Такое внимание к собственной персоне льстило, но вообще Катрин не любила навязчивых мужчин. Лоуд была права — наживку стоило закинуть. Купится Иванов или нет, вот в чем вопрос. Взять практически беззащитную девушку в музее — заманчиво. Но, сил для ловли конкретных «практически беззащитных» особ и возможности маневра силами в городе у «Иванова» не так-то много.
Имелись рабочие версии, зачем именно понадобилась таинственному злодею скромная молодая дама. Но лучше бы их, эти версии, проверить. Ну, или пресечь в корне нездоровую деятельность нехорошего «Иванова».
— Ты здесь бывала? — поинтересовался л-матрос, высаживаясь из авто — «лорин» тормознул на Миллионной у подъезда со знаменитыми гранитными фигурами.[59]
— В детстве. Маман прокачивала обязательную программу культурного воспитания. Помнится, я здорово устала бродить по залам. Собственно, это все что помнится.
— Урывистое у тебя образование, товарищ Мезина. По типу «когда-нибудь чему-нибудь». Нехорошо!
— Да уж чего хорошего.
Катрин повернулась к машине:
— Коля, ставь машину на виду и жди. Появится Москаленко или кто-то из бойцов, скажут, куда дальше. И успехов тебе! Главное, не спеши шею сворачивать.
Шпионки пожали водителю руку.
— Может, тебя чмокнуть на прощанье? — сипло поинтересовался л-матрос.
— Не обязательно, — поспешно заверил пилот. — Счастливо вам в поездках. В разных. Всем.
Машина отъехала, шпионки посмотрели на атлантов.
— Роскошные мужчины, — отметила Лоуд. — Главное — реалистично отраженные! Я как-то с ними лично встречалась — один в один!
— Не надо меня запугивать, — попросила Катрин. — Тут вообще-то открыто?
Двери оказались запертыми, но на стук выглянул солдат в распоясанной шинели и строго сообщил, что «музей зачинен до после-революции».
— Ты, саперская душа, отпирай, — дружески предложил л-матрос, демонстрируя мандат Общего орготдела. — Мы не до экспозиции, а с проверкой остекления. Зима на пороге, а вымерзания ценностей Советская власть допускать не собирается.
Эрмитаж охранял караул 2-го запасного Саперного батальона. Саперов было их не то чтобы густо: выставленные у разных дверей три поста по два штыка. Ходить в залы саперы опасались, поскольку имелся строгий приказ ничего музейного не попортить, да и вообще в темноте среди непонятных картин и статуй было жутковато.
Солдаты были вполне настоящие, не подставные. Предложили кипятку и фонарь, но обпивать-объедать саперных караульных шпионки не собирались, а фонарики имели собственные. Уточнив, не было ли сегодня чего необычного, комиссия Общего орготдела направилась в глубину сокровищницы.
— М-да, в этой плоскости у нас малость недодумано, — признала Лоуд, вновь превращаясь в симпатичную товарища Островитянскую. — Оппоненты попросту могут нас не найти. Эрмитажей тут еще и несколько штук. Хотя, нет, Малый и Старый это, кажется, одно. В общем, все напутано из сложных архитектурных соображений. Может, нужно было на посту сидеть? Завели бы граммофон, пообщались…
— А если оппоненты элементарно вздумают нашвырять гранат на завыванья того граммофона? Всяких звуко-сослепительных?
— Да, тоже не вариант. Я гранаты не люблю как класс и злобную выдумку буржуазного милитаризма. Ладно, придется прогуливаться и ждать. Должны вломиться, мы подманим и поставим точку.
— Хотелось бы поставить. А чего ты опять в завотдельском облике? Я понимаю твою привязанность к руководящему посту, но уже как-то нездорово. Все ж ты слегка мертвая.
— Не надо мне тыкать и попрекать высокими постами! На мне подсох тот мерзкий киношный кисель, да еще лейкопластыря с проводками на шкуру налепили с лихвой. Все чешется, свербит и аллергирует, — объяснила оборотень. — Жакетка-то настоящая, под ней скрестись удобнее. А иллюзия в смысле почесывания отягощает. А что мертвая… В порядочном музее просто обязаны шляться призраки. Товарищ Островитянская — актуальный и идеологически верный вариант потусторонности. Или тут имеются какие-то местные старорежимные граждане-призраки?
Про местных призраков Катрин не знала. Коты специальные, вроде бы должны бродить. Хотя музей-дворец, здесь кругом сложные наслоения культурных и исторических воспоминаний. А какие воспоминания без безвинно удушенных, отравленных и ткнутых кинжалом в спину? Но на память ничего не приходило…
Нынешний Эрмитаж, конечно, порядком отличался от того, что помнился шпионке. Экспозиции иные, не очень-то и привычного музейного вида, самое ценное вывезено в Москву, беспорядок, иной раз приходилось натыкаться на мебельные заграждения и штабеля ящиков. Огромного пыльного буфета на первом этаже Катрин вообще не помнила. Шпионки поднялись на второй этаж, неспешно брели немецкими и голландскими живописными залами — слабый свет падал в щели портьер на высоченных окнах, картины на стенах сливались в единый сюжет. Как справедливо отметила профессор — недостаток освещения склоняет непримиримый спор художественных направлений к абсолютной победе мышастого реализма.
В зале Рубенса засадная группа сочла возможным передохнуть на мягких банкетках. Богатый вишневый бархат, пыль и позолота — подсказала краткая вспышка фонарика. Но сидеть мягко.
