Бывший литератор вышел, чуть не задев теменем косяк — такая уж спина прямая и несгибаемая. Попытался хлопнуть дверью — но новая, еще даже некрашеная дверь успела разбухнуть и бабахать отказалась. Сыро в революционном Петрограде.
Катрин вышла и попросила у доктора папироску.
— Гордыня большого таланта, — анатом кивнул в сторону входной двери. — Не поверите, молчал академик эти дни как обычный наш клиент. А с вами разговорился. Даже раскричался.
— Мы с ним еще до вашего нервного морга были знакомы. Хотя и шапочно, — Катрин с сомнением глянула на совершенно безвкусную папиросу. — В общем, это печальная история. Слушайте, а вы сегодня здесь? На дежурстве?
— Сегодня и ежедневно. За квартиру полгода нечем платить, перебрался на житие в кабинет. Здесь как-то веселее, да и время экономится. Выхожу только побриться и за газетами. Нет, помнится, недели две тому в синематограф ходил. «Клеопатру»[53] смотрел — весьма душещипательная фильма. Особенно эпизод, когда она со змеей смотрят в зеркало. Слушайте, а давайте я вас в «Пикадилли»[54] приглашу?
— Благодарю, но, увы, дел многовато. Но вполне возможно, я к вам еще загляну. Как раз обсудим одну душещипательную тему…
Во дворе «лорин» ждал под парами.
— И этого отпустили? Который сочинитель? — возмутился Колька. — Он вышел, чуть лошадь не сшиб. Вне себя от ярости. Сейчас найдет какой пулемет, да ка-а-к…
— Вряд ли. Пулеметы у группы изъяты и пересчитаны. И возможности выхода на главарей-кураторов у гражданина литератора больше не имеется. Так что, ухватит револьвер или винтарь. Это если возникнет большое желание к столь категорическому поступку. Особой уверенности, что нужно его отпускать у нас нет, но что прикажешь с ним делать? Бесконечно держать на подсобных работах известного писателя — бессмысленно. В тюрьму засунуть — заработает ореол романтического мученика. А расстрелять… Нет юридической возможности, да и вреда от подобного решения опять же будет больше, чем пользы. Его горячечное воззвание с призывом «к оружию!» в газетах пропечатали с полным восторгом — получится, что мстят злобные большевики великому писателю.
— Тоже верно. Однако, не в себе он, — вздохнул Колька.
— Что тут поделаешь, тут мы бессильны. Кстати, на вот — разрешение и ствол. Надеюсь, понимаешь, что не для баловства?
— Еще бы! — пилот ухватил новенькую скрипучую кобуру с «браунингом» и ордер на оружие. — Исключительно для самообороны. В нынешние дни всякие сомнительные личности взяли привычку заглядываться на хорошие авто. Мало ли…
— В случае осложнений, ты сомнительных личностей лучше дави колесами, — посоветовала шпионка. — Оно у тебя надежнее выйдет.
Домчались до Смольного. Колька остался цеплять на ремень оружие в шикарной оранжевой кобуре (тесновата, но мальчишке не для ковбойских упражнений), а Катрин пошла в отдел. Оказалось заперто, на часах стоял «попутчик» с автоматом.
— Секретное совещание, — шепотом сообщил он, и условно постучал в дверь.
Узкий круг допущенных лиц планировал операцию по ликвидации.
— Придется вот здесь устраивать, — завотделом вела ногтем (безупречным, словно только что от маникюрщицы) по схематичному плану города. — Хотелось бы поторжественнее, где-нибудь на фоне классической архитектуры, но подходящий митинг только здесь. Опять же женская тюряга рядом. Что символизирует!
— Промзона. Есть свои плюсы, — согласился Гру, сонно клюя носом.
— Вы бы хоть для такого случая на приличную карту перешли, — не выдержала Катрин. — Сколько можно периодику мусолить.
— Так привычнее, Екатерина Олеговна, — пояснил мальчишка. — А по большому плану города мы операцию потом перепроверим.
— Угу, — подтвердил прапорщик Москаленко с довольно противоестественной ностальгией глядя на оригинальный план столицы, по которому традиционно планировал операции Общий орготдел. — Общие решения так гораздо душевнее принимаются. Хотя и странно, конечно.
Боец Василий кивал — ему условно-примитивная схема и картинки тоже были близки.
Большую часть операций военно-политический мозг Общего орготдела разрабатывал по схемам революционных событий, отображенным на страницах журнала «Пионер»?11 за 1969 год. Хорошие там были картинки, наглядные. Да и статья Митяева[55] очень доходчивая. Но заниматься серьезными делами, ориентируясь вот на это…. Самокритичный Москаленко абсолютно прав. Чрезвычайно странно.
— Ладно, решение принято. Пока есть время, готовим техническую часть, — решительно поднялась со стула оборотень.
Мрачная как туча товарищ Островитянская снаряжалась в последний путь. Гру и прапорщик Москаленко возились с лейкопластырем, наклеивая хитроумные приспособления. О подобных устройствах имел некоторое представление только мальчишка, приходилось прислушиваться к его лаконичным рекомендациям.
— А если пулька справа, а падать мне наоборот? — нервничала оборотень.
