К моменту гастролей практика Аллы в местной газете закончилась. Они с Олегом расположились в самом центре, в огромной квартире директора запорожского театра, хорошего знакомого Романа Степановича. Запорожский театр уехал куда-то на гастроли, предоставив сцену киевским артистам, а директор разрешил пожить у себя молодым Борисовым.
«Так что с ребенком у нас, — рассказывает Алла Романовна, — все было продумано. Для его рождения выбрали месяц. Хороший, как нам казалось, — апрель. Ленин родился. Только забыли, что в апреле почти всегда — пост. Хотя и бывала я в церкви, особенно перед экзаменами, а житейского соображения никакого не было».
Когда стало ясно, что Алла беременна, Олег сразу стал называть ребенка Юркой. Прикладывал ухо к животу Аллы, прислушивался и спрашивал: «Как там наш Юрка?» Алла хотела девочку. Называла ее Ярославой. Борисовы познакомились тогда с высокой, красивой чешской девушкой, которую звали Ярослава, и Алле понравилось это имя.
Родился мальчик. Роды оказались тяжелыми.
«У меня, — рассказывает Алла Романовна, — была родовая эклампсия. Слава богу, дежурила соседка наша, которая жила в доме рядом с нами. Эклампсия сродни эпилепсии. После этого человек может проснуться слепым, может умереть до этого или после этого, стать слепым. До трех часов ночи я все помню. В восемь утра я проснулась. Бирочка на запястье — сын! Юрочку соседка наша вытащила щипцами. Может быть, и диабет отсюда. Берут же за головку… Поди знай, что да как. Я проснулась, вокруг меня стоят люди: доктор, врачи, среди которых — молодой человек по имени Игорь, с которым я когда-то была в пионерском лагере и который окончил мединститут, моя воспитательница из детского сада… И все подходили и спрашивали: ты меня узнаешь? Боялись, оказывается, что я могла полностью потерять память или вообще не проснуться.
Юрочку мне показали только на третий день. Олегу — в первый же день, в окно. Добрейшая медсестра Мария Ивановна, замечательная женщина. Весил Юра почти четыре килограмма — большой вес плохо для детей, он располагает к диабету. Из больницы я вышла через неделю».
«Занятный был у нас ребенок, — говорит Алла Романовна. — Он уже в пять месяцев сидел на горшочке. Эта фотография у нас есть. Хоть и плохо спинку держал, но сам же сидел. И стоял в кроватке. Любил музыку. У нас в комнате стояла тумбочка с выдвижной радиолой. Сверху — приемник. Мы ставили ему пластинки апрелевские с легкой музыкой: блюзы, песенки о „Ландышах“, о „Сочи“… Юрочка вставал в кроватке, держался за край и пытался двигаться точно в такт ритмичной мелодии.
Пришел Паша Луспекаев: „Ну, покажите ребенка, своего вундеркинда“. Познакомился с Юрой. Продемонстрировали мы „номер“ с этими пластинками. Удовольствие получали все.
Потом, когда Юрочка стал ползать, он подползал к этой радиоле, поднимался, открывал ее и … В стопке пластинок — а они все одинаковые, с голубыми наклейками, — безошибочно находил и „Ландыши“, и „Сочи“… А ведь стоять еще толком не мог. Ему было месяцев восемь.
Мы жили тогда еще все вместе, он ползал по всей квартире. Однажды воткнулся в дверь головой и сломал ключицу… Юрочка занимал в нашей с Олегом жизни все пространство».
«Олег и Алла души не чаяли в Юрочке, — вспоминала Оксана Базилевич, сестра выдающегося футболиста Олега Базилевича, друга Борисова. — Они его боготворили. Это был белокурый ангелочек, которого я держала на руках, чувствуя божественное свечение от ребенка. Он был не по годам серьезным. И еще в младенчестве рассказывал мне „серьезные“ сказки».
Родители Аллы разменяли квартиру, понимая, что жить всем надо раздельно. Брат Аллы был уже взрослый, в год рождения Юры ему исполнилось 18 лет. Спал он в проходной комнате — кабинете Романа Степановича. У Аллы, Олега и Юрочки была своя комната. У родителей — спальня. И еще была общая большая комната — столовая, в которой, к слову, и гуляли в свадебный день.
Неподалеку от театра построили новую пятиэтажку. После размена родители стали жить в трехкомнатной квартире на втором этаже, а Алла с Олегом и Юрой в этом же доме, только в соседнем подъезде в однокомнатной на четвертом этаже. Юра целый день, на «радость» соседям, ставил пластинки. Ставил и сидел рядом с радиолой. Играл с кастрюлями. У него не было автоматов и пистолетов, они его не интересовали.
Потом перебрались в родительский подъезд. «Мы все время проводили вместе, — вспоминает Алла Романовна. — У нас была спокойная семейная жизнь. С родителями порой, уложив Юрочку спать, вели беседы, обсуждали домашние и театральные события до двух-трех часов ночи. Были темы для разговоров, была общность интересов — все время».
Юрочка подрастал. Бегал по двору. Это был двор Музея Тараса Шевченко. Алла пошла работать. Работала на телевидении. Олег пропадал днем на репетициях, вечерами был занят в спектаклях. Юрочка проводил время с Клавдией Григорьевной, помогавшей Латынским по хозяйству. Он называл ее Клавой. Она была для него авторитетом: «Клава сказала», «Клава доктор», «Клава все знает».
