[410]. Как умер Рюрик, неизвестно, и предание не сохранило этого рассказа. А начиная с Аскольда и Дира, русские князья умирают отнюдь не тривиально (гибнут в битвах, например), напротив, рассказы о их смерти представляют собой весьма запоминающиеся и любопытные случаи. Аскольд и Дир предательски убиты Олегом и его воинами, представлявшимися купцами. Олег умирает от укуса змеи, выползшей из черепа коня, что ему предсказывали в неявном виде волхвы. Игорь гибнет от рук древлян, во время осеннего полюдья. Из «Истории» Льва Диакона известно, что его привязали к двум наклонённым стволам деревьев и разорвали надвое. Святослав гибнет из-за печенежской засады на днепровских порогах, а из его черепа делают чашу. Притом все эти примечательные сюжеты находят типологические аналогии в рассказах древнескандинавской «Саги об Инглингах», открывающей масштабный свод саг «Круг Земной» Снорри Стурлусона[411].
«Сага об Инглингах» рассказывает о нескольких поколениях этого рода, одного из самых знаменитых в Скандинавии — рода правителей Швеции и Норвегии. О большинстве этих конунгов неизвестно ничего, кроме обстоятельств их смерти. И эти обстоятельства столь же странны, необычны, а иногда и нелепы, как обстоятельства гибели древнерусских князей. Один из конунгов пьяным падает в чан с мёдом и тонет в нём, другой входит вслед за карликом в камень, третьего убивает вилами какой-то раб и т. д. Такие подробности показывают, что обстоятельства смерти сохраняются в устной традиции и зачастую являются единственными «фактами» жизни героев-правителей. То, как наступает смерть, особенно существенно и, как правило, это выглядит весьма своеобразно. По-видимому, уход в иной мир оказывался важнее конкретных деяний — во всяком случае, такова традиция мифоисторического повествования о древних временах. Та же особенность, следы которой сохранились и в летописном рассказе, роднит легенды о древнерусских князьях с легендарной историей скандинавских конунгов, отразившейся в сагах. Это показывает, что и предания о древнерусских князьях формировались на Руси в славяно-скандинавской среде, для которой были характерны определённые черты древнескандинавского историко-эпического восприятия.
Символичны и «атрибуты» смерти Олега. Как уже говорилось, их три — конь, череп (коня) и змея. Бесспорно, они носят хтонический характер. С одной стороны, конь представляет собой как бы символическое воплощение своего хозяина (недаром известны захоронения с конями в разных культурах, в том числе древнескандинавской и древнерусской). «Конь изначально является единосущным воину созданием, и в качестве самостоятельного персонажа конь может выступать лишь как маркёр всадника»[412]. С другой — конь во многих культурах Евразии, включая индоевропейцев, выступает и в качестве связующего звена между разными мирами — в этом отношении он, безусловно, связан с загробным миром[413]. В славянской традиции конь также сопряжён с погребальным культом. Он являлся одним из жертвенных животных на похоронах. В фольклоре с его помощью герой преодолевает границу между мирами, попадая в далёкие волшебные страны и иные места (например, в Тридевятое царство). Согласно народным представлениям, конь даже может видеть смерть, что выражается в его беспокойном поведении. Очевидна связь коня с персонажами «низшей» славянской мифологии, в частности, с вилами (женскими духами, которые могли иметь конские ноги), русалками, домовым и т. д.[414] Конь использовался в гадательных практиках, существовали приметы и обряды, с помощью которых по поведению коня предсказывали будущее, усматривали предзнаменования в том или ином случае. Это касалось и смерти[415]. Поэтому в легенде о смерти Олега конь, связанный с волхованием, выглядит чрезвычайно показательно.
Особый мотив — споткнувшийся конь как дурная примета, знак будущей беды или гибели. Ближайший по времени к Олегу пример можно найти в той же Повести временных лет[416]. «Глеб тотчас же сел на коня и отправился с малою дружиною, потому что был послушлив отцу. И когда пришёл он на Волгу, то в поле споткнулся конь его на рытвине, и повредил Глеб себе немного ногу»[417]. Речь идёт о князе Глебе Владимировиче, убитом в 1015 году по приказу Святополка Окаянного. Существенно, что в этом рассказе не только спотыкается конь, но и повреждается нога князя — всё это знаки скорой смерти, роднящие данный мотив с преданием об Олеге (конь как предзнаменование смерти и нога как её начало). Загробный мир у индоевропейцев нередко представлялся в виде пастбища, лугов, на которых пасутся божественные кони[418]. Отправка Олегом коня на своего рода вольный выпас в какой-то степени также соотносится с этим образом. В гаданиях использовался и конский череп, который мог выступать и символом смерти, и выставленным напоказ оберегом (конский череп на шесте сопровождает жилище Бабы-яги в русских сказках, выполняя важную сюжетную функцию)[419].
