Сражение мусульман с русами было, конечно же, сухопутным — русы стремились сохранить свои корабли, и потому их основная часть отошла от судов. Количество же нападавших, по-видимому, приближалось к числу самих русов, если исходить из условной численности всего военного контингента русов в этом походе в 20 тысяч человек (разумеется, в продолжении всей кампании русы также несли потери, о чём, в частности, говорит и Ибн Исфандийар). Тем не менее пяти тысячам русов удалось спастись. Не веря хакану, в руках которого находился путь по Дону, русы не могли вернуться прежним путём и поплыли вверх по Волге. Движение против течения (возможно, с какой-то частью добычи, остававшейся на судах) было сложным и могло осуществляться только гребным способом. Вероятно, какая-то часть русов решила идти сухопутным путём и на средней Волге подвергалась нападению буртасов. Другая часть двинулась севернее и оказалась в земле волжских булгар, которые, будучи мусульманами, расправились с ними. Из рассказа ал-Масуди отнюдь, впрочем, не следует, что погибли все русы. Можно думать, что какое-то их число, несмотря на нападения буртасов и булгар, смогло вернуться на Русь. Как бы то ни было, результат этого похода оказался неудачным. Ал-Масуди неточен, когда говорит, что русы с того времени не возобновляли нападений на Каспий. Напротив, другие восточные источники свидетельствуют, что в первой половине 940-х годов, ещё при жизни ал-Масуди, русы вновь появились в прикаспийских землях, поднявшись из Каспия по течению Куры и захватив город Бердаа. Однако труд ал-Масуди составлялся не одномоментно, и соответствующие сведения, тем более относящиеся не к южному побережью Каспийского моря, а к западному, могли до него попросту не дойти.
Далее, столь подробно описав всю историю каспийского похода русов, ал-Масуди делает замечательное заключение: «Мы рассказали эту историю в опровержение высказываний тех, кто утверждает, будто море Хазар соединяется с морем Меотис и Константинопольским проливом со стороны Меотиса и Понта. Но если бы это было так, то русы вышли бы в него, так как это море (Понт, то есть Чёрное море. — Е. П.) — их, как мы сказали, и нет разногласий между тем, что мы сказали, и [тем, что говорят] народы, находящиеся по соседству с этим морем, что море иноземцев (Каспий) не имеет пролива, соединяющегося с другими морями, потому что это море небольшое, хорошо известное». Оказывается, весь этот блестящий рассказ был нужен ал-Масуди только для того, чтобы опровергнуть мнение о соединении Азовского моря с Каспийским через пролив — ведь если бы это было так, русы спокойно вышли бы с Каспия в Чёрное море (Понт), которое, по свидетельству ал-Масуди, есть «море булгар, русов, печенегов» и некоторых других народов. Затем учёный делает важную оговорку: «А то, что мы рассказали о кораблях русов, распространено в этой стране у всех людей, и год известен, и было [это] после 300/912–913 года, но я упустил [из памяти] дату». Подтверждением истинности рассказа, в свою очередь подтверждающего отсутствие пролива между Азовским морем и Каспием, служат его распространённость у всего населения прикаспийских областей (напомним, что ал-Масуди сам побывал в тех краях и лично слышал об этих событиях) и точная дата нападения русов, которую, однако, сам учёный запомнил лишь приблизительно. И здесь нужно отдать должное тщательности и скрупулёзности автора, относящегося к своей аргументации с точностью истинного человека науки.
Казалось бы, рассказы ал-Масуди и Ибн Исфандийара не противоречат друг другу и могут описывать одно и то же событие, что называется, с «разных сторон». Однако в историографии сложились разные точки зрения на само количество каспийских походов русов в начале X века. Одни исследователи полагали, что можно говорить о нескольких походах (двух или даже трёх)[330] и что, следовательно, ал-Масуди и Ибн Исфандийар описывали разные походы; другие — что речь идёт об одном и том же событии[331]. Главным камнем преткновения оказывалась хронология. Датировки набегов, упомянутых Ибн Исфандийаром, относятся, как мы видели, к 910–912 годам, а даты, приводимые ал-Масуди, соотнесены с 300 годом хиджры, то есть с 912–913 годами.
Применительно к походу русов ал-Масуди трижды указывает на эту дату. Первый раз, при обсуждении вопроса: соединяется ли Каспий проливом с Азовским морем — он пишет: «Мы упомянем об этом при нашем рассказе о горе Кавказ, городе Дербент и государстве хазар, и как вошли русы на кораблях в море Хазар, а это [случилось] после 300 года». Ещё два раза — в непосредственном рассказе о походе, в начале и в конце. В начале: «После 300 г. прибыло около 500 кораблей». В конце он допускает примечательную оговорку: «Год известен, и было [это] после 300 г., но я упустил [из памяти] дату»[332]. Этот факт показывает, что ал-Масуди всё-таки не помнил, когда точно состоялся поход, в его памяти он хронологически был приурочен к 300 году, и поэтому датировку ал-Масуди нельзя считать абсолютной. Следовательно, и хронологическое противоречие в известиях Ибн Исфандийара и ал-Масуди оказывается мнимым[333].
