Олег Попов — страница 19 из 24

Весной 1957 года Олег Попов по приглашению известного французского писателя и импрессарио Жоржа Сориа снова едет в Париж — на Международный фестиваль мюзик-холла. Пятнадцать стран были представлены на нем, в том числе и США, пожелавшие «блеснуть» не чем иным, как исполнением рок-эн-ролла.

Олег Попов, представлявший нашу страну, должен был не «заполнять паузы», а выйти с самостоятельным номером на десять-двенадцать минут. С такими условиями он сталкивался впервые. Ни одна из его реприз не была рассчитана на такое большое время. Но Сориа настаивал именно на этом времени, ибо намеревался выпустить Попова на сцену во втором отделении, составленном из «звезд». Каждую из них надо было показать не между прочим, а наиболее полно.

Попов решил соединить два пантомимических номера. Сначала он выходил как праздный гуляка с тросточкой, которой он «случайно» зацеплялся за проволоку, неизвестно зачем очутившуюся на сцене. Постепенно из гуляки он превращался в лихого мастера-эквилибриста, который после каскада блестящих трюков на проволоке соскакивал с нее, раскланивался... и вдруг обнаруживал, что на проволоке вместо него сидит петух. И начинался номер с белым петухом, которого Олег «гипнотизировал», заставлял «уснуть», лечь на бок и даже на спину, чего петухи обычно не любят. После серии комических трюков «оживший» петух, прыгая со стула на стул, взбирался по лестнице на половую щетку (Олег держал ее на лбу), где в знак того, что он свил гнездо, «сносил» яйцо, и оно падало Олегу на голову. В том же номере Попов показывал известную потом сценку «Химчистка», в ходе которой белый петух, пролезая через самоварную трубу, «превращался» в черного. Вся серия трюков и несложная веселая фабула номера давали артисту возможность «показать себя». После этого выступления Попов оказался среди немногих лауреатов столь редкого фестиваля.

В связи с фестивалем артист вспоминает одну интересную встречу. Стояли очень жаркие дни. Даже всегда шумный Париж притих от зноя. Друзья Попова, показывая гостю окрестности города, познакомили его с неким Сэмом Летреном, ресторатором в маленьком местечке, находящемся в пятидесяти километрах от Парижа. Сэм Лет-рен был известен не только как хозяин небольшого ресторана, славившегося своими блюдами из птицы. В цирковых кругах его знали как дрессировщика петухов и кур, которых он сбывал артистам. Радушный хозяин встретил Попова сначала как коллега-дрессировщик. И, только познакомив артиста со своей многочисленной труппой пернатых, он перешел ко второй своей роли — ресторатора. На прощание Летрен подарил Попову книгу, в которой описал свою не совсем обычную деятельность.

Месяц выступал Олег в программе Международного фестиваля мюзик-холла. Он жил на площади Оперы в гостинице «Эдуард Седьмой» и каждый день пешком ходил «на работу».

Свободное время Попов проводил в парижском Музее

истории кино. Специально для него была «прокручена» вся фильмотека комедийных фильмов: все чаплиновские фильмы, десятки кинокомедий, в которых участвовали Бестер Китон, Гарольд Ллойд, Мэри Пикфорд и многие другие актеры, обогатившие всемирный арсенал трюков, жестов и комедийных образов.

В 1958 году в Брюсселе открылась Всемирная выставка. Попов в составе советской цирковой труппы снова побывал в Бельгии. Вместе с В. Дуровым, В. Херцем и М. Тугановым он выступал в Льеже, Антверпене и Остенде, где его восторженно встречали и провожали с арены старые знакомые 1956 года. В июне труппа приехала в Брюссель. Артисты выступали в большом цирке-шапито.

В национальный день Советского Союза цирк дал представление на огромных ступенях, ведущих в советский павильон. Многотысячная толпа перед павильоном бурно приветствовала участников спектакля.

В эти дни произошло еще одно событие в жизни Олега Попова. Ему была присуждена премия Оскара, как лучшему в мире цирковому артисту 1956 года,— большой фарфоровый слон, сидящий на задних ногах. Премию вручил директор Королевского цирка Люсьен Фонсон.

Многое напоминало Попову о гастролях 1956 года. Снова он читал десятки рецензий на свои выступления, на новые репризы, снова дети и взрослые узнавали его на улице, выпрашивали автографы, и снова Попов получил приглашение от страстной любительницы цирка королевы Бельгии Елизаветы. На обеде у королевы Олег показал несколько забавных трюков, которые вызвали восторг у присутствующих своей бесхитростностью и простотой. Олег жонглировал пирожками, съедая их на ходу. Это называлось: «Завтрак без отрыва от производства». Королеве пришлось познакомиться с чисто советской терминологией.

Тысяча девятьсот шестидесятый год. Снова Франция. В программе участвуют В. Дуров, М. Туганов, акробаты Солохины и Довейко, гимнасты П. Чернега и С. Разумов, танцовщица на проволоке Нина Логачева, жонглер и наездник Н. Ольховиков и клоун Олег Попов. Советские артисты выступают в Лионе, Марселе и Париже.

Лионская газета «Прогре» писала: «Этот цирк велик и прекрасен: каждый артист виртуоз в своей области.