Связь со смертью и с нижним, загробным миром змеи, явного хтонического существа, ещё более очевидна[420]. При этом возможно как противопоставление символов коня и змеи (единоборство всадника со змием-драконом), так и их сопряжение, известное со времён верхнего палеолита[421]. Соотнесённость змеи с миром мёртвых характерна и для славянской культуры[422]. Существенно, что именно змея выполняет роль «проводника» смерти в легенде об Олеге. В реконструкции «основного мифа» со змеёй/змием связан противник громовержца — в славянской традиции эту роль, по-видимому, играл Велес/Волос. В этом контексте смерть Олега от змеи, тем более приуроченная к Русскому Северу (Новгород, Ладога), может трактоваться как своеобразная месть со стороны Волоса, «скотьего бога», культ которого (в отличие от «дружинного» Перуна) связан со словенами. «Восприятие культа громовержца Перуна как дружинного культа божества… упрочивало позиции княжеской дружины — руси как господствующего слоя в формирующемся государстве. Но если признать, что Олег был первым, кто оказал предпочтение Перуну, обосновавшись в Киеве и оторвавшись от изначальной столицы в Новгороде, от опоры на словен, то его "мифопоэтическая" смерть от змеи, атрибута Волоса, может выглядеть как некая "расплата" со стороны словенского бога»[423]. Этот символический аспект важно иметь в виду, тем более что золото (богатство, в качестве атрибута Волоса) также традиционно связывалось со змеёй/змеем, как и с загробным миром[424]. «Мифологизированная смерть Олега в контексте социального и ритуального противостояния руси (княжеской дружины) и словен может быть соотнесена с ритуализированной смертью его наследника Игоря, казнённого восставшими древлянами» (также конфликт дружины-руси и славян)[425].
Рассматривая сюжет легенды в целом, нельзя не отметить его распространённости и аналогов. В самом общем смысле он отвечает хорошо известной фольклорной схеме — предсказание судьбы или смерти и попытки избежать её, как правило, безуспешные. Сказки такого сюжетного типа распространены очень широко, при этом зачастую смерть появляется из неожиданного места. Среди таких сказок и легенд можно обнаружить почти точные аналоги легенды об Олеге: смерть наступает от черепа животного (это может быть, к примеру, его рог), от укуса змеи, смерть жалит в ногу (или хватает за ногу). Герой, думая, что он избавился от «агента смерти», пинает или наступает на него (например, на тот же череп). Иными словами, сюжетная схема повествования о смерти Олега имеет фольклорный источник, а её детали можно обнаружить в сказках и преданиях довольно большого ареала (вплоть до Индонезии)[426]. Нас, однако, должны интересовать схожие сюжеты в древнерусской традиции и культурах, близкого к ней ареала.
В русском фольклоре череп, несущий герою смерть, встречается в былинах о Василии Буслаеве. Так, былинный персонаж пинает лежащий на дороге человеческий череп, после чего тот предсказывает ему смерть. На Сорочинской горе Василий, несмотря на предостережение, скачет вдоль высокого камня и погибает: «Захотелось Василью вдоль скакать, / Разбежался, скочил вдоль по каменю — / И не доскочил только четверти / И тут убился под камнем. / Где лежит пуста голова, / Там Василья схоронили»[427]. Такие детали, как череп (правда, человеческий и говорящий), гора и пинок героя, сближают сюжет былины с легендой об Олеге, хотя полной аналогии здесь нет. Скакание вдоль камня, несмотря на предостережение, встречается в фольклоре и применительно к былинному Вольге (Олегу), при этом камень задевает подковами конь[428]. Однако всё это лишь похожие примеры, показывающие фольклорную основу рассказа о смерти от коня.
В западноевропейских легендах вроде бы встречаются близкие к летописному пассажу мотивы. Так, в немецком предании человек, которому предсказана смерть от коня, приказывает его убить и вывешивает шкуру во дворе. Когда же она высыхает, то герой сдёргивает её со словами: «Проклятая скотина, ведь не убила же ты меня!» — после чего шкура сваливается ему на голову и убивает. Этот рассказ служит объяснением одной немецкой поговорки