Клавдия Григорьевна в свое время была репрессирована после того, как ее мужа, одного из руководителей ВВС на Дальнем Востоке, расстреляли, а детей отправили в детский дом. Роман Латынский выхлопотал ей в Киеве, куда она приехала после освобождения из лагеря и реабилитации, все необходимые документы, стипендию и однокомнатную квартиру.
Читать Юра научился сам — по газетам. Считать — по сантиметру. Годика в три-четыре он начал писать письма — заявки на телевидение. А Клавдия Григорьевна бросала их в почтовый ящик.
Однажды Алла у себя на работе отмечала с коллегами какой-то праздник. Собрались сотрудники молодежной редакции, в которой она работала, и детской редакции. Молодые мамы разговорились о детях — кто из них чем занимается.
«А твой что делает?» — спросили у Аллы.
«Мой Юрочка, — ответил она, — с кастрюлями играет, музыку слушает, читает, уже считает».
«А он что — Борисов?»
«Да. Юрочка Борисов».
«Слушай, ко мне пришло много писем от Юры Борисова, я получила выговор».
Человек по фамилии Скачко, председатель Комитета радио и телевидения, сидел на втором этаже и читал все письма, приходившие в комитет. И следил, чтобы все просьбы телезрителей выполнялись. А если не выполнялись и телезрители продолжали жаловаться, Скачко объявлял «нерадивым» выговор.
И вот маленький Юра Борисов, только-только самостоятельно научившийся писать, забросал телерадиокомитет письмами — просил показать тот или иной мультик. А когда что-то не показывали, писал: «Вы не выполняете мои просьбы. Вас всех надо в телегачок (телегачок — это телекрючок. Была когда-то на украинском телевидении такая сатирическая передача. — А. Г.)». И за это вот письмо коллега Аллы получила выговор… Одно такое Юрино письмо Алле подарили, и она хранит его в домашнем архиве.
Сохранились и сказка, написанная им в детстве, и детектив в семи частях, и какие-то наброски… Как-то Олега Ивановича попросили назвать его любимую книгу. «Это, — ответил он, — сборник рассказов моего сына, который написан им в три года. Сборник называется „Полицейский Жопс-Мопс и убивец Сосис Сардельевич“. Ходил по рукам в Киеве…»
В 1956 году, когда родился Юра, крепкий союз двоих стал нерушимым союзом троих. У отца с сыном были удивительные отношения. Еще совсем ребенком Борисов-младший стал единомышленником Олега Ивановича. Во всем. Даже текст роли артист учил с помощью сына. Юра, став постарше, подавал отцу реплики за всех персонажей.
Когда Юре исполнилось пять лет, Олег Иванович провел с ним первый серьезный разговор. Он зашел к Юре в комнату, взял за руку и привел к книжному шкафу, который располагался в гостиной. Юра запомнил, что с полки был снят томик Гоголя: «Это Николай Васильевич. Самое первое собрание в нашей библиотеке… Вот тебе талон на новое собрание — Чехова. Вот деньги, пойди и купи первый том».
«Мы тогда — папа, мама и я — жили в Киеве, — вспоминал Юра. — На первом этаже дома по бульвару Шевченко, 10, в котором находилась наша квартира, был магазин подписных изданий. Окрыленный полученным заданием, я начал „собирать библиотеку“».
К тому времени в книжном шкафу уже стояли зеленоватый Лесков петрозаводского издательства, восьмитомники Шекспира и Станиславского, синий Томас Манн и — без особой надобности — Майн Рид и Рабиндранат Тагор. Библиотека постепенно росла.
Глава пятаяПредательство
Олег Борисов первым из молодых актеров Театра им. Леси Украинки получил звание заслуженного артиста Украины. Одновременно с Адой Роговцевой. О чем был принят один указ. Роговцева называла Олега того периода «солнечным розовским мальчиком, любимцем Киева»: «Его обожали именно как солнечного мальчика». Успехам Олега, однако, радовались не все. И не все восхищались его действительно блестящей игрой. Труппа болезненно переживала славу своего коллеги. Ада Роговцева, в отличие от остальных коллег Борисова, добро помнившая, была единственная из труппы, не подписавшая письмо в газету «Советская культура», в котором недавние товарищи по внутритеатральным футбольным играм, поездкам на рыбалку, походам на пляж и капустникам сигнализировали: зазнался, дескать, Олег Борисов, премьерничает.
«Я, — рассказывает Роговцева, — страшно возмутилась, потому что я тогда — впрочем, и сейчас — была максималисткой. И сказала: вот тут все ваши подписи, а вот здесь, в сторонке, будет моя — против вас всех, за Борисова. Можно?» (Как не вспомнить тут фильм, в котором герою Борисова пеняет начальство: «Ваша деятельность идет вразрез с общим настроением. Кстати, областная печать уже высказалась по этому поводу. И мы совершенно согласны с автором этой статьи…»)
Ада Роговцева всегда подчеркивала, что она благодарна судьбе за счастливую встречу с Олегом Борисовым. Роговцева снималась в фильме «Когда поют соловьи». Играла знатную телятницу. После выхода фильма название в шутку переиначили — «Когда мычат коровы». У Олега в фильме была небольшая роль — Кузи, водителя секретаря райкома, который привозил телятнице Роговцевой награду за трудовые успехи. Как реликвию она хранит полученную на съемках телеграмму (после того как театральные артисты уехали) с таким содержанием: «Поздравляем Аду-друга. О. Борисов, Ю. Мажуге».