Часто бывает, что по случаю юбилея начинают вовсю чествовать, должное воздавать. Но мое мнение: воздавать нужно вовремя, а не по принципу: дожил — тогда получай. Я всегда противился этому. Если уж отмечать, то хорошей работой. Вот мне 60 и у меня спектакль новенький! Я знал — без славословий не обойдутся, но главное, что работа сделана и теперь не стыдно».
12 ноября 1989 года, через четыре дня после того, как Борисову исполнилось 60 лет, отыграли «Павла» и все вышли на сцену. Олег Иванович в императорском костюме, ему поставили кресло, но он в него не присел. «Вижу, — вспоминал Борисов, — потупив очи, выходит Ефремов. С адресом. Зачем пришел? Совесть загрызла или так — нельзя не поздравить? Во всеуслышание объявил, что двери МХАТа для меня всегда открыты, скоро мне позвонят и предложат несколько ролей на выбор. Врать — не мякину жевать…
Хорошие слова говорили вахтанговцы, Леня Филатов, но добила всех Вертинская. Она выступала в роли Невзорова: „В эфире программа ‘60 лет за 600 секунд’ (в те времена на ленинградском телевидении была весьма популярной передача ‘600 секунд’, которую вел Александр Невзоров. — А. Г.). Во МХАТе таинственно исчезла Кроткая. На месте происшествия обнаружен полуразложившийся труп… простите, труппа. (Ефремов к этому времени ушел, в зале аплодисменты.) Переименовать Орехово-Борисово в Олегово-Борисово. Но Ельцина Б. Н. пока в Павла I не переименовывать, а то сразу задушат. Установить на родине героя бюст Олега — Ефремова, но все-таки с головой Олега Борисова“. (Эта шутка вызвана тем, что диктор программы „Время“, когда объявлял о моем юбилее, оговорился и сказал: „Исполнилось 60 Олегу Ивановичу Ефремову“. Когда уже объявлял погоду, тогда исправился.) Но у Вертинской свой прогноз: „В районе МХАТа радиационный фон повышенный, в районе Театра армии — в пределах одного микрохейфеца в час“. Атмосфера была приятная».
«Я, — рассказывает Анатолий Смелянский, — пошел его смотреть не на премьере, не сразу, зашел повидать Олега, зашел к нему в грим-уборную. Я не видел его год или полтора. Обнял его и понял, что ответного чувства нет. Он отодвинулся чуть-чуть, улыбнулся, спросил:
— Ну, что там Олег?
— Олег как Олег, такой же. Занимается делами Художественного театра.
— Но ты же с ним?
— Олег, я с ним. И я с тобой.
Он меня не отделял от Ефремова. По театральной психологии я, естественно, это понимал. Единственное, чего я тогда не понимал и знать не мог, что я никогда его больше не увижу, не почувствую этот в миллион вольт удар, это сверхвоздействие, подчинюсь его мучительной единственной аритмии».
Для Смелянского, после перехода Борисова во МХАТ с артистом подружившегося и часто выступавшего с ним от общества книголюбов на разных московских площадках — в творческих домах, в библиотеках, это стало «одной из самых ощутимых потерь» в опытах его театральной жизни.
С посещаемостью дела в ЦТСА обстояли не самым лучшим образом. И качество спектаклей оказывало на это влияние, и некоторая удаленность от ближайшей станции метро. Но в те вечера, когда афиша предлагала «Павла I», все чудесным образом менялось. Расстояние от метро до здания театра никого не смущало — на всем протяжении Селезневской улицы, по которой шел путь к ЦТСА, за полтора-два часа до начала спектакля стояли люди в надежде разжиться лишним билетиком. Они жаждали внутреннего диалога с Борисовым — Павлом.
«Какие демагогические пируэты, — отмечала в „Известиях“ Нинель Исмаилова, — выделывает артист, не пользуясь, кажется, никакими внешними фарсовыми приемами, а только опираясь на саркастические свойства ума. „Меня думали за нос водить, но, к несчастью для них, у меня нос курнос — ухватить не за что“. И совсем в кураж вошел и запел даже: „Смех и стон, смех и стон… Дин-дон! Дин-дон!“ Или вспомнить, как примеряет Павел поверх мундира рясу поповскую — бал-маскарад, и в конце концов зеркала виноваты. „Превыше всех пап, царь и папа вместе, Кесарь и Первосвященник — я. Я один во всей вселенной!“ Олег Борисов умеет дать одновременно и характер, и модель в нем. Тиран его вполне индивидуализирован, но и тиран-формула, он всегда как бы сам себя анализирует. Автор и образ, персонаж и судья — перед нашими глазами. Поэтому так интересен актер — с ним непременно зритель что-то познает, додумывает. Интеллектуальная сила его актерского дара учтена режиссером — все деликатно подчинено в спектакле идее аналитического взгляда на человека в истории. Диалоги все вынесены на авансцену, приближены к зрителю. Постановщик видит и слышит целое, имеет ясную художественную цель, поэтому никаких отвлечений, случайностей».