— Для этого несколько сквибов[56] и ставим, — пояснил спец по спецтехнике. — Определяете отметку от пули — активируете — падаете. Если все пройдет оперативненько, свидетели не сообразят.
— «Оперативненько». Поучи еще, фруктоед несчастный, — ворчала завотделом. — Рухну-то я качественно, не сомневайтесь. Но сколько можно на меня лепить?! Вот и жакетку жалко — привычная, ее бы еще носить и носить. Да, и еще…
Оборотень молча, но очень значительно посмотрела на Василия.
— Буду предельно внимателен и осторожен, — заверил снайпер.
— Будь, — согласилась Лоуд. — Пулька, она, как известно, дура. Но на тебя я крепко надеюсь. Меня из винтовки еще не убивали, а первый раз, он очень волнительный.
Кабинет начал наполняться: немногочисленные, оказавшиеся свободными бойцы-«попутчики», влившиеся в отдел красногвардейцы, высвистанный из Зимнего комиссар Дугов и даже работники местной столовой. Последним прибыл недоумевающий штабс-капитан Лисицын.
— Все, больше ждать некогда, — Островитянская встала у своего стола, поправила немногочисленные оставшиеся в вазе пунцовые розы. — Товарищи, я решилась краткосрочно оторвать вас от дел, дабы попрощаться. Уезжать по-английски как-то не по-людски. Да и вообще недолюбливаю я этих англичан. В общем, мы отбываем, когда вернемся, неочевидно. Да и мало ли… время нынче решительное и бесповоротное.
— Да куда же вы, товарищ Люда?! — ахнула тетенька из столовой ЦИКа. — Как мы без вас?!
— Придется вам поднапрячься, — улыбнулась завотделом. — Обстановка требует нашего незамедлительного выезда в Москву. Ситуация там тревожная, сами знаете. Провокаторов в Москве уйма, а сознательности недостаток. Нужно предотвратить непоправимое. Так что сейчас я на митинг — обещала на «Арсенале» выступить, потом на вокзал и первым же паровозом в так называемую Первопрестольную. Разрешите пожелать всем вам твердости, терпения и бодрости духа! Впереди решение сложнейших проблем, преодоление бессчетных неприступных политических Анд и Гималаев на пути строительства нового, небывалого народного государства. Но мы справимся, товарищи! Главное, единство народа и несгибаемость на пути к нашей светлой цели. Помним, что мы строим новый мир, но не хищнически и безумно уничтожаем старый! Всякое будет в нашей жизни, и врагов будет вдосталь. Но «враг» — это не пожизненное клеймо. Оставим эти крепостнические упоротые ухватки. Работать нужно, превращать людей в единомышленников, в друзей. Вот стоим мы все здесь — недавно еще незнакомые, неделю назад готовые стрелять в друг друга. А ведь делаем сейчас одно общее и нужное дело. Так держать, товарищи! Спасибо всем!
— Вы возвращайтесь поскорее, товарищ Люда, — попросил один из красногвардейцев. — С вами и понятнее и веселее!
— Еще бы со мной было непонятнее, — улыбаясь, Островитянская принялась пожимать руки коллегам и соратникам. — Я ж вас всех люблю, товарищи!
— Именно. Мы вас всех любим, — подтвердила Катрин, прощаясь с моряками-телеграфистами. — И красных, и белых!
— И всех остальных! Особенно, черных и зеленых! — очень искренне и горячо поддержала широко мыслящая завотделом…
— Олег Петрович, Федор, задержитесь, дело есть срочное, — вполголоса предупредила Катрин членов расформированной следственной группы.
Подошла Островитянская.
— Так, вам как проверенным и ответственным гражданам и товарищам особое задание. Со штабом Округа и ВРК согласованно, — Лоуд достала из ящика стола подписанные ордера и командировочные удостоверения. — Срочно следуете в Москву.
— Но кем подписан приказ? — изумился штабс-капитан. — Генерал Полковников подал в отставку, и…
— Вполне понимаю чувства Петра Георгиевича, но, полагаю, ему придется повременить, — строго сказала товарищ Островитянская. — Еще пару дней покомандует. А вы выезжаете немедленно. Федя, ты обеспечишь помощь и поддержку московскому ВРК, вы, Олег Петрович, необходимы для связи с полковником Рябцевым.[57] Кровь из носу — нужно договориться! Иначе не из носа капнет кровушка, а вообще умоемся. По банному, с головы до ног.
— Понял, — кивнул анархист. — Но вы же там будете? У вас убалтывать офицериков куда лучше получается.
— Нам везде не поспеть, — призналась завотделом. — Вы по своей линии поднатужитесь, мы со своей стороны постараемся не подкачать. Да, еще одна тонкость. Это в большей степени к вам, Олег Петрович. По нашим сведениям в Москве появится одна персона. Внезапно! Не то чтобы особо важная и вызывающая беспокойство — пулеметов за спиной этой одинокой персоны уж точно нет. Но надо бы присмотреть за этим человечком. Опыта по охранно-военным мероприятиям там не хватает. Посему человеку рекомендовали вас. Вдруг сработаетесь?
— Польщен, но отчего такая честь и рекомендации? — насторожился штабс-капитан.