Эквилибристы, жонглеры на лошади, танцовщица на проволоке бросают вызов законам тяготения, вступают в единоборство с невозможным и великолепно преуспевают в этом... Огромный успех имеет Олег Попов — давний любимец французских зрителей. Как только этот солнечный клоун появляется на арене, он сразу же становится ее полновластным господином. Все тушуется перед очаровательным выдумщиком. Для нас он экзотический цветок циркового искусства».

В поисках объяснения этой «экзотики» журналисты атаковали супругу Олега — Александру Попову, приехавшую впервые в Париж с музыкально-буффонадным ансамблем «До-ре-ми». В «Франс суар» так описана эта встреча:

«Он — клоун. Она тоже клоун. У них одна профессия и одно имя: месье Попов, мадам Попова. Александре 28 лет, на год меньше, чем ее мужу. У нее круглые щеки, глаза цвета лесного ореха и копна темных волос. На арене она надевает парик из морковных куделей.

— Как вы стали клоуном? По наследству?

Она краснеет и смеется.

— О нет. По любви. Я была скрипачкой. Окончила школу, получила диплом консерватории и начала работать в оркестре Московского цирка. В труппе был один молодой артист, сын металлиста, Олег. Он работал уже три года и уже был «Поповым». А я была ничем. Правда, он находил меня забавной и во время исполнения своих реприз глядел на меня и смеялся. Мы поженились. Но, поскольку я продолжала смешить его и после свадьбы, он сказал мне как-то: «Ты будешь клоуном!» И я стала учиться комической игре под его руководством. Так в нашей жизни стало одним общим интересом больше...»

Правильнее всех объяснила успех советского артиста газета «Юманите»: «Вот уже четыре года Попов — любимое дитя Парижа. Мы снова получили прекрасное впечатление... В период спутников триумф цирка — это тоже победа социализма!»

После первых же спектаклей Попов спешит встретиться со своим старым другом Ахилом Заватта. Французский артист должен был ехать на гастроли в Москву, но задержался в Париже, чтобы увидеться с Поповым. Он показы-

вает своему русскому другу репризы, которые приготовил для московского зрителя. Наибольшее впечатление производит на Олега интермедия о безработном, который носит рекламу ресторана и одновременно воображает, как он поглощает все, о чем написано на рекламном щите. Сценка полна глубокого социального смысла.

Попов выступил вместе с Заватта во Дворце спорта. Французские газеты так описали эту встречу: «Два самых больших клоуна мира встретились в Париже. Лед растаял, как только Олег Попов бросил в голову Заватта бутылку с водой... Так начиналась старинная клоунада, которую с блеском разыграли комики. Попов показал, что он не только современный клоун, он, кроме того, прекрасно справляется с традиционными цирковыми ролями».

Наконец после многочисленных и безуспешных попыток определить место советского клоуна в истории мирового цирка французская пресса пришла к выводу, что «Попов современен и эта черта воспитана в нем советской средой. Он — дитя советской школы цирка». Это признание весьма символично, оно говорит о том, что западные зрители почувствовали самобытность советского искусства даже в таком редком жанре, как цирковая клоунада. Сам Попов активно способствовал утверждению этого мнения. Он много спорил, многое доказывал иностранным искусствоведам и журналистам, вначале упорно перетолковывавшим игру советского актера на западный манер. Попова радовало, что его искусство было наконец понято по-настоящему. Он уже не чувствовал себя во Франции загадочным гостем. Он был русский, советский артист, и его искусство было лишь частицей всего советского искусства.

В Москве Попова ждала радость. За активную деятельность по укреплению мира между народами он был награжден Почетной грамотой Советского комитета защиты мира.

В холодный январский вечер 1961 года от перрона Белорусского вокзала отошел экспресс Москва — Берлин. Среди пассажиров были эквилибристы Волжанские, живописный старик в кавказской папахе — Алибек Кантемиров, руководитель группы замечательных наездников-джигитов, акробат Лев Осинский, жонглеры Хромовы,

Олег Попов и многие другие известные цирковые артисты. Труппе предстояли полугодовые гастроли в Федеративной Республике Германии.

Для Попова эти гастроли были ответственны вдвойне. Первый раз он был в ФРГ в 1959 году, и западногерманский зритель принял его очень хорошо, не будет преувеличением употребить слово «восторженно». Изъявлениями восторга западногерманские зрители превзошли даже избалованную знаменитостями парижскую публику. Правда, газеты ФРГ, желая подпустить «шпильку» советскому цирку, утверждали, что успех-де русских — результат огромного напряжения, что теперь они выдохлись и Попов ни за что не сможет не только показать новое, но и повторить свои достижения. Предстояло опровергнуть это мнение, показать, что достижения советского цирка не рекорды, а нормальная, повседневная работа. И теперь, сидя в купе международного вагона, Попов непрерывно обдумывал трюки — и те, которые он уже приготовил, и те, которые еще предстояло найти. Вместе с ним на диване сидела его мохнатая собачка Джонни. Именно с ней Олегу очень хотелось впервые выйти на манеж Гамбургского цирка. Но реприза с Джонни пока не была найдена. Несмотря на это, артист был уверен, что сумеет показать целиком новый репертуар. Ради этого он решил даже отказаться от своего лучшего номера — эквилибра на свободной проволоке — и быть в предстоящих гастролях только коверным.