«С юмором был этот человек, Павел Петрович! — отмечал в дневнике Борисов. — И, главное, прощать умел. Об этом свидетельствуют три сцены из пьесы Мережковского. А вот Шарль Франсуа Филибер Массон, выдворенный в Курляндию, этого Павлу не простил. Обида сквозит в его заметках, нечистоплотность. И потому они не внушают доверия. Возможно, несовершенна и пьеса Мережковского… Не все объясняет, а временами еще больше запутывает. Идеальный вариант — снять дотошное историческое кино, наподобие „Людвига“ — тем более у двух этих личностей так много общего. Консультантом пригласить того же Н. Я. Эйдельмана, чтобы по крупицам, проверенным историческим фактам, а главное, с любовью к своей истории воссоздать образ „русского Гамлета“. Но ведь и Висконти уже нет, и мне бы эту роль в кино играть не пришлось: Павлу 11 марта 1801 года было только 46…
Возможно, кому-то из актеров повезет, и „русский Гамлет“ все-таки появится на нашем экране: не карикатурный, не трафаретный. Пусть повезет Олегу Меньшикову — от души ему этого желаю».
Меньшикова, родившегося с ним в один день — 8 ноября, Борисов, сыгравший с этим молодым человеком в фильме «По главной улице с оркестром», называл «очень талантливым» и желал ему хороших ролей.
«Я был молод и вследствие этого глуповат, — вспоминает съемки ленты „По главной улице с оркестром“ Меньшиков. — И не понимал, с кем я общаюсь. Я понимал, конечно, что Борисов хороший артист. На этом для меня все и заканчивалось. Сама фраза глупая. Сказать „Олег Борисов хороший артист“ — упасть в глазах собеседников.
Мы с ним очень много общались. Мы с ним выпивали после съемок, разговаривали, сидели у него в номере, у нас действительно на период съемок была хорошая человеческая дружба. Я надеюсь, что как-то впитал то слово, которое нес Олег Иванович, но не запоминал. Ну, дурак был: молодой, нравилось сидеть за столом с известным артистом, выпивать с ним. И вот за этим „нравится“ чего-то проворонил».
Устоявшееся мнение: актер Театра на Таганке Валерий Золотухин стал играть Павла после ухода Олега Ивановича из жизни. Об этом, например, говорит сын Владимира Семеновича Высоцкого, директор Культурного центра-музея В. С. Высоцкого Никита: «У него [Золотухина] все в порядке с репутацией. В подтверждение вспомню одну только историю. Ушел из жизни великий актер Олег Борисов. Он играл роль Павла I в Театре Советской армии. Входить в спектакль после того, как ушел артист, тем более такой, — невероятно сложно. К тому же коллеги по сцене любят „обкладывать“ все произошедшее мистическими совпадениями и прочими байками. А Золотухин стал играть главную роль и делал это очень хорошо. После Борисова, на которого фактически был сделан спектакль, так сыграть — этот поступок требует и мужества, и профессионализма».
Предложение заменить Борисова в «Павле I» Золотухин получил 11 февраля 1992 года — до кончины Олега Ивановича оставалось более двух лет. Никто, понятно, тогда о сроках, отпущенных Борисову, не ведал. Он болел, сильно болел. Несколько месяцев с начала сезона 1991/92 года Хейфец не возобновлял «Павла». Руководство театра, по словам Леонида Ефимовича, принялось настаивать, чтобы этот спектакль был в репертуаре. На роль Павла пригласили Золотухина. «Быть может, — говорит Хейфец, — это моя вина, мой грех перед Олегом Ивановичем — артисты всегда тяжело переживают такое. „Павла“ он играл, пока мог, потом я ждал его почти целый сезон. Но больше я ждать не мог — театр задыхался без спектакля, который собирал аншлаги на Большой сцене. И я пригласил Валерия Золотухина, который вошел в спектакль очень достойно. Но Олег Иванович не смог меня понять, и наши личные контакты фактически прекратились. Правда, я уже договорился, что приеду к нему в больницу, но не успел…»
Видеозаписи «Павла I» с Борисовым нет. Остался лишь на аудиопленке радиоспектакль. Но стоит, пожалуй, согласиться с суждениями о «неизбежной смертности спектаклей», «неизбежной линейности времени спектаклей» и с мнением Риммы Павловны Кречетовой о том, что «безвозвратное исчезновение реальных плодов театрального творчества не трагедия, а спасение, непременное условие преемственности».
Могли ли театральное руководство и режиссер подождать еще? Наверное, могли. В 1992 году — том самом, когда он был заменен Золотухиным в «Павле», Олег Иванович сыграл в антрепризе «Человек в футляре», снялся в фильмах «Гроза над Русью» (царь Иван Грозный) и «Луна-парк» (роль Наума Хейфеца), в 1993 году в картине сына — Юрия Борисова — «Мне скучно, бес», в которой сыграл и Мефистофеля, и Господа. Чуть раньше была «Пиковая дама». Чуть позже он принял предложение Льва Додина, задумавшего поставить «Вишневый сад», сыграть Фирса.
В апреле 1992-го, когда новый Павел по средам выходил на сцену Театра армии, Олег Иванович ездил в Париж на озвучение фильма «Луна-парк» (и в Каннах по случаю показа там этой картины побывал). На развалах, где торгуют всякой всячиной — книгами, старыми журналами, орденами, — «встретился» с Павлом I. В дневнике описал «встречу» так: «…меня окликнула старуха с недобрыми глазами-щелочками и заговорила на чистом русском:
— Наградным Георгиевским штандартом интересуетесь? На нем еще два орла и голубые квадратики…
От неожиданности я набрал много воздуха и не смог ничего сказать.
— Есть еще орден Иоанна Иерусалимского.
— Спасибо, я ничего не ищу.
— А вы хоть знаете, что это за орден? Это Мальтийский орден, который существовал в России совсем недолго…