Но о каком набеге могла идти речь? Высказывались разные версии. Набег связывался с походом Владимира 988 года, отмечалась и аналогия с походом Игоря 941 года (на мой взгляд, наиболее яркая, учитывая соответствующие пассажи о росах-дромитах в рассказах византийских хроник об этом походе). Наконец, одна из гипотез говорила о походе русов в том же самом 904 году, когда произошло нападение арабского флота. Якобы русы удачно воспользовались моментом, когда морские силы империи были отвлечены на флот Льва Триполийского, и внезапно совершили набег на Константинополь, окончившийся для них неудачно. При этом название «дромиты» связывалось с наименованием длинного полуострова Тендра в устье Днепра, который с древности назывался «Ахиллов бег» (Dromos Achilleos). Таким образом, напавшие на Константинополь росы оказывались не русью Олега, а русами, жившими в устье Днепра и на побережье Чёрного моря — славяно-варяжской вольницей, на свой страх и риск решившей попытать счастья у стен византийской столицы[179]. Между тем важной фигурой в интерпретациях текста Псевдо-Симеона выступает некий Рос, который (если, конечно, понимать его как личность) каким-то образом связан с предсказаниями, оракулами и «божественным» озарением. В этом Росе нередко видели отражение образа Вещего Олега.
Иная версия прямо связывает события 904 года с походом Олега на Византию[180]. Согласно ей, в хронике Псевдо-Симеона нашёл отражение именно тот поход Олега, который описан в Повести временных лет и датирован там 907 годом. Эта дата признаётся условной (во всяком случае, она действительно не имеет каких-либо независимых подтверждений, что отмечалось исследователями[181]), а поход руси после 904 года — затруднительным. Дело в том, что в том году Византия заключила мир с Болгарией, а поход Олега, если он собирался быть внезапным, должен был сопровождаться какой-то помощью с болгарской стороны (если не в пропуске сухопутных войск, то, по крайней мере, в снабжении припасами во время прохода флота вдоль побережья). Аргумент существенный, однако, не безусловный. Опираясь на упомянутые Псевдо-Симеоном названия, можно даже реконструировать ход военных действий, описание которого, судя по порядку этих названий в тексте, велось с византийской стороны (в последовательности Иерон — Фарос — росы)[182]. Преимущество этой гипотезы, конечно же, в том, что снимается вопрос об умолчании византийскими хронистами о походе 907 года — он всё-таки отразился в византийском историописании, но лишь в виде «остаточных» сведений топографического и этнонимического характера.
Однако неясное место у Псевдо-Симеона вряд ли может служить основанием для далеко идущих выводов. Во-первых, умозрительным остаётся заключение о том, что поход руси на греков был невозможен после византийско-болгарского мира 904 года. Нет никаких данных о том, каким именно образом двигалось на Константинополь войско Олега и какова была его численность (летописным данным о количестве кораблей вряд ли стоит безоговорочно доверять). Во-вторых, абсолютно гипотетично представление о том, что за схолиями Псевдо-Симеона, то есть перечислением и объяснением разных названий, обязательно должно стоять какое-то связное повествование — напротив, в самом тексте все эти этимологические штудии выглядят, скорее, некоей вставкой, нежели результатом сокращения. Если принять второй вариант, остаётся совершенно непонятным, почему и Продолжатель Феофана, и Псевдо-Симеон пренебрегли рассказом о походе руси, оставив от него лишь (в случае Псевдо-Симеона) этимологические рассуждения. Упомянутые же Псевдо-Симеоном названия (по крайней мере, некоторые из них, особенно близкие по месту к упоминанию росов-дромитов) указывают скорее на поход Игоря 941 года, отражённый и у Продолжателя Феофана, и у Псевдо-Симеона (в своём месте)[183].
Учёные обратили внимание и на тот факт, что перечень названий, подобный тому, который приурочен у Псевдо-Симеона к 904 году, появляется в той же хронике ещё раз — но только в самом начале, тогда, когда говорится о временах эллинизма и о наследниках Александра Македонского (напомню, что эта хроника была всемирной)[184]. Тут уж его появление никак невозможно связать с реальными событиями. Но восходит ли этот перечень (который значительно полнее и охватывает названия и западного Средиземноморья) к последующему, сказать сложно. Скорее, оба перечня опираются на какой-то географический источник, имевшийся у хрониста, и тот «пользовался им каждый раз, когда ему надо было затронуть географическую или топографическую тему. Этим и объясняется то обстоятельство, посему всякий раз, когда заходит речь о народе Рос, он употребляет стереотипно одни и те же фразы»[185]. Следовательно, вряд ли можно усматривать в списке этимологий отражение конкретных реальных событий. Во всяком случае, ничего, кроме объяснения названия росов-дромитов, в сообщении Псевдо-Симеона не содержится. Всё остальное — лишь результат более или менее последовательной реконструкции.
