к придворным кругам и жившего приблизительно в то же самое время, есть свидетельство реальности пусть и не самого похода, но договора, подписанного Олегом и Львом Философом. Император Иоанн Цимисхий во время переговоров со Святославом упрекает его в том, что его отец князь Игорь, «презрев клятвенный договор», вероломно напал на византийскую столицу.
ПВЛ в описании похода Игоря Рюриковича в 944 году передаёт «слова византийского царя» к князю Игорю: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и ещё к той дани». Если поискать, то таких нюансов можно найти довольно много. Да и сами тексты договоров, подробно изложенные, включённые в Повесть временных лет, свидетельствуют о том, что поход не был вымыслом. Слишком сложно для летописца было выдумать такой текст, да и особо незачем. Проще было описать, что Олег потребовал, своими словами, и всё. Кстати, так чаще всего летописцы и делали. Тут было скорее наоборот. Не знаю уж какими путями, но этот договор попал в руки летописца, и он его скрупулезно переписал, чтобы придать своему труду как можно больше документальности и достоверности. Мало того, Нестор привёл в своём труде не один, а целых два договора. Вставить в официальный текст такую грандиозную придумку, по объёму и фантазии, да еще чтобы всё это было гладко и логично? Вот в это трудно поверить. Особенно видя, как до этого они справились с задачей по привязке Рюрика к Игорю или смогли смягчить убийство Олегом Аскольда. Ни то ни другое у них несильно удачно вышло, и вдруг такой прорыв. Не Нестора и его собратьев по перу это уровень. Делопроизводство, договоры, юридические тонкости – это им не по плечу. Вот приукрасить действие, создать легенду, добавить красок, намалевать, в конце концов, – это святое дело, без этого что раньше, что сейчас просто никуда. Поэтому Олег по прозванию Вещий для этого самый благодатный персонаж, ибо имеет слабость к рисовке и картинным жестам. Поэтому и выдумка часто так похожа на правду.
Татищев уже много столетий назад ответил и Гумилёву, и его последователям: «По обстоятельствам же видимо, что он не со слов, но с каких-либо книг и писем из разных мест собрав, в порядок положил, например, войны с греками Кия, Оскольда, Олега, Игоря, Святослава и пр., о которых греческие и римские тех времен писатели подтверждают. Договоры с греками до него лет за 150, со слов так порядочно написаны быть не могли, ибо все их включения так несомненны, что за точные списки счесть можно». Поэтому сомневаться не будем, нет у нас для этого повода.
Поход подробно описан в Повести временных лет. А.Г. Кузьмин, исследуя ее текст, предположил, что летописец использовал греческие или болгарские источники о походе Олега. Замечу: болгарские, а не булгарские. Г.Г. Литаврин дал своё предположение, почему поход Вещего Олега не был зафиксирован византийскими хронистами: «Очевидно, дело не дошло до серьезных военных столкновений, поэтому рассказ о походе не попал в византийские летописи… По всей вероятности, византийцы предпочли переговоры военным действиям против русских».
Вновь вернёмся к русскому войску, идущему на Царьград. Днепр покрылся русскими легкими парусными судами. Этот путь тоже не был лёгкой прогулкой, «надлежало победить не только врагов, но и природу, такими чрезвычайными усилиями, которые могли бы устрашить самую дерзкую предприимчивость нашего времени и кажутся едва вероятными» (Н.М. Карамзин).
Они покидали Киев ранним утром. Приметы были благоприятны. Корабли заполнили гавань, сейчас им предстояло уйти в поход, который должен был стать легендой.
За вёслами были славные воины, всё парни молодые, здоровые, один сильнее другого. Это была почётная обязанность, как служба в армии. Лучшие гребцы считались по праву героями. Сегодня трудно сказать, сколько всего их было, тем более перечислить по именам. Настоящая армада. Знаем мы лишь имена командиров-воевод, тех, чьи подписи стоят на договоре с Византией. Но на самом деле из всех этих достойных имён нам известно лишь одно. Имя это – Вещий Олег. Остальные герои так и останутся неизвестны нашим современникам.
Оружие и припасы уложены. Раскрашенные деревянные щиты навешены вдоль бортов. Олег приказал поднять паруса. Они захлопали под лёгким ветром, понемногу разматываясь и вползая на мачты, где и надулись пузырём. Ветер уносил звуки, поэтому были слышны лишь обрывки слов. Корабли беззвучно заскользили по речной глади. Окрепший ветер, срывая с вершин волн белые барашки, всё быстрее нёс их вперёд. Когда ветер упал, гребцам пришлось взяться за работу. Вёсла дружно разрезали спокойную зелёную воду. Но они уже были рады размяться. Гребцы наваливаются на весла. Еще сильнее! Весла машут стремительно. Казалось, что под усилиями их мускулов эскадра пошла быстрее. Полетели корабли стрелой.
На некоторое время мы оставим славянское войско, неумолимо приближающееся к берегам Константинополя, для того, чтобы поближе познакомиться с противником Вещего Олега.
