Политическое убийство, ибо никак иначе то, что произошло, назвать нельзя, считалось вполне допустимым средством для достижения своей цели. Главное, чтобы выполнено оно было грамотно и толково. Бывали случаи, когда одно такое убийство помогало избежать множества смертей и кровопролитных войн. Убийство Аскольда можно смело отнести к их числу. Так что ярого отторжения в те времена поступок, возможно, и не вызывал, тем более что после убийца обошёлся со своей жертвой вполне достойно, как бы соблюдая некие законы справедливости. Если о них здесь вообще можно говорить.
В эту эпоху, да честно говоря, и много позже, никто не возражал против убийства как такового. Для русов это был вообще старый добрый обычай.
Много веков историки и летописцы пытались различными способами загладить гадкое ощущение от поступка Олега, в ход шли различные оправдания, но ничего хорошего из этого так и не вышло. Кровь пятнает многие страницы истории, но предательство и измена никогда и ничем оправдаться не могут. Даже Карамзин, беззаветно любящий своего героя и выделяющий его из ряда прочих, написал с горечью, что «самое общее варварство сих времен не извиняет убийства жестокого и коварного». «Кровь Аскольда и Дира осталась пятном его славы» (Н.М. Карамзин).
Нельзя рассказывать историю, если в ней не будет негодяев и героев. Но ещё труднее рассказывать ее, если негодяй и герой меняются местами.
Единственное, что смог придумать известный историк в оправдание варягу, выглядит так: «Вероятность, что Аскольд и Дир, имея сильную дружину, не захотят ему добровольно поддаться, и неприятная мысль сражаться с единоземцами, равно искусными в деле воинском, принудили его употребить хитрость» (Н.М. Карамзин). И прослезился…
Но факт остаётся фактом, Олег убил Аскольда не в припадке ярости, не пылая чувством благородной мести, не из дикости своего природного нрава, а хладнокровно и расчетливо. Это не было роковой случайностью, это была подлая западня, хорошо продуманная и прекрасно исполненная. Именно в ситуации с Аскольдом Вещий Олег проявил все свои главные качества, дальше всё это, плохое и хорошее, будет лишь повторяться, укладываясь в канву его поведения, в то, чем и характерна его личность. В этом и вам будет нетрудно убедиться.
Чтобы добиться трона, Олег совершил свой «великий подвиг». В убийстве Аскольда он мог найти для себя одно бесценное оправдание. Он давал слово христианину, а значит, оно ничего не значило. Он убил иноверца и избавил славянский народ от чуждой ему религии. Боги простят ему вероломство. Интересы язычества взяли верх. Здесь справедливость не восторжествовала. Правда, остаётся неясным, что же считать справедливостью, ведь у каждого она своя.
Гибель Аскольда, какими бы государственными соображениями она ни оправдывалась, останется тяжким преступлением по любым человеческим меркам. Такой поступок отвратителен сам по себе.
Так, на крови невинно убиенного Аскольда был заключён союз нового киевского князя и одной из самых влиятельных славяно-русских семей, или кланов (какой точно, сейчас не возьмётся сказать никто, важно, что из местных). Венцом этого союза становился потенциальный брак дочери Вещего Олега Ольги и совсем ещё юного представителя, можно сказать младенца, одного из местных кланов Игоря. Но это в будущем, пока ещё они оба довольно малы для такого шага. Главное, что договор о намерениях подписан и договаривающиеся стороны ударили по рукам, дав друг другу взаимные клятвы. Такой брак должен был принести счастье и Киеву, и Новгороду. Породнятся два самых могущественных славянских княжества, и возникнет держава, которой не будет соперников. Все оставались довольны. Каждый получал своё. Варяг урманский Олег роднился с местной элитой и получал возможность для создания собственной династии, обеспечивая себе к тому же серьёзную поддержку среди местного населения. Представители же местной элиты получали прямой доступ к власти и роднились с самим князем напрямую, а также сохраняли привычный уклад и родную языческую веру. Взаимовыгода полнейшая. Исходя из вышеизложенного, легко, даже сам собой, напрашивается вывод, что Игорь местный, киевский, славянин. А выгоднее династического брака для дочери Олегу сейчас было не сыскать. Более надёжных отношений, чем через родство, представить себе трудно. Особенно если Олег и сам был женат на дочери новгородского владыки Гостомысла. У новоявленного киевского князя имелись вполне имперские замашки, и сейчас он очутился на том месте, где очень удобно и, главное, возможно было их реализовать.
