. В то же время после 912 года уровень Днепра поднялся, что, безусловно, облегчило навигацию по этой важнейшей артерии. Русь вывозила, напомню, пушнину, воск и мёд, следы обмена которых на другие товары вряд ли можно обнаружить археологическими методами[303].
После похода Олега русы стали всё более и более заметны в Византии. В начале X века упоминание о судах русов содержится в военном трактате императора Льва VI, того самого, с которым заключал мир Олег — «Тактика»[304]. В XIX книге этого сочинения, посвящённой морским походам («Навмахия» или «О войне на море»), содержатся следующие наставления: «Тебе следует подготавливать малые или же большие дромоны в зависимости от особенностей народов, с которыми ведётся война. Ведь флот варваров-сарацин и флот так называемых борейских скифов не один и тот же: варвары используют большие и тихоходные кумбарии, а скифы — небольшие, лёгкие и быстроходные челны, поскольку реки, впадающие в Понт Эвксинский, не позволяют использовать крупные корабли — всё это обусловливает соответствующие боевые построения»[305]. Под сарацинами подразумеваются арабы, а под северными скифами — русы.
Время создания «Тактики» точно неизвестно, да и навряд ли трактат составлялся одномоментно. По всей видимости, «Тактика» была создана после 904 года[306]. Эта датировка позволяет связать сведения о русских судах с предполагаемым походом русов на Византию в 904 году[307]. Но это, исходя из самого текста Льва, совершенно необязательно. Во-первых, этот пассаж трактата мог быть написан и после 907 года. Во-вторых, сведения о военных действиях против русов могли сохраняться и со времён похода 860 года — трактат предполагает обобщение всего возможного опыта военных действий, тем более со вполне реальным противником. Наконец, в тексте прямо не говорится о военных столкновениях с русами — описываются их суда и навигация по рекам, впадающим в Чёрное море. А это явно было известно византийцам и в мирное время.
Одна из статей договора 911 года определяла условия службы русов в качестве наёмников в византийском войске. Упоминания об этом относятся ещё к концу 860-х годов, когда «тавроскифы» даже принимали участие в политической жизни столицы[308]. Теперь же, согласно договору, «если будет набор в войско и русы захотят почтить вашего царя, и сколько бы ни пришло их в какое время, и захотят остаться у вашего царя по своей воле, то пусть так будет»[309]. Договор разрешал русам поступать на византийскую службу без всяких ограничений (в том числе и со стороны киевского князя). Часть русов воспользовалась этим, по-видимому, сразу же после заключения мира 907 года, оставшись на службе у императоров[310]. Во всяком случае, к 910 году относятся сведения о русских наёмниках, участвовавших в военных действиях в составе византийского войска. В трактате «О церемониях византийского двора», который приписывается императору Константину Багрянородному, упоминается 700 русов, участвовавших в военной экспедиции против арабов на Крит во главе с патрикием Имерием (II, 44). Византийский флот состоял тогда из 187 кораблей, на которых служили 34 тысячи гребцов, флот перевозил 12 с половиной тысяч солдат и 700 русских наёмников. Русы получили за службу один кентинарий золота, что составляло 100 литр или 7200 номисм. Следовательно, каждому полагалось почти по 10,3 номисм — сумма, превышающая стоимость двух быков[311]. Содержание же всего флота обошлось в 17 кентинариев 59 литр и 42 номисмы. Русы получили 1/17 часть этой суммы и, таким образом, «ценились» дороже византийских солдат[312]. Это был не единственный пример, когда русы в качестве наёмников участвовали в войнах, которые вела империя. Впрочем, в тот раз византийский флот, несмотря на всю свою мощь, потерпел в 911 году сокрушительное поражение от арабов у острова Самос. Это поставило крест и на карьере патрикия Имерия.
Глава четвёртаяКаспий
Н. А. Римский-Корсаков. Симфоническая
сюита «Шехеразада».
Море и Синдбадов корабль
Ещё одним следствием похода Олега на Византию и мирного договора с греками можно считать военную активность русов на Востоке, сведений о которой в древнерусских летописях нет. Между тем события эти были весьма значительны, а их размах охватил большие пространства акватории Каспия и его побережья. Каспийское море было знакомо русам, по крайней мере, с начала IX века. По сообщению персидского автора Ибн Хордадбеха, которое относится к 840-м годам, русы активно торговали с Востоком по Волжскому пути. Судя по описанию Ибн Хордадбеха, они спускались к Чёрному морю, затем заходили в устье Дона, поднимались по его течению до волока в Волгу, перетаскивали суда в эту реку и плыли по ней вниз к Каспию. Хотя, разумеется, мог использоваться и прямой путь по Волге, связывавший эту важнейшую водную артерию с севером Руси и Балтикой (в этом случае мог быть переход волоком с Волги на Дон и далее к Чёрному морю). Ибн Хордадбех отмечает, что русы высаживались на «каком-либо облюбованном его берегу»[313], что в принципе означает возможность русов плавать вдоль всего побережья. Однако их конечной целью были города на южном побережье Каспия, откуда открывался прямой (уже сухопутный) путь в Рей и Багдад. Разумеется, плавание вдоль берега моря от устья Волги до берегов Персии было невозможно без остановок на берегу. Не приходится сомневаться, что к началу X века русы хорошо ориентировались в Каспийском регионе, что облегчало их военные предприятия.
