В потрясающей по воздействию на зрителя «Кроткой», которую Лобановский видел в те времена, когда она шла на ленинградской сцене, Борисовым был задан сложнейший ритм — с акцентированными и вместе с тем неожиданными, заставлявшими вздрогнуть и сопереживать паузами и взрывами, чередование которых не поддавалось строго отмеренному следованию времени. Олег Иванович, полагаю, разрабатывая вместе с выдающимся режиссером Львом Додиным идею сценической аритмии, хорошо понимал, что управлением ритма во время спектакля можно добиться весьма сильного эффекта воздействия на зрителей. Аритмию Борисов применил к пониманию сквозного действия, в котором нужны разрывы, повороты, сбросы энергии. Он открыл для себя необходимость в самых трудных случаях обнажать в характере героя странности, вбрасывая абсолютно необходимую, как говорит Анатолий Смелянский, «щепотку шизофрении», «щепотку сумасшествия».
«Он, — пишет Анатолий Смелянский о Борисове в „Кроткой“, — выстраивал сложную и очень замысловатую ритмическую линию, чтобы держать внимание зала. Он использовал опыт своего друга, тренера киевского „Динамо“ Валерия Лобановского, который искал тогда новые „аритмичные“ подходы к футбольной игре». Питер Брук, рассказывает Смелянский (фильм о Борисове из цикла «Мхатчики» он так и назвал — «Аритмия»), посмотрев «Кроткую», был поражен «амплитудой колебаний, предъявленных актером: необыкновенная душевная широта и мощь человека могли, когда актер хотел этого, сжиматься до размеров паука».
Мощнейший выплеск энергии Борисовым в «Кроткой» можно сравнивать с отдачей Лобановского на тренерской скамейке в важных играх, таких, как матчи за выигранные киевским «Динамо» европейские Кубки в 1975 и 1986 годах. Борисов восхищался тренерской концентрацией Лобановского. Если и представлять Олега Ивановича кем-то в футболе, то только, наверное, — тренером. Борисов и Лобановский и по поводу импровизаций (на поле и на сцене) сходились: когда хорошо «сколочено», «спаяно» на репетициях и тренировках, легче рождается нужная импровизация — только в строго заданных пределах! А то ведь можно так сымпровизировать — и в театре, и в футболе, — что исчезнет смысл. Олег, оперировавший термином «запрограммированная импровизация», приводил Валерию слова Всеволода Мейерхольда, считавшего, что импровизационного состояния артист может достичь лишь «при точном режиссерском рисунке».
И на парадоксальном, казалось бы, постулате их взгляды сошлись: и в футболе, и в игре артиста, результат может быть налицо, а может и вовсе не появиться. Это зависит от множества факторов, но в первую очередь — от тренировочного или репетиционного процесса. К тренировкам и репетициям Лобановский и Борисов готовились с той же тщательностью, как к матчам и спектаклям.
Было ощущение, что во время матчей с участием киевского «Динамо» Борисов сжимался и становился частью своего друга, который маятником раскачивался на скамейке запасных, и страстно хотел, чтобы часть эта другу помогла.
Спустя несколько дней после аварии на Чернобыльской АЭС, 2 мая 1986 года киевляне играли в Лионе на стадионе «Жерлан» в финале Кубка кубков с мадридским «Атлетико». «Ты видел?» — Олег Иванович позвонил сразу после игры, завершившейся динамовской победой 3:0. Радостный невероятно. Повторяющий эпизоды игры, потрясающе проведенной динамовцами. Смакующий эти эпизоды: «А как они второй забили! Веер слева направо. Четыре передачи на скорости и — гол. Испанцы, кажется, так и не поняли, что произошло». И — потом: «Неужели они Васильича после этого в сборную не возьмут?»
Несколько дней спустя после победы «Динамо» в Кубке кубков еженедельник «Футбол — хоккей» (№ 19, 11 мая 1986 года) — единственное в советские времена специализированное издание — уделил матчу и его анализу почти половину номера под одним названием «Игра во всех ее проявлениях». В первой части был отчет о матче, написанный одним из лучших футбольных журналистов Валерием Березовским. В части второй — профессиональный разбор финала, сделанный выдающимся футболистом Никитой Симоняном. В части третьей выступил — первый, кажется, и последний раз в спортивной прессе — Олег Борисов.
