А вот о Словакии и о Северной Корее газеты писали мало, хотя в этих двух странах «достижения» были самыми заметными (внутри этих стран заметными), да и объемы торговли уже людей, бывших «в теме», начинали удивлять. Товарищ Гусак, например, очень ловко воспользовался тем, что у него появились «свои» деньги — и уже через день после моего визита в Словакии бензин стал продаваться исключительно за словацкие кроны. А еще через неделю только за словацкие кроны развернулась и торговля в государственных продовольственных магазинах, чуть позже вообще вся госторговля на них перешла. Вообще-то в договоре о разводе Чехословакии предусматривалось, что «стороны не будут ограничивать взаимную торговлю в течение двух лет», но Густав Гусак ее и не ограничивал: чешские (то есть старые чехословацкие) кроны свободно принимались во множестве специально выделенных магазинов, но вот цены в чешских кронах там устанавливались вдвое выше, чем в словацких. То есть с самого начала вдвое, а с Нового года в словацкой торговле чешская крона еще в полтора раза подешевела.
На вопли товарища Дубчека товарищ Гусак особо внимания не обращал: по тому же договору, поскольку население Словакии было теперь вдвое меньше населения Чехии, «наличку» стороны тоже «поделили» в соотношения два к одному, и словаки всю оговоренную сумму в старых купюрах просто собрали и поместили на склады, доступ к которым чехам предоставляли по первому же требованию. Поэтому чешские деньги товарищ Гусак мог официально считать именно принадлежащими Чехии, и имел полное право устанавливать обменный курс по собственному желанию. Ну а товарищ Дубчек оказался полностью соответствующим своей фамилии, по его требованию в присутствии чешских наблюдателей словаки «свою часть» чехословацких денег уничтожили в конце февраля, а товарищ Гусак после этого со спокойной душой запретил хождение «старых денег» у себя в стране. И на совершенно законных основаниях потребовал сохранившиеся в Словакии деньги обменять на «реальные активы».
Золота у чехов не было, так что платить пришлось товарами, и главным образом автомобилями (грузовыми) и горными машинами, поэтому словацкие горняки потирали ручки в предвкушении расширения многочисленных рудников, а училища, в которых этих горняков делали из вчерашних школьников, испытали невероятный наплыв молодежи. Еще бы: до зимы в Словакии выстроили две довольно больших угольных шахты, сразу три рудника для добычи железной руды заложили. А еще два урановых рудника, один — вообще для добычи золота… Много всякого полезного в недрах Словакии было, и если это полезное оттуда достать и применить с пользой для страны…
В Богунице вот уже десять лет строился ядерный реактор, но конца этой стройке было не видно, а затраты на строительство уже превзошли все мыслимые пределы. Лично меня удивило лишь то, что реактор там строился, мягко говоря, странный: тяжеловодный с газовым охлаждением. С моей точки зрения полное дерьмо (хотя себя я к специалистам по реакторам отнести все же не могла, но специалистов, причем тех, о ком я прекрасно знала и в собственной… старости, да) все же слушала внимательно. И когда мы с Густавом Гусаком достигли взаимопонимания «по главным вопросам», я предложила и вопрос «второстепенный» рассмотреть повнимательнее. В результате постройка предполагаемого чудища была немедленно остановлена, а на площадке будущей АЭС и так же немедленно началось строительство сразу двух блоков под ректоры ВВЭР-500. Корпуса для которых непосредственно сейчас изготавливались в Чехии…
Вообще-то единственное, на что я уговорила Гусака, так это на отказ от продолжения строительства тяжеловодного реактора, два «пятисотника» должны были строиться по планам, согласованным еще задолго до разделения Чехословакии. Я просто ему предложила эти планы немного ускорить — и он их именно что «ускорил». Причем ускорил капитально: избыток «чешской наличности» он потратил, заказав еще два корпуса для реакторов у «соседа», а площадку сразу разметил на строительство четырех таких блоков. И проявил при этом изрядную фантазию: четыре турбогенератора по двести пятьдесят мегаватт он заказал у французов… ну, хозяин — барин, а в СССР ему всяко в намеченные сроки генераторы для двух дополнительных блоков АЭС изготовить не смогли бы: планы у нас в стране и без того были исключительно напряженные.
