При ней всегда было тридцать рабов — пятнадцать юношей и пятнадцать девушек, помогавших ей во время её чародейства. В один из её объездов случилось ей проезжать неподалёку от поместья Ингиальда.
Рано утром проснулся Ингиальд и пошёл туда, где спали молочные братья, и, подняв их на ноги, сказал:
— Я хочу послать кого-нибудь из вас сегодня по одному делу. Поезжай хоть ты, если хочешь, — прибавил он, обращаясь к Одду.
— Куда же это? — спросил Одд.
— Надо пригласить сюда на пир колдунью.
— Ну, так я не поеду, — сказал Одд, — по-моему, совсем не нужно, чтобы она сюда приезжала. И если ты непременно велишь мне ехать, то я поеду куда-нибудь в другое место.
— Ну, так приходится ехать тебе, Асмунд, — сказал отец.
Поехал тогда Асмунд с четырьмя спутниками, к колдунье
и пригласил её заехать в Беруръюдри. Обрадовалась колдунья этому приглашению и в тот же день вечером приехала туда со всеми своими людьми. Сам Ингиальд вышел к ней навстречу с целою толпою народа и ввел её в дом, где было уже все готово для великолепного пиршества.
Одд же не хотел иметь никакого дела с колдуньей и, не желая показываться ей на глаза, не выходил к гостям и оставался на жилой половине дома.
Ингиальд между тем условился с колдуньей, что этою ночью совершит она большое гаданье. К ночи вышла она со своими людьми из дома, никто из них не ложился спать, и всю ночь совершали они свои чары.
На другое утро встал Ингиальд и пошел расспросить Гейдр, удалось ли ей её гаданье.
— Прежде, чем предсказать вашу судьбу, — сказала она, — мне надо ещё видеть вас всех, и каждый из вас по очереди должен подходить ко мне и просить меня открыть ему будущее.
— Так мы все сядем перед тобою на скамьи, — сказал Ингиальд, — и поочерёдно будем подходить к тебе.
Прежде всего спросил её Ингиальд о благоприятной погоде и о зиме, и она открыла ему то, о чём он спрашивал.
Потом подошёл он к ней и сказал:
— Ну, теперь хочу я узнать свою судьбу!
— Да, — сказала она, — приятно будет тебе узнать её! Ты будешь жить в Беруръюдри в большом почёте до глубокой старости. Но много странствий предстоит тебе, а также и всем твоим друзьям.
Тогда отошёл он от неё и пошёл на беседу с нею Асмунд.
— Хорошо, что ты подошёл ко мне, Асмунд, — сказала она, — но твой путь лежит далеко от дома, и не придётся тебе дожить до глубокой старости.
Выслушал это Асмунд и пошёл на свое место.
Так подходили к ней один за другим все люди, и каждому предсказала она, что было суждено ему в жизни. И все радовались её предсказаниям.
— Теперь, кажется, все уже подходили ко мне, — сказала она.
— Да, кажется, все уже побывали у тебя.
— А кто же это лежит там в соседней комнате под периною? — спросила она. — Сдаётся мне, что это должен быть какой-нибудь бессильный старик.
Сбросил с себя перину Одд, сел на постели и сказал:
— А между тем это, как сама ты видишь, настоящий мужчина, который хочет только одного, — чтобы ты молчала и не заботилась о его судьбе, потому что не верит он ни одному твоему слову; а если ты не оставишь меня в покое, то я ударю тебя прямо в лицо.
— Но тебе следовало спросить меня о своей судьбе; я должна открыть её тебе, а ты должен меня выслушать.
Сказав это, Гейдр запела какую-то таинственную песню.
— Вот что это значит, Одд, — объяснила она. — Ты достигнешь гораздо большей старости, чем все другие люди, — проживёшь ты целых триста лет, и объездишь много земель и морей, и всюду, куда ни приедешь, слава твоя будет только расти. Пути твои идут по всем странам, но умрёшь ты в Беруръюдри. Стоит здесь в конюшне конь серой масти, с длинной гривой, и череп этого коня причинит тебе смерть.
— Рассказывай свои бредни старым бабам! — крикнул Одд и, вскочив с места, так ударил колдунью прямо в лицо, что кровь полилась даже на пол.
Стала звать своих слуг колдунья и приказала им сейчас же собирать её вещи.
— Я непременно хочу уехать отсюда как можно скорее! — кричала она. — И лучше было мне совсем никуда не заезжать, чем ехать в это место!
— Побудь ещё на пиру, сколько условлено было, — уговаривал её Ингиальд, — а потом я одарю тебя подарками.
— Выкладывай скорей свои подарки, вместо пени за обиду, — отвечала ему Гейдр, — и я сейчас же отправлюсь в путь со своими людьми.
Пришлось сделать так, как она хотела. Получила она от Ингиальда подарки и, не дожидаясь конца пира, отправилась в путь.
Спустя недолгое время Одд позвал с собою Асмунда и пошли они туда, где стоял конь. Накинули они на него узду и повели его с собою в долину. Там вырыли они яму, глубиною почти в два человеческих роста, и убив коня, бросили его туда. Потом завалили молочные братья эту яму такими большими камнями, какие только были им под силу, и насыпали ещё сверху много мелких камней и песку, так что над могилой коня образовалась высокая насыпь. И сказал тогда Одд:
— Не может исполниться теперь предсказание колдуньи о том, что конь этот причинит мне смерть.
