— Хорошо, я обязательно возьму.
Екатерина улыбнулась, шустро выбежала из кухни и вернулась с роскошной портретной фотографией Мельгунова в очень молодом возрасте. Если бы она только знала, как он сильно отличается от этого снимка!
— Если можно — пусть он распишется. И я хотела ему передать… пару строчек. В благодарность за его талант, работу.
— Обязательно передам.
Рассказывать о том, какой Игорь Евгеньевич «в деле» я не собирался. Я вообще не сплетник. Когда я вышел через полчаса из дома, то увидел старика, ковылявшего по мостовой. Нагнал его и предложил:
— Дедуля, помощь нужна. Денег?
Он бросил на меня быстрый взгляд и пробурчал глухо:
— Нет.
Я остановил его, взяв за рукав плаща, вытащил пару купюр и протянул ему:
— На, купишь себе что-нибудь.
Он как-то слишком резво выдернул руку и заковылял к помойке. Я внимательно понаблюдал за ним. Показалось, что его хромота выглядит слишком театральной, да и сгорбленность — тоже. Я обогнал его, попытался заглянуть в лицо, но он лишь глубже надвинул дряхлую шляпу и, обойдя меня, продолжил свой путь.
Я решил прогуляться, стал нарезать круги по кварталу, пока не наткнулся на кучку бомжей, которые копались в помойке. Я приблизился к ним, стараясь не дышать носом, и весело предложил:
— Ну что, орлы, на бутылку хотите получить?
Они синхронно подняли головы от контейнера и заискивающе взглянули на меня, двое мужиков и баба, все трое в замусоленной, грязной одежде, c сильно помятыми, фиолетово-красными лицами.
— Только пару вопросиков, — быстро добавил я, доставая купюры.
Они жадно взглянули на мои руки и один из них, широкоплечий мужик хрипло спросил:
— И чего надо?
— Старика знаете на Озёрной дом пять? Который в канализации живёт. Любая информация. Как зовут, сколько лет. Родственники. Только без вранья.
Они сразу сникли, растерянно переглянулись.
— Он с нами компанию не водит, — пробурчало, наконец, существо, бывшее когда-то женщиной. — Сам по себе.
— А когда он на улицах появился?
— С год, наверно. Или чуть меньше. До этого его не видел никто. А потом вдруг стал копаться в мусорке.
— А вам он не мешает? Конкуренция, бутылки собирает?
— Не мешает. Бутылки, банки не собирает, — прохрипел второй мужик. — Если кто одежду выкинет, он не берет её, мы потом забираем. И вообще, странный какой-то.
— И чем?
— Непонятно на что живёт. В ночлежке зимой не ночует, сидит в канализации. Там поди сыро, холодно.
— Да, и лекарств не берет, — добавила баба. — И в столовку не ходит. Чудной мужик.
— А менты проверяли его?
— Хто ж его знает, — насупился первый мужик.
— А про призраки, привидения и тому подобное что-нибудь слышали? — я решил попытать счастья на другой теме.
— Тут один тоже про всякие призраки расспрашивал, — мрачно сказал первый мужик. — А потом Вовик его труп обнаружил. В помойке.
— Интересно. А чей труп? — поинтересовался я. — Кто это был, знаете?
— Знаем, — вмешалась баба. — Он грил, корреспондент какой-то. Из Питера кажись. Местные байки собирал, — ухмыльнулась она. — Ходил тут, вопросы задавал. Ну, вот и дозадавался.
— Ладно, спасибо на этом, — я сунул им купюры. — Если что узнаете, я тут рядом живу, на Озёрной пять.
До очередной съёмки оставался час, и я решил найти какой-нибудь сувенир для Миланы, что-нибудь симпатичное. Почему мне пришла в голову эта идея, я не мог понять. Я взглянул в городской справочник, нашёл ювелирный и направился туда.
Довольно большой салон под вывеской «Золотое руно» (фантазии назвать иначе у владельцев не хватило) радовал выбором товаров и я, уткнувшись в витрину, стал размышлять.
— Молодой человек, ищете что-то конкретное? — произнёс мелодичный, женский голос.
Я поднял глаза на девушку в белой блузке и темно-синем коротком жилете, обтягивающий соблазнительный бюст.
— Что, по-вашему, лучше всего купить девушке? Какой сувенир?
— Обручальное кольцо, — продавщица растянула губки в милой лукавой усмешке.
— Нет, это слишком рано.
Она выложила несколько украшений, и я углубился в изучение. Вздрогнул, когда за спиной резко распахнулись двери салона. Обернувшись, я обнаружил торжественную процессию — в окружении двух амбалов в тёмных очках и мента с погонами майора вплыл Мельгунов с «приятелем» Ромой. Они прошествовали к витрине, к которой сразу подбежало несколько девушек-продавщиц, а сзади замаячил мужчина в строгом костюме. Я взглянул на продавщицу, которая обслуживала меня, но она и ухом не повела, и к моей радости не стала меня выпроваживать.
— Опять Мельгунов привёл своего приятеля цацку выбирать, — очень тихо, но с едкой иронией проговорила девушка. — В прошлый раз купил ему браслет с изумрудами за шутку баксов, — доверительно сообщила она.
Я усмехнулся, выбрал кулон на тонкой золотой цепочке, оплатил и вышел на улицу. Я надеялся, что Мельгунов меня не заметил. Я вспомнил про поручение Екатерины и поёжился, общаться с кумиром безумно не хотелось. На трамвае доехал до залива.