Олег Иванович надиктовал репортеру то, что он думал о футболе, киевском «Динамо», матче и возникшей ситуации. А думал он, в частности, вот что:
«Говорить хочу о людях, на высочайшем профессиональном уровне работающих в области, которая волнует меня как зрителя, как любителя, как сотоварища, наконец, испытывающего определенную сопричастность, неизъяснимую общность, единство — мыслей, чувств и кажется, что и взглядов. Это и понятно: когда зримо видишь творческий процесс и не менее зримо — его результаты, невольно становишься единомышленником. И не устаешь удивляться этому чуду созидания почти что материальной осязаемости результата. <…>
Не счесть команд, волевых, мужественных и даже вполне умелых — без лидера, руководителя, умеющего организовать игру, знающего, как это сделать, они многого не добились. То, что мы видели в матчах киевского „Динамо“, сыгранных на пути в финал, и что особенно явственно ощутили в финальном матче, лично меня потрясло. Сила динамовцев в поразительно точной организации коллективных действий. Это же надо так подготовить людей! Регулярно читая спортивную прессу, каждый из нас, болельщиков, премного наслышан и вроде как бы даже разбирается в различных методиках подготовки. Знаем мы и о выводе игрока на пик его возможностей. Но чтобы вот так — всех! До единого! Хоть кто-то, скажите, выпадал из ансамбля? Никто! <…>
Единомыслие в понимании игры такими разными и по характерам, и по природным свойствам людей просто-таки поражает. Какое фееричное разнообразие атак показали динамовцы! И какое согласие! В этом плане их игра, готов согласиться, искусство. Искусство реализовать все свои знания и умения, выразить их в едином понимании игры. Мы увидели в Лионе демонстрацию возможностей предельно отлаженного механизма атаки и импровизации в необходимых каждому локальному эпизоду объемах.
О сочетании заданности и импровизации в футболе рассуждают даже больше, чем на театре. И часто, как понимаю я своим любительским умом, уходят в рассуждениях в сторону, порой готовы принять за импровизацию любой жонгляж, любой эффектный трюк, проделанный с одной лишь целью — поразить воображение нетребовательного зрителя. Мне же представляется, что импровизация хороша лишь тогда, когда основательно выстроен каркас игры, создана определенная модель командных действий, модель игры. Импровизация хороша, на мой взгляд, в разумных и реальных пределах. <…>
Не могу, не вправе не сказать о том, что тревожит, знаю, не только меня — тысячи поклонников футбола. На протяжении более чем года мы все убеждаемся в том, что даже самые хорошие футболисты, попав в чужие руки, становятся неузнаваемыми. Без тренера-единомышленника, без тренера, которого они знают и которому целиком доверяют, а он знает все их возможности и пределы, они превращаются в безликую массу. И потому нет у нас уверенности в том, что через месяц в Мексике киевские динамовцы сыграют так, как в Кубке кубков. Но лично я верю, что с Лобановским они быстро преодолеют неизбежный, наверное, и, будем надеяться, недолгий спад — к июню вновь войдут в форму. Увы, в свое время Лобановскому было поспешно отказано в доверии, и, как я понимаю, именно поэтому сборная, теперь уже практически наполовину составленная из киевлян, фактически в полной мере неуправляема. Убежден, что промах надо незамедлительно, не пугаясь того, что все сроки прошли, исправить. <…>
Я высказал здесь свое сокровенно личное мнение, но тешу себя надеждой, что оно не только мое. Убежден! И уже поэтому к нему следовало бы прислушаться…»
На следующий день после выхода этого номера «Футбола — хоккея» — 12 мая — тренерский состав сборной СССР был заменен. Далек от мысли, что статья повлияла на события. Но она не могла остаться незамеченной. Возможно, стала последним аргументом для тех, кто принимал решение.
В день вылета сборной в Мексику мы с Олегом Ивановичем поехали с утра на подмосковную тренировочную базу в Новогорск. В двухкомнатном номере Лобановского все было подготовлено к отъезду. «Васильич, — сказал Борисов, — понимаю, что о шансах спрашивать нелепо, но все же…» — «Времени потеряно много, — ответил Лобановский. — Кое-что удалось сделать, но полностью сбалансировать готовность киевлян и не киевлян пока не удалось».
В стартовом матче чемпионата против Венгрии на поле в Ирапуато вышли восемь (!) киевских динамовцев, вместе с которыми играли спартаковский вратарь Ринат Дасаев, Николай Ларионов из «Зенита» и минский динамовец Сергей Алейников. Венгры были разгромлены 6:0. «Ты видел?» — в ночи позвонил Олег Иванович. И снова, как и после Лиона, мы перебирали с ним эпизоды, восхищались скоростной командной игрой сборной и уровнем ее готовности, вполне сбалансированной. О советской команде заговорили тогда, как о теневом фаворите чемпионата мира. Был уверенный выход из группы, классная ничья с французами. А потом был матч 1/8 финала с Бельгией, в котором команда Лобановского дважды вела в счете и контролировала ход встречи, но шведский арбитр Фредрикссон засчитал два бельгийских мяча, забитые из положения вне игры, и советская команда была вынуждена вернуться домой.
Новый, 1979 год Олег Борисов встречал в больнице. Это было начало его тяжкого недуга, с которым он боролся последние шестнадцать лет жизни. Первыми его навестили Юрий Морозов и Валерий Лобановский. Лобановский попросил возглавлявшего лабораторию киевского «Динамо» Анатолия Зеленцова разработать, в соответствии с диагнозом, научно обоснованную систему бега для Олега — для быстрого восстановления сил, здоровья, поддержания формы. «В больницу Васильич принес график бега, — записал в дневнике Борисов. — Разработали специально для меня — легкая трусца! Все высчитали по секундам с учетом даты и времени моего рождения, биоритмов. Вот выйду отсюда, куплю секундомер и побегу. Нужно жить по программе — пора бы это на старости лет понять!..»