При описании похода русов на Каспий, который произошёл в начале X века, выдающийся арабский учёный-географ и историк ал-Масуди, которого именуют «арабским Геродотом», лично побывавший в тех краях спустя несколько десятилетий (что, бесспорно, повышает ценность сообщаемых им сведений), отмечает, что жители прикаспийских областей «не знали в прежние времена врага, [который] вторгся бы к ним (в это море. — Е. П.). Действительно ходили по нему суда купцов и рыбаков»[314]. Поэтому они оказались фактически беззащитными перед опасностью. Из этого можно сделать ещё и тот вывод, что до начала X века отношения русов с местными жителями были исключительно мирными.
Однако персидский учёный Ибн Исфандийар в своей «Истории Табаристана», написанной в 1216–1217 годах, рассказывая о событиях начала X века, сделал важную оговорку о том, что нападение русов на город Абаскун произошло, «как и во время Хасана [ибн] Зайда Алида, когда русы прибыли в Абаскун и вели войну, а Хасан ибн Зайд отправил войско и всех их перебил»[315]. Абаскун (Абесгун) был важным портовым центром, находившимся в юго-восточном «углу» Каспийского моря и имевшим большое торговое значение (а значит, и бывшим закономерным объектом для грабежа). Поскольку правление Хасана ибн Зайда в государстве Алидов в Табаристане на южном побережье Каспия датируется 864–883 годами, то, следовательно, и первое нападение русов на Абаскун должно относиться к этому времени. Между тем на первый взгляд это противоречит информации ал-Масуди, почему ряд исследователей и отрицали реальность данного набега. Но нападение это могло носить локальный характер, забыться к началу 910-х годов и поэтому не отразиться на страницах обобщающих историко-географических трудов, таких как работа ал-Масуди, оставшись фактом местной табаристанской традиции. Поэтому и отрицать реальность первого нападения русов на юго-восточное каспийское побережье уже во второй половине IX века достаточных оснований нет[316].
Исследователи давно обратили внимание на тот факт, что походы русов на Каспий были каким-то образом связаны с их походами на Константинополь — во всяком случае каждый раз военная активность на каспийском направлении разворачивалась после походов на Византию и заключения мира. Так было в 940-х годах при князе Игоре; так, возможно, было и в 860-х годах — во времена императора Михаила III и патриарха Фотия, когда русь напала на Константинополь в 860 году, и при Хасане ибн Зайде на Каспии. Если и эти походы связаны между собой, то первое нападение русов на Абаскун следует датировать серединой 860-х годов, то есть начальными годами правления Хасана, вскоре после византийского похода 860 года. Поход же русов на Каспий в начале X века был также осуществлён после похода Олега на греков 907 года и начала процесса заключения мирного договора. От предшествующего набега на Абаскун на этот раз каспийская военная экспедиция русов отличалась большим размахом, немногим уступавшим константинопольской эпопее. Но прежде чем перейти к рассказу об этом событии, необходимо кратко сказать о том, что представляло собой каспийское побережье в те времена.
Северо-западное побережье Каспия, включая прямой выход в море из Волги, находилось в руках хазар. Сами хазары по Каспийскому морю не плавали, флота у них не было. Они предоставляли такую возможность другим, собирая за это соответствующие пошлины, что было немаловажным элементом местной экономики. В хазарском войске служили также русы и славяне — об этом в середине X века пишет вышеупомянутый ал-Масуди[317]. Южнее по каспийскому побережью находился город Дербент, контролировавший так называемый Дербентский или Каспийский проход — прибрежную полосу между морем и отрогом Большого Кавказского хребта. Это были ворота на юг, связывавшие Северный Кавказ и степную полосу с Закавказьем и Персией. В начале X века Дербент был опорным пунктом арабского влияния на Кавказе, крупным портом, соперничавшим с Итилем — столицей Хазарского каганата на южной Волге. В этот период происходил интенсивный процесс распада Арабского халифата, и на его окраинных землях возникали фактически независимые государства. В Дербенте с 869 года правила династия эмиров Хашимитов. Естественно, отношения каганата и Дербента были враждебными. Для защиты от нападений в городе был построен мол, продолжавший крепостные стены — исследователи полагают, что тем самым с моря Дербент защищался от нападений русов, служивших у хазар или действовавших с их согласия