[284]. Текст экземпляра с русской стороны был написан на греческом. Вряд ли можно сомневаться, что по-гречески был написан и текст грамоты от императоров. Это снимает вопрос о всяких спекуляциях по поводу «языческой» письменности Древней Руси. Нам неизвестно ни одного вразумительного источника, который свидетельствовал бы о наличии у славян какой бы то ни было оригинальной письменности в дохристианское время. Кириллица и глаголица, разумеется, в начале X века существовали, но это были христианские системы письма. Разумеется, не мог быть написан экземпляр договора и руническим письмом, совершенно не пригодном для таких нужд.
Каким же образом текст договора 911 года и тексты договоров 944 и 971 годов оказались на Руси? Они стали известны не благодаря подлинникам, которые также со временем исчезли, а благодаря включению их в канцелярские копийные книги, куда переписывались тексты важных документов. Об этом свидетельствуют те слова, которыми предваряются тексты договоров в летописи — «равно другаго свещания, бывшаго при…», означающие перевод греческой фразы «копия другого соглашения, которое состоялось при…»[285]. Следовательно, тексты договоров, имевшихся в распоряжении византийской стороны, вносились в копийные книги, которые составлялись при императорской канцелярии, и уже оттуда (ясно, что из разных книг, поскольку договоры заключались в разные годы, разделённые большими промежутками времени) были скопированы в какой-то общий сборник — целенаправленно и, по-видимому, одновременно. В этот момент оригиналов грамот в Константинополе уже не было. Следовательно, копирование пришлось на время много позже самих соглашений, то есть после 971 года. Оно осуществлялось явно по какому-то специальному заказу, поскольку касалось официальных документов императорской канцелярии, и, более того, с помощью особого поиска в этих документах[286]. Я. Малингуди предположила, что переписка договоров произошла до 1046 года, поскольку тогда был заключён последний русско-византийский договор (после неудачного похода 1043 года), текст которого вообще не сохранился[287]. Возможно, такое копирование было осуществлено во времена Ярослава Мудрого[288]. Заказчиком мог выступать и Владимир Святославич, при котором отношения с Византией вступили на качественно новый уровень, благодаря крещению князя и женитьбе его на сестре императора.
Высказывалось предположение и о более поздней датировке копирования текстов договоров. Видный историк-источниковед С. М. Каштанов полагает, что копии договоров были созданы не ранее последней четверти XI века, поскольку только начиная со времени правления императора Никифора III Вотаниата (1078–1081) дата года и число индикта писались в копиях документов не словами, а буквенной цифирью (именно так датировка обозначена и в Повести временных лет). Поскольку текст договоров отсутствует в реконструируемом Начальном своде, составленном, по версии А. А. Шахматова, в начале 1090-х годов, а появляется впервые в Повести временных лет, то учёный приурочил создание копий и их перевод на древнерусский язык именно к этому промежутку. По его мнению, копирование могло быть осуществлено для киевского митрополита Никифора I, грека, прибывшего на Русь в 1104 году. Митрополит был известен антилатинской пропагандой, и сборник русско-византийских договоров (а также, возможно, и каких-то других текстов) был составлен по его указанию накануне отъезда в Киев как «доказательство благотворности русско-византийского альянса»[289]. Высказывалась даже мысль, что именно текст договоров вызвал составление самой Повести временных лет и пересмотр всей летописной картины ранней русской истории[290].
Между тем дата буквенной цифирью необязательно могла присутствовать в греческой копии — её мог таким образом записать летописец, поскольку сам пользовался именно таким способом обозначения хронологических вех. С другой стороны, отсутствие текстов договоров в Начальном своде не может однозначно указывать, что к тому времени ещё не существовало славянских переводов договоров и тем более греческого оригинала, с которого они делались. Создание самих копий (копийного сборника?) и перевод текстов могли отстоять друг от друга на значительный промежуток времени. Лингвистический анализ древнерусских текстов договоров вроде бы показывает, что их переводы делались не одномоментно[291]. Тем не менее датировка переводов временем конца XI — начала XII века представляется наиболее предпочтительной (хотя копийный сборник мог быть составлен и раньше).