Совершив всё это, вернулись они домой.
Некоторое время спустя пришёл Одд, чтобы поговорить с Ингиальдом, и сказал так:
— Я хочу, чтобы ты оснастил мне корабль!
— Что будешь ты с ним делать? — спросил Ингиальд.
— Я намереваюсь пуститься на нём в путь, покинув твою землю.
— А кто же поедет с тобою? — снова спросил его Ингиальд.
— Мы поедем вдвоём с Асмундом.
— Но я не хочу, чтобы вы уезжали надолго, — заметил Ингиальд.
— Нет, мы уедем совсем, — отвечал ему Одд, — и уж не вернёмся больше домой.
— Но этим вы причините мне большое горе!
— Ты вызвал это тем, что пригласил сюда колдунью.
— Нечего делать, — сказал тогда Ингиальд, — всё будет сделано так, как ты хочешь.
Принялись молочные братья готовиться в путь. Ингиальд снарядил им двенадцативёсельное судно и всё хорошенько приладил на нём, а затем пожелал им счастливой жизни. Гребцы взялись за вёсла, и лодка отошла от берега.
— Куда же мы поедем? — спросил тогда Асмунд, и Одц отвечал ему, что прежде всего надо им побывать у его родных в Графнисте.
— Далёкий путь предстоит нам, и тяжело будет грести так долго, — заговорил Одд, как только вышли они в море. — Теперь-то время показать мне, какого я рода: отец мой Грим всегда имел попутный ветер, куда бы он ни плыл.
Поставили они паруса, и сейчас же подул самый лучший попутный ветер и понёс их на север — в землю Галугу, и пристали они там к берегу в Графнисте. Высадившись на берег, пошли они к жилью. За спиной у Одца был его колчан, а в руках лук, и Асмунд тоже захватил с собою своё оружие.
Как только дошло до Грима известие о их приезде, вышел он к ним навстречу со всеми своими домочадцами и стал упрашивать остаться у него.
— Нет, мне хотелось разыскать прежде родственников своих, Гудмунда и Сигурда, — отвечал ему Одд. — Слыхал я, что собирались они ехать в Биармию[522].
— Хотелось бы мне, чтобы вы прожили со мною хоть эту зиму, — уговаривал его Грим.
Но Одд не согласился, и Грим должен был уступить.
Гудмунд был родной брат Одца, только годами двумя его моложе, а Сигурд — их племянник, сын их сестры, и оба они были отважные юноши. Поехал тогда Грим вместе с Одцом на ту сторону острова, где у Гудмунда с Сигурдом были уже приготовлены два корабля. Окликнул их Одд с берега, и они очень обрадовались ему.
— Дело в том, — закричал им Одд, — что мы, с моим молочным братом, хотели бы отправиться в странствия вместе с вами!
— Невозможно теперь уладить это, — отвечал ему Гудмунд, — мы совсем уже приготовились к плаванию и вместе, сообща запаслись едой, питьём и всем прочим, и не можем принять теперь на корабль того, кто не участвовал в заготовлении припасов. Потерпи, брат, и поедем вместе летом, если к тому времени не пройдёт ещё у тебя охота.
— Хорошо сказано, братья! — отвечал им Одц. — Но может статься, что к лету мне уж не будет нужды в корабле под вашим начальством!
— Ну, а теперь тебе никак нельзя ехать с нами, — снова отвечал ему Гудмунд.
— Да никто и не станет вас больше просить об этом, — сказал Одц.
Вернулся Одц с отцом своим домой. Грим приготовил ему почётное место рядом с собой, а следующее отдал Асмунду. Хозяйка дома, Лоптена, встретила их особенно радостно и радушно и приготовила им роскошный пир.
Теперь надо рассказать о Гудмунде и Сигурде. Просидели они со своими кораблями уж с полмесяца, и всё не было им попутного ветра. Но вот случилось раз ночью, что Гудмунд сильно беспокоился во сне, и все кругом говорили, что следовало бы разбудить его; но Сигурд сказал, что лучше дать ему случай воспользоваться сном[523].
— Что это приснилось тебе? — спросил Сигурд Гудмунда, когда тот проснулся.
— Приснилось мне, будто мы так же вот стоим под островом с двумя кораблями, — отвечал Гудмунд, — и вдруг увидел я белых медведей, кольцом залёгших вокруг острова Графниста, а перед самыми кораблями торчала из-под воды голова страшного зверя. И было это так ужасно, что я никогда не видывал ничего подобного! И представилось мне, что зверь этот непременно бросится на корабли и потопит их.
И сказал тогда ему Сигурд:
— Большое значение имеет твой сон! Зверь, приснившийся тебе, — это душа[524] родственника нашего Одца. Он смотрит на нас волком, мстит нам, и, думаю я, это он не даёт нам попутного ветра за то, что мы отказались взять его с собой.
— Так как же нам быть? — спросил Гудмунд.
— Надо пригласить его ехать с нами, — отвечал Сигурд.
— Но теперь, пожалуй, он уж не захочет ехать с нами, — заметил Гудмунд.
— Ну, так тогда придётся нам уступить ему один совсем снаряжённый корабль.