных выводов. Обоняла я тщательно — запахи свежие, это ты правильно сразу же меня вызвала. Несомненно, у нас тут гомо сапиенсы, несмотря на разрисовку. Но! Во-первых, они на наркотиках или не совсем были здоровы. Определенно — морфий.
— Ну, это здесь случается. Давеча о кокаине речь зашла, нынче морфинисты.
— Случается. Здесь все случается. Некоторые вот специалистов, не закончивших мысль, перебивают.