Однако упоминание ал-Масуди именно 300 года хиджры как даты набега русов находит объяснение в самом труде учёного. Дело в том, что в другом месте своего труда он пишет: «Около 300 года пришли по морю к Андалусии корабли, на них — какие-то люди, и напали на её побережье. Жители Андалусии думали, что это были маджусы, которые приходят в это море каждые 200 лет, и прибывают они к их стране через пролив, вытекающий из моря Океан, но не через тот пролив, на котором медный маяк. Я же думаю, а Аллах лучше знает, что этот пролив соединяется с [морями] Понт и Меотис, и этот народ — русы, о котором мы уже упоминали, ибо никто, кроме них, не ходит по этому морю, соединяющемуся с морем Океан»[334]. Ал-Масуди приурочивает к 300 году нападение на Андалусию, то есть южное побережье Испании (хотя словом ал-Андалус именовался и весь Пиренейский полуостров), и, как можно думать, соотносит это событие с набегом маджусов (то есть язычников) на Севилью, который, по данным арабских авторов, произошёл в 844 году (229 году хиджры)[335]. Если те маджусы и правда были русы, то, конечно, не восточноевропейские русы, а западноевропейские норманны, пришедшие с севера. На этот раз маджусы пришли также не со стороны Гибралтара (пролива, «на котором медный маяк»), а со стороны «моря Океан», то есть Атлантического океана. Следовательно, они так же были, скорее всего, западноевропейскими норманнами. Но, по мнению ал-Масуди, это были всё-таки русы, поскольку Океан якобы соединён проливом с Азовским и Чёрным морями через северную часть Атлантики[336].
Таким образом, набег норманнов на Андалусию ал-Масуди связал с русами и их походом на Каспий. В начале рассказа о каспийском походе он говорит о норманнах, как одном из «видов» русов, и вновь упоминает о посещении ими Андалусии и других стран. А это значит, что 300 год хиджры был для ал-Масуди хронологической вехой, к которой так или иначе (датировки имели неопределённый характер — «около 300 года» о набеге на Андалусию и «после 300 года» о набеге на Каспий) приурочивались оба набега русов — и на Испанию, и на Прикаспийские области. Ал-Масуди связал эти события единой логикой, полагая, что как в том, так и в этом случае действовали именно русы. Только в первом они прошли к Андалусии через Понт и пролив, соединяющий его с окружающим мир Океаном, а во втором — на Каспий через систему рек между Азовским морем и Каспийским (поскольку ал-Масуди отрицал существование аналогичного пролива между ними). Исходной точкой обоих набегов был, по мысли ал-Масуди, Понт, то есть Чёрное море, которое он считал «морем русов»: «Нет на нём никого другого, и они [живут] на одном из его берегов»[337]. Такое представление было естественным образом связано с тем, что к середине X века, благодаря активно действовавшему Пути из варяг в греки по Чёрному морю действительно плавало немало русских судов[338].
Итак, 300 год хиджры в качестве некоей хронологической вехи для каспийского похода, действительно, можно считать условным. В таком случае хронологическое несоответствие снимается — события, упомянутые Ибн Исфандийаром, как видим, чрезвычайно близки к этой условной дате. Каковы иные аргументы, позволяющие считать описанные восточными авторами набеги этапами одного и того же крупного события? Как мы помним, ал-Масуди утверждает, что до набега русов жители прикаспийских областей не подвергались военным нападениям. О локальном набеге на Абаскун в 860-х годах (или позже, но, во всяком случае, до 884 года) он мог и не знать, но вряд ли походы, совершённые за несколько лет до описанного им, могли стереться из памяти местных жителей. Другой аргумент ещё более весом[339]. Вряд ли можно предположить, что хазары пропускали флот русов на Каспий практически ежегодно, тем более, как пишет ал-Масуди, условием пропуска была половина захваченной в будущем добычи. Логичнее предположить, что и упомянутые Ибн Исфандийаром два набега были двумя эпизодами одного и того же похода — русы просто перезимовали на островах близ Баку, чтобы на следующий год продолжить начатое.
Учитывая все эти обстоятельства, в описаниях восточных авторов можно действительно усматривать рассказы об одной и той же масштабной кампании, осуществлённой русами на Каспии на рубеже 900-х и 910-х годов. Именно поэтому вряд ли можно согласиться с мнением, что набеги, описанные Ибн Исфандийаром, были лишь нападениями «небольших полукупеческих, полуразбойничьих шаек», а поход, описанный ал-Масуди, «не был официальным предприятием Русского государства, а был организован, так сказать, на свой риск и страх варяжско-русской дружиной, нанятой для войны с Византией и отпущенной киевским князем после того, как надобность в ней миновала»