— Это иностранные словари,— отвечал клоун.— Я уже выучил к фестивалю много иностранных слов: мерси, бон жур, о ревуар, пардон, Монтан, у э стадион Люжники? Гуд ивнинг, плиз, о'кэй, синерама, гутен абенд, ауф видерзеен, два сольди, бе самэ мучо.
— И ты думаешь, тебе хватит слов, чтобы объясниться с гостями?
— Не только хватит, еще останутся.
— Каким же это образом?
— А вот смотрите, как я буду объясняться,— говорил Попов и направлялся к идущему по манежу «иностранцу».
Сначала они молча приветствовали друг друга, после чего Олег показывал на иностранца пальцем и начинал играть на саксофоне, танцуя краковяк. Иностранец отрицательно качал головой.
— Не поляк,— говорил Олег и танцевал венгерку.
Оказывалось, что иностранец не венгр. Тогда клоун
танцевал падеспань и выяснял, что гость также и не испанец. И только после вальса «Под крышами Парижа»
иностранец говорил: «Су ле туа де Пари» — и уходил в обнимку с Поповым.
— Вот видите! — кричал Олег.— Все ясно без слов!
Но в этом же спектакле он исполнял и более сложные,
интересные сценки. Лирическая сторона его таланта проявляется в сценке «Свидание с любимой девушкой». Встречаются они на острове, посередине заполненного водой манежа. Заливаются соловьи. Они заглушают слова признания, которые хочет произнести влюбленный.
— Лиля! — взывает он.
Но соловьи беснуются все сильнее.
— Слушайте, соловьи, нельзя ли потише? — говорит им Олег.
Но они заглушают его слова. Издавая неистовые трели, «соловьи» выходят из кустов, окружают девушку, увлекая ее с собой... Олег остается один.
— Она ушла с ними,— скорбно говорит обманутый влюбленный и пытается броситься в воду. Его удерживает клоун Мозель.
— Ты с ума сошел! — кричит он.
— Мне не с чего сходить,— заверяет его Олег. — Все! Если я задумал утопиться, то мне море по колено...
— Я тебя умоляю! — стонет Мозель.
Но Попов непреклонен.
— Оставь! Утоплюсь как миленький! — заявляет он.
Потом достает веревку, привязывает к ней камень и с той же мрачностью и решимостью накидывает петлю на шею Мозелю и бросает камень в воду. Мозель, взмахнув руками, летит туда же, а Олег, стоя на острове, восклицает:
— Лиля, прощай!
В шутливой лиричности этой сценки была удивительная проникновенность. Попов создавал характер наивный, рассеянный, но в то же время поэтичный даже в самых смешных моментах. Так еще раз утверждалась на манеже человечность, переданная языком цирка.
Утром, в день открытия фестиваля, Попов вышел из дому. По переполненным улицам он добрался до широкой магистрали, ведущей к стадиону имени В. И. Ленина. Мимо него медленно шли автобусы с иностранными гостями, направлявшимися на открытие фестиваля. Возгласы,
приветствия, рукопожатия на ходу, праздничный шум, речь на всех языках мира оглушали и радовали. Из первого же автобуса, украшенного французскими флажками, раздались возгласы: «Олег Попов!» Артиста приветствовали делегаты Франции, еще совсем недавно видевшие его в Париже, Лионе, Марселе. А вслед за ними имя Попова уже выкрикивали англичане. К ним присоединились итальянцы, шведы, чехи — те, кто даже никогда его не видел, но тем не менее знал хорошо Олега. Эта неожиданная встреча на людной московской улице дала Попову нужную душевную зарядку на все фестивальные дни.
Тридцать первого июля уже начавшие привыкать к фестивальным неожиданностям москвичи стали свидетелями красочного зрелища. Из ворот Центрального парка культуры и отдыха имени М. Горького по проспектам города к стадиону «Динамо» двинулся необычный кортеж — цирковая кавалькада. На нарядно расцвеченных открытых машинах ехало около двухсот цирковых артистов: жонглеры, акробаты, эквилибристы, гимнасты и клоуны. Выступая на ходу, артисты кавалькады образовывали как бы единое, непрерывное цирковое представление. Только один человек из всей кавалькады шел пешком. Это был Олег Попов. Шагая впереди, он «тащил» на кг. нате, привязанном к головной машине, всю кавалькаду. Веселый, молодой, неистощимый на шутки и экспромты он как бы символизировал собой движущую силу нашего циркового искусства, так полно гармонирующую в те дни с духом всемирного молодежного фестиваля. По Садовому кольцу и улице Горького кавалькада пришла на стадион, где ее ожидало около восьмидесяти тысяч зрителей. Более трех часов длилось это необычное представление. В нем выступали артисты разных жанров и разных национальностей — эквилибристы болгарского цирка, дрессировщица Маргарита Назарова, наездники Кантемировы, акробаты Полина Чернега и Степан Разумов.