Лоуд вслух размышляла о пользе диет и моде на фитнес. Думали шпионки, конечно, об ином.
— Не придут, — предрекла, играя тростью, Катрин. — Уже начало восьмого, если бы комиссия работала, мы бы уже домой собирались. Невзирая на широкоизвестный трудоголизм Общего орготдела, работать беспрерывно невозможно. Особенно ввиду отсутствия наличия работающей столовой или буфета.
— Да, я тоже жрать хочу, — согласилась напарница. — Могут не прийти. Есть мнение, что этот Иванов весьма тертый и хитрозадый шмондюк. Ну что, снимаемся и отзываемся засадные полки?
— Надо бы еще подождать часок-полтора. Логичнее ворогу заявиться уже в темноте и перехватить нас где-то на выходе-входе. Хотя темнота уже давно есть, а признаков вторжения нет…
— Могут тебя на подъезде попытаться подсечь, — заметила многоопытная профессор. — Рисково и шумно, но если они не решатся сюда сунуться… Хотя как они тебя рассчитывают брать в машине? Ты же по-любому маузеры успеешь хапнуть.
— Может, я вообще не такой уж особо ценной считаюсь?
— В понимании Иванова — ты ключ. Умеешь Прыгать без машин, а это, в их замшелом представлении — бесценно. Я так вообще сущий клад, но про меня не знают. Ибо я скромная.
— Ты, конечно, просто эталон скромности и малоизвестности. Но мы все пока домысливаем, а гипотезы спорные.
— Как прикажешь проверять, если лабораторного материала не имеем? — возмутилась профессор. — И вообще не усложняй. Ситуация проста: или придут, или не придут. Поскольку сигналов и вообще шума нет, значит, второй вариант. Не огорчайся. Дома честно скажешь, что туристическая поездка вышла на славу. Все осмотрела, с царем и Ильичом поздоровалась, в лимузине прокатилась, в музеях побывала.
— Угу. Может еще пройдемся? Тут где-то Рыцарский зал должен быть. Надо бы взглянуть. Из практических соображений.
— У тебя фигура для доспехов нестандартная, — напомнила Лоуд. — И вообще они тяжелые. Сама понесешь.
— Как феодалка и известная угнетательница, могу себе позволить изготовление доспехов на заказ, — напомнила Катрин. — Но что толку на месте сидеть?
Действительно, сидеть в темном музее оказалось скучно. Изредка доносился стук копыт по мостовой — проезжали редкие извозчики. Прошагал отряд юнкеров — было слышно, как ругали какого-то Корякина — нижний чин, а при передаче караульного поста придирается будто инспектор генштаба.
— Сработаются, — задумчиво сказала Лоуд, освещая узким лучом фонарика огромную картину. — Ругань — это признак нормальной рабочей обстановки. Хотя не царские времена, и с табуированной лексикой нам необходимо непримиримо бороться! Или хотя бы ее разнообразить. А то музеи вон какие пространные, а ругань наоборот. Слушай, а почему тут написано «Гибельный шторм»? Волна хилая, явно не океанская. Море какое-то мелкообразное. Чего вдруг «гибельный»?
— Потому что это не Айвазовский, а немец какой-то малевал. И вообще нужно было днем засаду делать, при нормальном освещении. Сейчас шедевры рассмотреть трудно. Мы идем в Рыцарский зал или не идем?
— Да на что сдались эти железки? Дома не надоели? Унылая ты, Светлоледя.
Прислушиваясь, шпионки брели по залам. В бесконечных помещениях стояла полная тишина. Никакого сигнала, даже намека нет. Остальные засадные группы — немногочисленные, поскольку большая часть ребят Москаленко была занята и стянуть их к Эрмитажу не представлялось возможным — остальные три группы контролировали торцы здания. Предполагалось, что противник попытается проникнуть в здание именно там. Бойцы заняли позиции еще до полудня и пропустить «расписных» никак не могли. Задержать-захватить врага столь малыми силами в любом случае трудновато, оставалось надеяться на оперативные и скоординированные действия всех групп. Но пока задерживать было попросту некого.
…- Вон они, твои железяки. Ишь выстроились, — входя в следующий зал, осудила Лоуд. — Между прочим, настоящие шпионы не унижаются до размахивания всякой острообразной тяжестью и антисанитарного употевания в доспехах. Если нужно — ткнул ножичком под лопатку, и клиент доволен, и ты достоинство сохраняешь.
— Я на полставки шпионка. А так, просто военный человек и немного леди, — оправдалась Катрин.
— И чего хорошего? Бегаете все взмыленные: дым, лязг, кишки по веткам. Неаккуратная профессия. Вот — даже здесь — самый вонючий зал. Керосином так и прет. Я бы этот военный хлам вынесла в отдельную загородную экспозицию и оградила от несовершеннолетних, — Лоуд обвиняющее указала в сторону двух ближайших стальных фигур. — Поставят вот такого ющеца в культурном месте, а он, может, пожароопасный!
Катрин пожала плечами — Рыцарский зал на то, что помнилось, вообще не походил. Знаменитых конных рыцарей не видно, все как-то мелочно: доспехи, щиты на стенах, несимметрично сбитые в кучки витрины с мечами и клевцами. Но керосином действительно ощутимо пованивало. Чистят им латы, что ли? Странно. И сами манекены странноватые. Этот вот, в миланской кирасе с огромным напузником и странных обвислых портках, он кого изображает? Вольный итальянский крестьянин-партизан, обзаведшийся трофейным железом?