Октябрьская страна — страница 45 из 49

Ошеломлённый Кэррингтон кое-как пораскинул мозгами и даже застонал.

- Но вы погубите нашу фирму! Неужели вы решитесь!

- Ещё как решусь! – усмехнулась тётушка Тилди.

Кэррингтон кинулся в тёмный зал ожидания. Даже издали слышно было как он судорожно крутит телефонный диск. Спустя полчаса к похоронному бюро с рёвом подкатили машины. Три вице-президента в сопровождении перепуганного президента прошествовали в зал ожидания.

- Ну, в чём дело?

Перемежая свою речь отменными проклятиями, тётушка всё им растолковала.

Президенты стали держать совет, а прозектора попросили приостановить свои занятия хотя бы до тех пор, пока не будет достигнуто какое-то соглашение... Прозектор вышел из своей комнаты и стоял тут же, курил большую чёрную сигару и любезно улыбался.

Тётушка Тилди воззрилась на сигару.

- А пепел вы куда стряхиваете? – в страхе спросила она.

Попыхивая сигарой, прозектор невозмутимо ухмыльнулся.

Наконец совет был окончен.

- Скажите по чести, сударыня, вы ведь не пустите нас по миру, а?

Тётушка оглядела стервятников с головы до пят.

- Ну, это бы я с радостью.

Кэррингтона прошиб пот, он отёр лицо платком.

- Можете забрать своё тело.

- Ха! – обрадовалась Тилди. Но тут же опасливо спросила: - В целости-сохранности?

- В целости-сохранности.

- Безо всякого формальдегида?

- Безо всякого формальдегида.

- С кровью?

- Да с кровью же, забирайте его, ради бога, и уходите!

Тётушка Тилди чопорно кивнула.

- Ладно, По рукам. Приведите его в порядок.

Кэррингтон повернулся к прозектору.

- Эй вы, бестолочь! Нечего стоять столбом. Приведите всё в порядок, живо!

- Да смотрите не сыпьте пепел куда не надо! – прикрикнула тётушка Тилди.


- Осторожней, осторожней! – командовала тётушка Тилди. – поставьте плетёнку на пол, а то мне в неё не влезть.

Она не стала особенно разглядывать тело. "Вид самый обыкновенный", - только и заметила она. И опустилась в корзину.

И сразу вся словно заледенела; потом её отчаянно затошнило, закружилась голова. Теперь она вся была точно капля расплавленной материи, точно вода, что пыталась бы просочиться в бетон. Это долгий труд. И тяжкий. Всё равно, что бабочке, которая уже вышла из куколки, сызнова вернуться в старую, жёсткую оболочку.

Вице-президенты со страхом наблюдали за тётушкой Тилди. Мистер Кэррингтон то ломал руки, то взмахивал ими, то тыкал пальцами в воздух, будто этим мог ей помочь. Прозектор только недоверчиво посматривал, да посмеивался, да пожимал плечами.

"Просачиваюсь в холодный, непроницаемый гранит. Просачиваюсь в замороженную старую-престарую статую. Втискиваюсь, втискиваюсь..."

- Да оживай же, чёрт возьми! – прикрикнула тётушка Тилди. – Ну-ка, приподнимись!

Тело чуть привстало, зашуршали сухие прутья корзины.

- Не ленись, согни ноги!

Тело слепо, ощупью поднялось.

- Увидь! – скомандовала тётушка Тилди.

В слепые, затянутые плёнкой глаза проник свет.

- Чувствуй! – подгоняла тётушка Тилди.

Тело вдруг ощутило тёплый воздух, а рядом – жёсткий лабораторный стол и, тяжко дыша, опёрлось на него.

- Шагни!

Тело ступило вперёд – медленно, тяжело.

- Услышь! – приказала она.

В оглохшие уши ворвались звуки: хриплое, нетерпеливое дыхание потрясённого прозектора, хныканье мистера Кэррингтона, её собственный тряскучий голос.

- Иди! – сказала тётушка Тилди.

Тело пошло.

- Думай!

Старый мозг заработал.

- Говори!

- Премного обязано. Благодарствую, - и тело отвесило поклон содержателям похоронного бюро.

- А теперь, - сказала наконец тётушка Тилди, - плачь!

И заплакала блаженно-счастливыми слезами.


И отныне, если вам вздумается навестить тётушку Тилди, вам стоит только в любой день часа в четыре подойти к её лавке древностей и постучаться. На двери висит большой траурный венок. Не обращайте внимания. Тётушка Тилди нарочно его оставила, такой уж у неё нрав! Постучите. Дверь заперта на две задвижки и три замка.

- Кто там? Чёрный человек? – послышится пронзительный голос.

Вы, смеясь, ответите: нет-нет, тётушка Тилди, это я.

И она, тоже смеясь, скажет: "Входите побыстрей!" – распахнёт дверь и мигом захлопнет её за вами, так что чёрному человеку нипочём не проскользнуть. Потом она усадит вас, и нальёт вам кофе, и покажет последний связанный ею свитер. Уже нет в ней прежней бодрости, и глаза стали сдавать, но держится она молодцом.

- Если будете вести себя примерно, - провозгласит тётушка Тилди, отставив в сторону чашку кофе, я вас кое-чем попотчую.

- Чем же? – спросит гость.

- А вот, - скажет тётушка, очень довольная, что ей есть чем похвастать, и шуткой своей довольная.

Потом неторопливо отстегнёт белое кружево на шее и груди и чуточку его раздвинет.

И на миг вы увидите длинный синий шов – аккуратно зашитый разрез, что был сделан при вскрытии.

- Недурно сшито, и не подумаешь, что мужская работа, - снисходительно скажет она. – Что? Ещё чашечку кофе? Пейте на здоровье!