Но основной тон представлению, как и на улицах Москвы, задавал Олег Попов. Вот он выстраивает на поле стадиона две футбольные команды: это две группы клоунов, разнокалиберных и смешных. Вместо ворот у них, как у мальчишек, кучки брошенной одежды, на майках
один номер — «13», они рассеянны и бестолковы. Команды долго не могут решить, кому начать игру, а начав ее, словно нарочно проделывают все, что раздражает болельщиков в самых плохих матчах: здесь и желание сузить свои ворота и расширить чужие, поставить непробиваемый забор на пути мяча, «поставить в угол» глупого игрока... Все эти шутки вызывали хохот и свист на трибунах, совсем как на настоящем футболе.
До конца фестиваля Попов выступил в более чем ста представлениях: на площадях столицы, в парках, в клубах и на предприятиях. Его можно было видеть под вечер в свете прожекторов на Манежной площади: на деревянном помосте он показывал свой знаменитый номер на проволоке. Днем на Ленинских горах играл в пародийных репризах перед советскими и иностранными студентами. В Большом театре выступал среди лауреатов фестиваля. И при этом он каждый день выходил на манеж Московского цирка как один из главных участников водяной феерии.
«Попов в совершенстве владеет искусством смешного,— писала в те дни газета «Советская культура».— Но это отнюдь не заполнение пауз, а роль, комический образ— центральный персонаж в целом. На скупом тексте клоунады Попов создает ряд интересных сцен. Он показал еще раз, что принес в цирк мало знакомые клоунам простоту и скромность. Несмотря на головокружительный успех, молодому артисту чужды зазнайство и самомнение».
— Олег, покажи что-нибудь о фестивале! — кричали ему зрители на площадях Москвы. И артист показывал такую сценку:
— Я вчера встретил на улице одного очень редкого фестивального гостя,— говорил он.
— А из какой он страны, Олег? — спрашивал ведущий программу.
— Очень трудно сказать. Он был одет как попугай. Я его, конечно, спросил: «Ду ю спик инглиш?» — но он только пожал плечами.
— Вы бы его спросили: «Парле ву франсе?» — подсказывал ведущий.
— Спрашивал, не знает.
— А «Шпрехен зи дейтч?»
— Куда там! Не понимает,— отвечает Олег.— Но все же я нашел с ним общий язык!
— Очень просто! — И Олег начинал выделывать «сумасшедшие» па рок-эн-ролла.— Тут он меня сразу понял!
— Кто же это оказался? — спрашивал ведущий.
— Московский стиляга! — под громкий хохот отвечал Олег.
С одного концерта артист спешил на другой. Не всегда это было легко. Во время фестиваля Москва была совсем иной, чем в обычнее дни. И утром и вечером ее улицы заполняла молодежь. Здесь были и черные, и желтые, и коричневые, и белые. "Москвич" Попова всегда узнавали. Иногда это помогало: люди расступались, образуя коридор из улыбок. А иногда, наоборот долго не хотели отпускать артиста, и Олег пожимал десятки рук, давал автографы и получал сотни значков-сувениров.
На Московском фестивале проводился конкурс цирков. Польша, Румыния, ГДР, ФРГ, Чехословакия, Болгария, Югославия, Монголия, Китай, Дания, Швеция и другие страны прислали на него своих лучших артистов. Не было специального отборочного представления. Жюри учитывало все выступления, где бы они ни проходили — в залах или на площадях. И председатель жюри советский искусствовед и знаток цирка Б. М. Кузнецов и старейший цирковой ветеран Болгарии Лазар Добрич разъезжали и смотрели десятки выступлений. Кандидаты в лауреаты составили сборную цирковую программу, из которой и были отобраны победители.
Золотая медаль «Лучшему артисту цирка» была вручена в Колонном зале Дома Союзов Олегу Константиновичу Попову, клоуну. Ожидание этой награды жило в аплодисментах тысяч зрителей, в десятках газетных рецензий в Советском Союзе и за рубежом, в сообщениях радио, в грамотах, благодарностях и письмах.
Вот одно из этих писем от народной артистки Узбекской ССР Тамары Ханум:
«Уважаемый и всеми любимый артист, Олег Попов! Написать вам это письмо заставили меня мои внучки двух и трех с половиной лет, которые видели вас и захвачены полностью вашей игрой настолько сильно и непо-
средственно, что я решила вам сообщить об этом. Ведь устами младенцев глаголет истина! Восторги всех взрослых вам уже не новы, хотя ко всем тем, что вы имеете, я хотела бы присоединить и свои. Но что они по сравнению с восторгами чистых детских сердец! Примите мои самые наилучшие пожелания: навсегда остаться таким, каков вы теперь, то есть непосредственным, простым, не паяцем, не клоуном, а настоящим советским комическим артистом...
Именно в этом направлении сделал Олег еще один шаг на фестивале. Из контакта с молодежью он вынес убеждение, что направленность его творчества верна, что естественность и правдивость его облика, его игры отвечают духу молодости.
Ну а если придет зрелость? — спрашивает он себя в своем дневнике и отвечает: — Значит, должен вырасти и мой герой». Так приходит он к выводу о необходимости постоянных поисков для совершенствования своего образа — удачная находка хороша лишь на короткий срок. Неудовлетворенность не покидает его.