Издали заметил суетящихся техников. На каменистом пляже были выложены рельсы с тележкой для камеры, в залив уходила деревянная платформа. По берегу горделиво расхаживал Лифшиц и раздавал указания.
— А Олег, сейчас будем репетировать сцену на пляже. Приготовься.
— Какую сцену на пляже? — удивился я. — У меня в сценарии ничего такого нет.
Лифшиц бросил на меня хмурый взгляд и матерно выругался.
— Лиля! — заорал он. — Почему Верстовскому не дали новый сценарий?
Лиля мгновенно подскочила к нему и растерянно посмотрела вначале на меня, потом на Лифшица.
— Юра, я ничего не знаю про новый вариант, — пролепетала она.
Лифшиц почесал репу:
— Ладно, там все просто. Как скажу, так и будешь делать.
— А где Дмитрий Сергеевич?
— Он с Мельгуновым сцены снимает. А я буду здесь работать с тобой и Миланой, — очень гордый собой, объяснил Лифшиц.
Я заметил, что в отсутствии Верхоланцева, Лифшиц быстро переходил со всеми на «ты», будто возвышал себя таким образом.
— А Милана где? — оглядываясь по сторонам, спросил я, вспомнив про сувенир.
— Верстовский, много вопросов задаёшь, — надменно изрёк Лифшиц. — Сейчас она выйдет. Так, слушай меня внимательно. Дмитрий Сергеевич решил снять несколько сцен, Белла и Франко в молодости. Поскольку ты и так моложе Северцева. Тебя и гримировать, сильно не придётся. В общем, пара кадров об их любви. А вечером уже будет снимать с Игорем Евгеньевичем. Если он сможет, конечно, — добавил он угрюмо.
Я огляделся по сторонам, около пляжа находилось несколько больших трейлеров, особенно выделялся один — самый большой, роскошный, похожий на коттедж на колёсах. Я надеялся, что из него выйдет Милана. Но она подошла с другой стороны, одетая в короткие шортики и блузку, завязанную узлом на животике, что делало её очаровательной.
— Привет! — она взяла меня за руки, показав в мягкой улыбке прелестные ямочки на щёчках.
Захотелось тут же обнять её, но я подумал, что вскоре мне представится великолепная возможность для этого. Официальная. Я поцеловал ей руку, подержав в своей руке немного дольше, чем позволяли приличия.
— Так, давайте репетировать, — скомандовал Лифшиц. — Сразу на камеру будем. Вот здесь, — указал он на пятачок, вокруг которого был выложен круг из рельсов с тележкой и камерой. — Ляжете рядом друг с другом, и будет о чем-нибудь беседовать. Неважно о чем. Это будет идти с музыкальным фоном. Понятна задача?
Я кивнул, подумав с досадой, что эротические сцены с Миланой представлял себе несколько иначе. Когда мы устроились рядом, я сказал:
— Милана, у меня есть для тебя маленький сувенир.
Улыбнувшись, она лукаво спросила:
— Это в честь чего?
— Просто так. Решил подарить.
— Правда? А я думала, ты помнишь, какой сегодня день. А ты забыл, негодник, — щёлкнув меня по носу, с наигранной обидой проговорила она.
— А какой день? — не понял я.
Она упала на спину и засмеялась.
— Мой день рожденья! — звонко крикнула она.
— Я не понял, это по правде, или по фильму?
Она положила мне руки на плечи и, взглянув пристально в глаза, прошептала:
— Взаправду. Вечером будет торжество. Для своих. Но я тебе приглашаю, раз ты уже подарок купил.
— Здорово!
— Олег, ну что ты как тухлая рыба, — мрачно пробурчал Лифшиц, сидевший рядом на корточках. — Никакой жизни, ты же не зомби изображаешь. Больше чувств, страсти в глазах! Никогда баб не любил? Ведёшь себя, как пидор.
Нахлынула обида и страстное желание вмазать по физиономии зарвавшегося Эйзенштейна, но Милана сжала мне руку, и запал мгновенно исчез. Мы начали репетировать. Пригревало солнце, миллионами алмазов сверкали волны залива, и глаза Миланы призывно мерцали, заставляя голову кружиться от счастья.
— Ладно, — холодно сказал Лифшиц. — Ещё репетиция и будет снимать.
Меня разморило. Было так хорошо рядом с Миланой, что я уже не злился на второго режиссёра. Стало жаль Лифшица, который бесновался, ощущая себя лишним на нашем празднике жизни.
— Так, хватит. Идите переодеваться и гримироваться, — деловито проронил Лифшиц, когда мы всласть наговорились с Миланой. — Боря, сейчас будем снимать.
Когда мы вернулись с Миланой, я увидел, что около камеры на тележке сидит увалень в мешковатых джинсах и взмокшей от пота неопределённого цвета футболке с коротким рукавом. Кирилл Невельский, главный оператор-постановщик, видимо, был с Верхоланцевым и Мельгуновым, а здесь орудовал второй оператор Боря.
Рядом с тележкой сидело на корточках двое техников, держали белые отражатели. Солнце уже начало сильно припекать. Лифшиц сделал знак стоящему рядом помощнику с мегафоном, тот проорал:
— Тишина на площадке!
— Фонограмма пошла! Мотор! Плейбэк. Начали! — с удовольствием скомандовал Лифшиц.
Я ощутил, как крутятся лопасти ветродуя — стационарного вентилятора, установленного на тележку, чтобы у нас красиво развевались волосы. Мы вновь начали мило беседовать с Миланой о пустяках, нас приятно обдувало ветерком. Я мог целовать её, прижимать к себе, как мне хотелось. Восхитительная работа.