Очень интересная особенность переводов, наблюдаемая и в случае договора 911 года, — это форма передачи личных имён послов. Как уже отмечалось, в известии 907 года перечислено пять имён, а в договоре 911 года — 15. Эти лица представляли Олега и «всех, иже суть под рукою его, светлых и великих князь, и его великих бояръ», то есть, очевидно, «архонтов» греческого оригинала, которые, возможно, возглавляли отдельные городские центры «Русской земли»[292], подчинявшиеся власти Олега. Имена русов следующие: «Мы от рода рускаго: Карлы, Инегелд, Фарлоф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карнъ, Фрелавъ, Руаръ, Актеву, Труанъ, Лидул, Фость, Стемид»[293]. Они имеют такие прототипы[294]:
Карлы — Karli
Инегелд — Ingjaldr
Фарлоф — Farulfr
Веремуд — Vermundr
Рулав — Hróðleifr, Hrólfr
Гуды — Guði
Руалд — Hróaldr
Kарн — Kami, Kárr
Фрелав — Friðleifr, Hjörleifr
Pyap — Hróarr
Актеву — Angantyr?
Труан — Þróndr
Лидул — Leiðulfr
Фост — Fastr, Fasti
Стемид — Steinviðr, Steinmarr.
Как видим, практически все эти имена (кроме не вполне ясного «Актеву») являются скандинавскими. Но поразительный факт, на который обратили внимание исследователи — форма этих имён в летописном тексте (переводе договора?) свидетельствует о фонетической передаче, то есть соответствует их реальному звучанию[295]. Скандинавские имена должны были претерпеть некоторую трансформацию при их передаче в греческом языке, а затем измениться уже при переводе с греческого — однако славянский текст даёт формы, близкие скандинавским, без следов греческой трансформации. Это может свидетельствовать о том, что переводчик текста знал древнескандинавский язык или же пользовался помощью кого-то из варягов (возможно, это произошло на этапе составления Повести временных лет, хотя сложно ожидать знания скандинавского языка от летописца). Варяги, сохранившие устные предания о первых русских князьях, могли также помочь прояснить непонятные имена из русско-византийских договоров.
Договор 911 года был, безусловно, одной из важнейших вех в ранней древнерусской истории[296]. Он призван был открыть свободную торговлю для древнерусских купцов, отправлявшихся в Константинополь, установить регулярные отношения Руси с Византией. Русы базировались в квартале монастыря Святого Маманта. Его идентификация вызывает споры. Традиционно считается, что это монастырь вне городских стен, к северу от Константинополя, расположенный на европейском берегу Босфора[297]. Он находился как раз на пути русов, плывших из Чёрного моря к столице империи. Недавно прозвучало иное предположение — это монастырь внутри константинопольских стен[298] (что вроде бы противоречит тексту договоров, где говорится, что далее русы входят в городские ворота). Показательно, что договор 911 года датирован 2 сентября — это день памяти мученика Маманта в православном календаре[299].
Повесть временных лет рассказывает, что после заключения договора император «почтил русских послов дарами — золотом, и шелками, и драгоценными тканями — и приставил к ним своих мужей показать им церковную красоту, золотые палаты и хранящиеся в них богатства»[300]. То есть показывал им, по мнению летописца, «истинную веру». Этот пассаж обычно связывается с летописным повествованием о крещении Руси и о поездке посланцев Владимира Святославича в Византию. Однако в демонстрации «варварам» богатства и величия императорского двора не было ничего удивительного. Византийцы всегда стремились поразить воображение иноземных послов своим неимоверным богатством и роскошью. «Обращалось внимание на эстетическое, эмоциональное воздействие на гостей увиденного в византийской столице. С этой целью демонстрировались императорские и церковные сокровища, памятники искусства, драгоценности. Этой же целью служили и богатые, часто ошеломляющие подарки визитёрам, поднесение которых сопровождалось особым ритуалом»[301]. Так что и эта деталь летописного повествования находит подтверждение в исторической реальности.
Торговля Руси с Византией после заключения договора должна была получить новый импульс. Археологические находки, например в Гнёздове, пока говорят о не слишком интенсивных контактах в это время — связи заметно активизируются уже после следующего русско-византийского договора 944 года[302]