— Был. Ваш сын…
— Погиб в автокатастрофе пять лет назад. Его приятель сидел за рулём, они врезались в грузовик как раз со стороны пассажирского места, где сидел Ростки, он был жив, когда его приятель вместо того, чтобы вызвать скорую, бросился звонить знакомому гаишнику и ждал его два часа. Ростик умер от потери крови. Экспертиза показала, он был абсолютно трезв.
— И вы не смогли предотвратить это?! — изумился я.
Кастильский, горько усмехнувшись, развёл руками.
— Нет, увы, я оказался не в силах. Мне приснился вещий сон, я рассказал об этом сыну, но он лишь рассмеялся в ответ. Сказал, от судьбы не уйдёшь, ни один предсказатель не смог предотвратить ни одной катастрофы и так далее. Он был фаталистом. Я сделал Психомантиум для того, чтобы общаться с ним, но он ни разу не явился мне. Другие могут общаться с душами их родственников, а мне, увы, это не дано. Сапожник без сапог, — он быстро отвёл в сторону предательски заблестевшие глаза.
— А почему вам не перебраться в Москву, с вашим способностями вы могли загребать огромные деньги.
— В Москве очень много шарлатанов с большими связями, которые для уничтожения конкурента используют отнюдь не сверхъестественные силы, — пояснил Кастильский. — Здесь могила моего сына, только в этом городе я чувствую себя спокойно. Ну что ж, я вас утомил, наверно.
— Да нет, что вы. Но мне пора, извините. Спасибо за все.
Он проводил меня до двери, и печально взглянув, вдруг сказал:
— Олег, приезжайте, когда сможете. Просто так…
Его голос дрогнул, мрачный колдун исчез, я вдруг совершенно отчётливо увидел усталого, беззащитного в своём одиночестве человека.
— Обязательно. Обещаю.
Я ушёл от Кастильского в совершенно растерзанных чувствах. Мне безумно захотелось напиться в ближайшем баре. Прошёлся по улице, и, заметив вывеску с пивной кружкой. В зал вели каменные ступеньки. Тесное помещение, отделённых колоннами, было заставлено маленькими деревянными столиками, за которыми устроились редкие посетители. Я заказал бутылку коньяка, уселся в самом углу и решил в самое кратчайшее время опустошить, быстро плеснул себе в бокал, поднёс ко рту и вдруг понял, что не в состоянии сделать ни глотка. Перед мысленным взором, как в калейдоскопе, промелькнули недавние события, сложившись в единый образ — стройный силуэт, словно вышитый золотыми нитями на фоне темнеющего бархата неба. Сказал ей Верхоланцев о том, что я мёртв? По крайней мере, я должен её увидеть. Бросив непочатую бутылку на столе, я вышел из бара, поймал попутку и доехал до гостиницы. Дверь была открыта — в номере убиралась горничная, толстая баба в кружевном передничке, который смешно топорщился на пузе.
— Уехали? Когда?
— А я почём знаю? — буркнула она.
Я вышел в коридор, мучительная, безумная тоска сжала сердце в холодные тиски. Медленно вышел в фойе, спустился в парк перед гостиницей и вздрогнул от крика:
— Олег!
На другой стороне улицы стоял большой тёмно-зелёный седан, распахнулась задняя дверь, и сердце вдруг подпрыгнуло к самому горлу и забилось там, как раненная птичка в силках. Милана выскочила из машины и побежала ко мне, спотыкаясь, чуть не падая. Повисла у меня на шее, не стесняясь прохожих, начала жадно целовать. Я обнял её, смущённо гладя по спине. Она отстранила меня, пристально вглядываясь в лицо, будто хотела убедиться, что это я. Заплаканные глаза, бледное, измученное лицо, спутанные волосы. Я ощутил безумный стыд, что заставил её так страдать.
— Ты жив, господи, а Дима сказал… — пролепетала она, прижавшись ко мне, и заплакала.
Я услышал, как хлопнула дверь, Верхоланцев вылез с переднего сиденья. Он не удивился, не разозлился, во взгляде сквозило лишь сожаление. Положив руки на крышу машину, он постоял пару минут, наблюдая за нами, и вновь исчез в машине.
Книга 4Возрожденный молнией
Глава 1Точка перехода
— Значит, ты и есть Катя Смирнова?
Девчушка кивнула и застенчиво расправила на коленях белый фартучек.
— Родители погибли пять лет назад. Живу в детдоме. Бабка туда сдала, ненавидит она меня, — хмуро, по-взрослому объяснила она. — У неё дом древний, все удобства во дворе.
— Понятно. Ну, давай рассказывай свою историю.
— А вы действительно журналист? — в голосе сквозило недоверие, и страх.
Я достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение и продемонстрировал ей. Осторожно вытащив из моих рук корочку, она посмотрела внимательно фотографию. Прочла по слогам:
— Редакция средства массовой информации (журнал) «Паранормальные новости». Редакционное удостоверение журналиста номер двадцать пять. Олег Ни-ко-лаевич Вер-стов-ский. Должность — специальный корреспондент. Действительно до двенадцатого декабря две тысячи восемнадцатого года. При оставлении должности данное удостоверение подлежит сдачи в отдел кадров.
Аккуратно закрыла корочку, отдала мне. Повисла пауза. Она молчала, а я терпеливо ждал.
— Хорошо, я расскажу. Мне кажется, они над нами опыты проводят какие-то.
— Стоп. Катя, кто они? Объясни толком.
— У нашего детдома есть спонсор. Компания, которая лекарства производит. Она называется «Джонс и Джонс».