Глава 8. Новые времена
После того как Аскольд и Дир были убиты воинами Олега, он, захватив единоличную власть, воцарился в Киеве при полной покорности и лояльности киевлян. Никакого сражения, никакого сопротивления. Даже странно. Киевляне добровольно впустили в город войска своего врага, пролившего кровь их князя. Дружина тоже своих мечей не обнажила. Что же случилось с героями, для которых вся жизнь была борьбой? Их вождь пал в хитроумно подстроенной ловушке, а они даже не попытались наказать бесчестного убийцу. Дружина бездействовала, народ безмолвствовал. Чтобы понять, почему так случилось, нужно посмотреть, кто же был в дружине князя Аскольда. А дружина Аскольда была неоднородна по своему составу, как и многонациональное население Киева. Только если основу местных городских жителей составляли славяне, то основу дружины его составляли как раз варяги. «Софийский временник» отмечает, что, идя на войну, Аскольд «многи Варяги совкуписша…». Наёмники, традиция древняя, как мир. Киевский князь не исключение, он нанимает для войны лучших бойцов из-за моря, благо желающих немало. Варяги жили войной, зарабатывали войной, да и просто любили это дело, ибо ничего иного многие из них просто не умели делать. Что же касается славян, то воспользуюсь удачной фразой С.М. Соловьёва: «Известно, что воинственность не была господствующею чертою славянского народного характера и что славяне вовсе не гнушались земледельческими занятиями». Совершенно верно. Славяне, в отличие от викингов, во главу угла ставили не войну. Поэтому и дружина, то есть профессиональное наёмное войско, состоит в первую очередь из заморских забияк. В умелых руках это страшная сила. Однако и у этих страшных воинов имелся серьёзный недостаток, который нельзя было не учитывать, а Аскольд не захотел принять его во внимание. Варяги совершенно не беспокоились о соблюдении каких бы то ни было принципов и с величайшей легкостью переходили от одного князя к другому в зависимости от собственных выгод. Это, как вы понимаете, не самая лестная характеристика. А когда ты идёшь на огромный риск, когда меняешь устройство государства или вводишь непопулярные реформы, то твой вчерашний друг и соратник легко может оказаться врагом из-за внутренних распрей или ущерба, нанесённого ему этими действиями; в этом случае нужно иметь людей, которым можно безоговорочно доверять и на которых можно смело положиться. В данном случае Аскольд шёл на непопулярные меры, которые могли коснуться самой дружины.
Те варяги, которые ходили сейчас под рукой Аскольда, были не из числа наиболее верных и преданных. Но даже при всём при этом поведение дружины выглядит настолько странно, что его пытаются объяснить различными обстоятельствами. В противном случае бойцы Аскольда выглядят пассивными соучастниками, предателями, не отомстившими за пролитую кровь вождя. Где же их отвага и честь? Нужно найти им оправдание, вот и ищут. «Понятно в смысле предания, что Олег не встретил сопротивления от дружины прежних владельцев Киева: эта дружина и при благоприятных обстоятельствах была бы не в состоянии померяться с войсками Олега, тем более когда так мало ее возвратилось из несчастного похода греческого; часть ее могла пристать к Олегу, недовольные могли уйти в Грецию» (С.М. Соловьёв). Так пытается объяснить сложившуюся ситуацию популярный историк. Однако то ли он просто не находит более удачного объяснения, а растолковать ситуацию нужно, то ли кривит душой, кто знает. Дружина Аскольда была растрёпана под Константинополем в 874 году, а на дворе стоял уже 882-й. За это время Аскольду ничего не стоило набрать новых людей. Да и не мог он поступить иначе. И численность нового войска вряд ли была меньше предыдущего. Так что это всё лишь пустые отговорки. Дело как раз в ином. Часть бойцов были люди новые, часть была закоренелыми язычниками. Ни тем ни другим не имело смысла брать меч в руки. Тем более Олегу и самому нужны были испытанные бойцы, и он гарантировал всем работу. Некоторые из влиятельных и довольно авторитетных членов дружины, к которым прислушивались, сами участвовали в заговоре. А вот тех, кто не хотел оставаться в городе, тех, кто был предан старому князю, Олег не держал. Они могли идти куда угодно. Тот же С.М. Соловьёв, невольно подтверждая это объяснение, пишет: «Как видно, Киев в то время был притоном варягов, всякого рода искателей приключений, чем впоследствии были Тмутаракань и Берлад; видно, и тогда, как после, во времена Константина Багрянородного, Киев был сборным местом для варягов, собиравшихся в Черное море. Аскольд и Дир здесь остановились, около них собралось много варягов». Однако в Киеве, в отличие от той же Ладоги, нет археологических свидетельств о существовании скандинавского поселения до X века. О чём это говорит? А лишь о том, что на момент правления Аскольда варяги, жившие в Киеве, были лишь наёмники. Надолго они здесь не задерживались и со временем менялись. Поэтому и нет следов их оседлой жизни. Для них пребывание в Киеве было лишь работой по контракту. Заработком. И именно они составляли основу дружины Аскольда. Северным наёмникам нравились эти края, но свою судьбу с судьбой славянской столицы они ещё не связали. Всё это им ещё предстоит. Кстати, именно их предательство подарит им новую родину. Этой ценой они закрепятся в Киеве на всю свою жизнь и назовут этот город своим домом.
После убийства, которое совершили люди Олега, всё остальное должны были сделать заговорщики. Открыть ворота Киева, успокоить народ, остудить самые горячие головы. Передача власти должна произойти мирно, без лишнего кровопролития. Надо отметить, что со своей задачей они справились блестяще. В Киеве было немало нормальных людей, которые понимали, что князя Аскольда затянули в подстроенную заранее ловушку для того, чтобы убить, но сделать они уже ничего не могли. Было слишком поздно. Оставалось лишь смириться, чтобы не разжигать гражданскую войну, которая бы точно не принесла никому пользы. Князя уже не вернуть. Жизнь пошла дальше.