Но если оставаться на позиции датировки похода Олега 907 годом, то что нам может быть достоверно известно о нём? Тут мы снова сталкиваемся с устной традицией и с реконструкциями самого летописца. Рассказ о походе в Повести временных лет начинается так: «Пошёл Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою множество варягов, и словен, и чуди, и словен, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи ("яже суть толковины"): этих всех называли греки "Великая Скифь" ("си вси звахуться от грекь Великая Скуфь"). И с этими всеми пошёл Олег на конях и в кораблях; и было кораблей числом 2000»[186].
Итак, если принять на веру информацию летописи, можно решить, что войско Олега было колоссальным и включало в себя представителей почти всех восточнославянских и финно-угорских племён Руси, в том числе тех, с которыми, как с тиверцами, Олег воевал. Однако детальный анализ этого перечня показывает, что в него были включены племена, которые в начале X века ещё не были подчинены киевскими князьями. Более того, сам перечень обнаруживает следы соединения нескольких перечислений племён из разных мест летописного текста — из вводной, недатированной части, из известий о варяжской дани, которую платили племена на севере, и о захвате Олегом Киева. Таким образом, доверять этому перечислению нет оснований и, скорее всего, оно является не показателем мощи войска Олега, а конструкцией самого летописца, желавшего подчеркнуть масштабный характер похода[187]. Правда, порядок перечисления племён в известии 907 года не вполне соответствует их порядку в статьях-«источниках». Так что работа летописца в данном случае (если она действительно имела место) не была чисто механической.
Тем не менее греческое наименование «Великая Скифь» встречается во вводной части Повести временных лет, где говорится о расселении славянских племён. Так там названы уличи и тиверцы, жившие по Днестру «до самого моря»[188]. В перечне же войска Олега это название как бы отнесено ко всем подвластным Олегу племенам, что, конечно, выглядит преувеличением. Не вполне ясно и слово «толковины». Оно встречается также в «Слове о полку Игореве» («поганые толковины»), но о его значении в науке бытуют разные версии[189]. Одна из самых распространённых интерпретаций — «переводчики», что до некоторой степени согласуется с расселением тиверцев до Чёрного моря. Они действительно могли выступать переводчиками, толмачами при общении с греками[190].
С другой стороны, высказывалась версия, что само название «тиверцы» имеет не славянское, а тюркское происхождение, от тюркского корня со значением «говорить», и, следовательно, перед нами как бы буквальное объяснение этнонима[191]. Тот же тюркский корень отразился и в слове «толмач», которое, вероятно, послужило основой для имени одного из печенежских племён — Талмат (Вороталмат). Это название в качестве одной из печенежских «фем» (военно-административного подразделения) приводит в середине X века в своём труде «Об управлении Империей» Константин Багрянородный (территория этой «фемы» находилась на левобережье Днепра)[192]. Существует и иное предположение: слово «толковины» означает «союзники»[193]. Информацию об уличах и тиверцах летописец мог перенести из вводной части Повести временных лет, но, зная, что Олег воевал с ними, а также то, что уличи были покорены Игорем (об этом есть информация в Новгородской первой летописи, отразившей гипотетический Начальный свод), «он поставил в текст только тиверцев, пояснив, что они были "толковинами" (союзниками), т. е. выступили в поход не по причине подчинения Олегу»[194].
Здесь, впрочем, вновь возникают сложности. Почему, зная о войнах Олега с уличами и тиверцами, летописец всё-таки оставил одно из этих названий в своём перечне? Чтобы добиться представления об участии в походе максимально большего числа племён? Но, зная о подчинении уличей при Игоре (если он действительно об этом знал), почему он всё же не упомянул их, хотя назвал тех же вятичей, покорённых (а уж об этом он знал точно) Святославом? Почему, зная о подчинении уличей Игорем из Начального свода, он не включил эти сведения в саму Повесть временных лет? Наконец, интерпретация «толковинов» как союзников — лишь одна из интерпретаций и явно не самая обоснованная. Поэтому хотя всё это перечисление и выглядит несколько искусственным, летописец, возможно, работал над ним, приспосабливая к тем сведениям, которые могли содержаться в устных преданиях об Олеге — во всяком случае, это была отнюдь не механическая компиляция (о чём говорит и своеобразный порядок самих названий при их перечислении). Поэтому вопрос о составе войска Олега в походе 907 года следует оставить открытым.