— И что они делают?
— Они дают нам витамины, вроде как для памяти что ли. Чтобы улучшать успеваемость. Только некоторые ребята из-за этого с ума сходят.
— Именно из-за них? И тебе давали?
Девочка помахала отрицательно головой.
— Давали, только я обманываю их. И не принимаю. А моя подружка по комнате их горстями ела. А потом… умерла, — голос моей собеседницы так предательски дрогнул, что я машинально бросил взгляд, не играет ли она на публику. Но девчушка казалась удивительно искренней.
— И как она умерла? От отравления?
— Нет, она… повесилась, — ответила Катя через паузу. — Её на чердаке нашли.
— Катя, это печально, конечно. Сочувствую тебе. Но твоя подруга могла повеситься по любой другой причине. Из-за несчастной любви, к примеру. Наверно, полиция расследовала этот случай?
— Расследовала, но они все замяли. И это не один случай такой был. Было несколько. И все умерли.
— Все повесились? — переспросил я.
— Нет, все по-разному. Но все умерли. И не просто так. Моя подружка Света перед тем, как её нашли, стала такой мрачной. Все время говорила о каких-то кошмарах, где она попадает в другой мир. И ей там страшно. Очень страшно. Она боялась этого. Очень боялась.
— У тебя есть пример этого лекарства? — спросил я.
— Да! Сейчас принесу! — вскрикнула она, резво вскочив из-за столика и убежала.
Через пару минут она вернулась, сильно запыхавшись, и сунула мне в руки флакон. Я высыпал на руку капсулы: красные и синие. Самые обычные, ничего особенного. Раскрыв одну, я понюхал порошок. По крайней мере, на наркотик не похоже.
— Хорошо, Катя, вернусь в Москву, проведу анализ этих капсул и напишу статью, если пойму, что причина в этом.
Покинув кафе, я остановился на крыльце под козырьком. Погода совсем испортилась. По сизо-серому небу медленно двигались кудлатые облака, похожие на отару облезлых овец. Между клочьями «шерсти» проскакивали мелкие зигзаги молний. На нос упала большая капля, на щёку — другая. И через мгновение хлынул поток, превратившийся в стеклянную полупрозрачную стену, за которой едва просвечивали пролетающие по шоссе машины с включёнными фарами. Я поёжился, подняв воротник пиджака, но решил все-таки добраться до своей тачки.
Присев за руль, вытащил из бардачка новую пачку сигарет, закурил, вернувшись мысленно к рассказу юной официантки в придорожном серпуховском кафе. Нет, её слова не произвели большого впечатления. Таких историй за семь лет работы в журнале довелось услышать много. Но эта почему-то подкупила искренностью, детской непосредственностью. И если честно, просто было жаль девчушку. Я встряхнул головой и набрал номер редакции, а когда услышал голос секретаря Любочки, попросил соединить с главредом Коломийцевым.
— Михаил Иванович, я тут, в Серпухове. Встретился с Катей Смирновой. Помните, я вам рассказывал? Она написала, что живет в детдоме, населенным призраками детей. Им дают какие-то лекарственные препараты, который вызывают галлюцинации. Думаю, устроиться туда охранником, учителем, кем-нибудь. И всё проверить. Мне нужны, как обычно, липовые документы, паспорт, трудовая. Думаю, это займёт пару недель, максимум месяц. Я еду в редакцию, за документами.
— Хорошо. Только смотри, возвращаться — плохая примета, — предупредил он.
— Вы прекрасно знаете, мне плевать на суеверия, — проворчал я.
Гроза усилилась, электроразряды расчерчивали иссиня-чёрное небо слепящими зигзагами в сопровождении оглушающего боя ударных небесного оркестра. Я знал, что в машине безопасно, но каждый раз вздрагивал, замечая очередную вспышку.
Я развернулся, выехал на шоссе в сторону Москвы, настолько быстро, насколько позволяло мокрое покрытие.
Расщепивший небосвод разряд угодил прямиком в темнеющий на фоне сизого неба скелет опоры ЛЭП, вызвав фонтан искр, ослепивший на мгновение. Скрежет падающей махины заставил сердце подпрыгнуть. В последнее мгновение я сумел отвернуть руль, чтобы не врезаться в груду металла. Машина слетела с трассы, запрыгав на кочках, остановилась в опасной близости к рухнувшей верхушке. Отдышавшись, я попытался завести машину, но колеса завязли в грунте, с взвизгом бесполезно крутились. Я выругался, распахнул дверь и только поставил ногу, заметив в последнее мгновение оборванный толстый чёрный кабель, лежащий неподалёку. Перед глазами закрутился калейдоскоп разноцветных искр. И тут же упала тьма, словно выключили свет.
Сознание возвращалось вместе с мучительной, ни с чем не сравнимой болью, пронзающей острыми раскалёнными иглами каждую частичку тела при малейшей попытке пошевельнуться. Вся поверхность кожи нестерпимо горела, словно меня вытащили из кратера вулкана, заполненного огненной лавой.
Любой вдох давался неимоверным трудом. Лёгкие разрывали нестерпимые страдания, которые отзывались в висках и бьющемся у самого горла сердце. Рефлекторно попытался открыть глаза, но увидел только непроглядную чернильную тьму и марево ослепительно ярких искр, как при прикосновении оголённого провода под напряжением к металлической поверхности. Когда тактильные ощущения начали возвращаться, понял, что я связан по рукам и ногам, на глазах повязка. И тут же нахлынул, окатил пульсирующий в каждой точке сознания ужас, перехвативший дыхание и остановивший на мгновение сердце.