Водосток

The Cistern

1947

Переводчик: С. Анисимов


Весь день лил дождь, и свет уличных фонарей едва пробивался сквозь серую мглу. Сестры уже долго сидели в гостиной. Одна из них, Джулиет, вышивала скатерть; младшая, Анна, пристроилась возле окна и смотрела на темную улицу и темное небо.

Анна прислонилась лбом к оконной раме, однако губы ее шевелились, и наконец, словно после долгого размышления, она сказала:

- Мне это никогда раньше не приходило в голову.

- Ты о чем? - спросила Джулиет.

- Просто я сейчас подумала... Ведь на самом деле здесь, под городом, еще один город. Мертвый город, прямо тут, у нас под ногами.

Джулиет сделала стежок на белом полотне.

- Отойди от окна. Этот дождь как-то странно на тебя влияет.

- Нет, правда! Разве ты никогда раньше не думала о водостоке? Ведь он пронизывает весь город, его туннели - под каждой улицей, и по ним можно ходить, даже не наклоняя головы. Они ветвятся повсюду и в конце концов выводят прямо в море, - говорила Анна, завороженно глядя, как капли дождя за окном разбиваются об асфальт тротуара, как дождь льется с неба и исчезает, стекая вниз сквозь канализационные решетки на углах перекрестка. - А тебе не хотелось бы жить в водостоке?

- Мне бы не хотелось!

- Так здорово - я хочу сказать, если бы об этом больше никто-никто не знал! Жить в водостоке и подглядывать за людьми сквозь прорези решеток, смотреть на них, когда они тебя не видят! Как в детстве, когда мы играли в прятки: бывало, спрячешься, и никто тебя не может найти, а ты все время сидишь совсем рядом с ними в укромном уголке, в безопасности, и тебе тепло и весело. Мне это ужасно нравилось. Должно быть, если живешь в водостоке, чувствуешь себя так же.

Джулиет медленно подняла глаза от вышивки.

- Анна, ты моя сестра, не так ли? Ты ведь когда-то родилась, разве нет? Только вот иногда, когда ты что-нибудь такое говоришь, мне начинает казаться, будто мама в один прекрасный день нашла тебя в капусте, принесла домой, посадила в горшок и вырастила вот до таких размеров. И ты какой была, такой всегда и останешься.

Анна ничего не ответила. Джулиет снова взялась за иголку. Комната была совершенно бесцветной, и ни одна из сестер никак не оживляла ее серости. Минут пять Анна сидела, склонив голову к окну. Наконец она повернулась и, глядя куда-то вдаль, сказала:

- Наверно, ты подумаешь, что мне снился сон. Я имею в виду, пока я тут сидела и думала. Пожалуй, Джулиет, это и впрямь было сном.

На этот раз в ответ промолчала Джулиет.

Анна продолжала шепотом:

- Видно, вся эта вода меня как бы усыпила, и тогда я стала размышлять о дожде, откуда он берется и куда потом девается, исчезая в тех маленьких щелях у тротуаров, а потом подумала о резервуарах, которые глубоко внизу. И вдруг увидела там их: мужчину... и женщину. Внизу, в водостоке, под улицей.

- И зачем же они там оказались? - с любопытством спросила Джулиет.

- А разве нужна какая-то причина? - отозвалась Анна.

- Нет, разумеется, не нужна, если они ненормальные, - сказала Джулиет. - Тогда никаких причин не требуется. Сидят в своем водостоке, и пусть себе сидят.

- Но ведь они не просто сидят в этом туннеле, - проговорила Анна, склонив голову к плечу. Глаза ее двигались под прикрытыми веками, как будто она куда-то смотрела. - Нет, эти двое влюблены друг в друга.

- Бог ты мой, - усмехнулась Джулиет, - неужели это любовь загнала их туда?

- Нет, они там уже много-много лет, - ответила Анна.

- Уж не хочешь ли ты сказать, что они годами живут вместе в этом водостоке? - с недоверием спросила Джулиет.

- Я разве говорила, что они живы? - удивилась Анна. - Нет, конечно. Они мертвые.

Дождь, словно дробь, неистово бил в стекло, капли сливались вместе и струйками стекали вниз.

- Вот как, - обронила Джулиет.

- Да, - с нежностью в голосе произнесла Анна, - мертвые. Он мертвый, и она мертвая. - Казалось, мысль ей понравилась. Словно это было интересное открытие, и она им гордилась. - Он, наверно, очень одинокий человек, который никогда в жизни не путешествовал.

- Откуда ты знаешь?

- Он похож на людей, которые ни разу не путешествовали, но всегда этого хотели. Можно определить по глазам.

- Так ты знаешь, как он выглядит?

- Да. Очень больной и очень красивый. Ну, как это иногда бывает, когда болезнь делает мужчину красивым. От болезни его лицо становится таким худым.

- И он мертвый? - спросила старшая сестра.

- Уже пять лет. - Анна говорила мягко, ее веки то приоткрывались, то опускались, как будто она собиралась поведать длинную историю, которую хорошо знала, и хотела начать ее не спеша, а потом говорить все быстрее и быстрее, покуда рассказ полностью не закрутит в своем вихре ее самое-с расширившимися глазами и приоткрывшимся ртом. Но сейчас она говорила медленно, голос ее лишь слегка дрожал. - Пять лет назад этот человек шел вечером по улице. Он знал, что это та самая улица, по которой он уже много раз ходил и по которой еще множество вечеров подряд ему предстоит ходить. Так вот, он подошел к люку - такой большой круглой крышке посередине улицы - и услышал, как у него под ногами бежит река, понял, что под этой железной крышкой мчится поток и впадает прямо в море. - Анна слегка выт