В начале X века в Византии правил император Лев VI Философ. Как говорит Библия, «во многой мудрости много печали», к жизни императора, наречённого Философом, этот тезис подходит вполне. Судьба философов всегда непроста. Лев, как бы оправдывая своё прозвище, лишь подтвердил это предположение. Лев VI родился 19 сентября 866 года. Вопрос, кто был его истинным отцом, до сих пор остаётся неясным. Этот печальный момент сыграл в его судьбе определённую негативную роль. Возможно, именно из-за этой неопределённости его отец Василий I испытывал к нему неприязнь, только усилившуюся после кончины любимого сына от первой жены Константина. Поэтому при первом же достигшем его слуха обвинении сына в злых умыслах по отношению к отцу тот, не раздумывая, заключил под арест, лишив знаков царского достоинства. Император подумывал было даже ослепить сына, но синклит воспротивился такому недостойному деянию. Это решение спасло Льва от ненужных увечий, но не принесло свободу. Единственный человек, которого он оставил при сыне, была его жена Феофано, девушка красивая и очень благочестивая, порой даже чрезмерно. Позже, как это сейчас говорят, под давлением общественности царь велел освободить сына из-под стражи, но, обращаясь к толпе, радостно приветствовавшей вышедшего из тюрьмы наследника, Василий I произнёс такую пророческую фразу: «Это по поводу моего сына вы прославляете Бога? Ну так я вам скажу, что ему же вы будете обязаны долгими днями труда и печали». К тому моменту, о котором мы ведём речь, Льву только перевалило за сорок. Само прозвание императора явственно говорит о том, что человек он был, мягко говоря, не военный. Большую известность он приобрёл как церковный оратор и поэт. Император издал около ста написанных довольно изящным слогом новелл, посвященных самым разнообразным аспектам жизни страны и ее населения – от разрешения давать ссуды под процент до вопросов семьи и брака. Он плаксив, часто непоследователен, склонен подпадать под чужое влияние. А это было совсем не то, что сейчас необходимо империи. К тому же человеком он был несчастливым и неудачливым. Он трижды вступал в законный брак, и все три его жены скончались, оставив его вдовцом. Первой женой Льва стала благочестивая августа Феофано, избранная Василием I сыну на смотре невест. Выбор отца не устроил сына, и тот вскоре нашел себе утешение в любовнице Зое, дочери видного придворного Стилиана Заутцы. Обиженная таким пренебрежением к себе, сильно набожная супруга тут же пожаловалась на это свекру. Реакция Василия I не заставила себя долго ждать. Рассвирепев, он вызвал сына к себе и нещадно избил его. Как рассказывал впоследствии Лев Философ патриарху Евфимию, «не внимая ни оправданиям, ни простым просьбам, он тотчас же выдрал меня за волосы и, бросив на землю, избивал и топтал ногами, покуда я не стал обливаться кровью» («Псамафийская хроника»). В ноябре 896 года благочестивая Феофано умерла в монастыре, и базилевс с радостью обвенчался со своей давней пассией. Однако счастье императора было недолгим. В конце 899 года Зоя скончалась. Лев был истинный Философ, поэтому перенёс потерю жены стоически, горевал недолго и женился в третий раз, на красавице Евдокии Ваяни. Спустя год императрица родила Льву сына, но и она, и ребенок умерли в октябре 901 года. Тут уже было от чего прийти в отчаяние. После трех браков Лев Философ не имел ни жены, ни наследника мужского пола, а его брат и соправитель Александр был вообще бездетен, и в случае смерти обоих базилевсов государству угрожала опасность быть втянутым в пучину смут. Нужно было что-то делать, и любое решение, даже самое простое, было нетрадиционным и непривычным в силу сложившихся традиций. Уже третий брак в православной Византии признавался явлением экстраординарным, поэтому, когда Лев стал добиваться от церкви разрешения на четвертый, по словам Константина Манасси, «не побежденный сладострастием, но желая видеть рожденных ему законных детей», немалая часть духовенства оказалась решительно против. Любопытно то, что в одной из своих новелл он сам с достойным лучшего применения жаром обрушивался на вступающих в брак трижды: «Большинство животных, когда гибнет их самка, обрекают себя на вечное вдовство. Человек же, не видя, что эта связь постыдна, не удовлетворясь первым браком, вступает во второй и, не останавливаясь на этом, от второго переходит к третьему». Но Льву было уже не до сохранения привычных устоев и традиций, его тяга к супружеской жизни была настолько велика, что он решил вступить в брак и в четвёртый раз, что противоречило церковным законам и накалило его отношения с Церковью. Придворный священник, не осмелившийся перечить базилевсу, против воли патриарха обвенчал императора Льва и Зою Карбонопсиду. В ответ патриарх Николай наложил на Льва епитимью. Вместо того чтобы охранять свои границы от внешних врагов, которых имелось в достатке, Философ погряз в церковных дрязгах и спорах. Границы были уязвимы, мало того, уязвим стал сам Константинополь. Словами В.С. Высоцкого: «Сам король страдал желудком и астмой, / Только кашлем сильный страх наводил».