Что же до Кореи, то там дела творились еще более интересные. В СССР товарищ Ким поставлял огромное количество цинка, вольфрам оттуда шел потоком, разные другие металлы, которые хотя и добывались считанными тоннами, выручки приносили даже побольше, чем медь, цинк и вольфрам вместе взятые. А еще Северная Корея почти весь советский Дальний Восток одевала и частично обувала (а детей дальневосточников обувала вообще полностью). Хлопок для изготовления тканей корейцы в Китае брали, а все остальное сами делали, включая «искусственную кожу» для обуви. Ее они делали из кожи естественной: малопригодную в обувном деле свиную кожу они перемалывали в пыль, а затем из этой «пыли» делали, скрепляя ее латексом, «кожу», для изготовления обуви уже вполне пригодную. Пока еще — не особо долговечную, но дети-то растут быстро, если обувки на сезон хватает, то и замечательно, а если такая обувь еще и вчетверо дешевле самой плохонькой, но изготовленной из настоящей кожи, то вообще прекрасно. А всякая тряпичная обувь вроде кед или тапочек вообще стоила столько, что родители на ценники даже не глядели.
Фабрики же по пошиву детской одежды и обуви товарищ Ким вовсе не для удовлетворения потребностей северного соседа строил, он для себя старался, впрок. То есть что «северный сосед» все это радостно потребляет — это хорошо, потому что позволяет с кредитами рассчитываться, а вот когда собственные детишки подрастут, эти фабрики и для страны окажутся крайне полезными. А так как за два года таких детишек в стране родилось уже чуть меньше трех миллионов…
Я в свое время товарищу Киму несколько раз пересчитывала планы по обеспечению всем необходимым огромного числа детей, и у меня получалось, что если обеспечить прирост населения на миллион человек в год, то экономика с таким приростом справится. То есть первые три года легко справится, еще года три-четыре справится, но уже с трудом, а до достижения первыми детишками возраста в шестнадцать лет будет уже очень трудно, но если Советский Союз помощь все же окажет, то не свалить страну в поголовную нищету все же получится. Зато как только этот самый «первый миллион» начнет работать, то сразу очень заметно экономике страны полегчает, а дальше поток всеобщего счастья лишь нарастать будет.
Но я-то всего лишь расчетливая циничная бизнес-тетка, а товарищ Ким — политик, смотрящий далеко вперед и очень хорошо знающий свой народ. И он решил, что если «первые пару миллионов» сделать немного побольше, а затем в деле увеличения народонаселения слегка притормозить, то «справляться с трудом» придется уже сразу, зато «через шестнадцать лет счастье будет расти заметно быстрее». Ну, в принципе он был в чем-то прав, однако, я думаю, он что-то многовато трудностей решил возложить на нынешнее поколение.
СССР ему — точнее, все же братскому корейскому народу — поможет не сдохнуть при этом с голоду и с устатку, но все же совесть-то надо иметь! И я была уверена, что трудно придется именно взрослым: корейцы для детей все что угодно сделают, чтобы оградить их от несчастий, но, оказалось, я даже примерно не представляла, на что они готовы для обеспечения счастья своих детей. Своих — это не значит членов собственных семей, а всех детей, родившихся в Корее. Но то, что не представляла я, очень хорошо, оказывается, представлял дед, и свои представления он начал с такой скоростью воплощать в жизнь, что я, читая его очередные сводки, аж вздрагивала.
О том, что в КНДР периодически устраивались так называемые «усиления»: это когда все работают, полностью игнорируя нормы КЗОТа, причем чаще всего за одну дополнительную кормежку, а иногда и без нее. И «усиления» эти бывают на неделю, на месяц, вроде даже на квартал иногда назначались — но это уже позже, пока максимальное в стране объявлялось на полтора месяца. Но «усиления» объявлялись сразу по всей стране, а дед — он придумал такие «усиления» объявлять на отдельных предприятиях. То есть на очень многих предприятиях, но на каждом относительно ненадолго, и сразу по завершении «усиления» на одном заводе оно начиналось на другом, следующим в технологической цепочке.
Еще дедовы «усиления» отличались тем, что за сверхурочную работу всем платили, хотя и без «повышающих коэффициентов», однако рабочих и это сильно радовало. А когда рабочий радуется, то и работа лучше идет — и особенно лучше она идет, когда рабочий точно знает, что оплатят ему не часы сверхурочные, а исключительно «сверхурочную» продукцию. Дед, правда, мне один раз успел пожаловаться, что товарищ Ким его инициативой (относительно оплаты таких работ) сильно недоволен, но уже через три дня сообщил, что Великий Вождь его полностью поддержал: уж больно результат работы его впечатлил. Кого угодно впечатлит, когда небольшая верфь внезапно вдвое увеличивает выпуск корабликов, а если все верфи страны мгновенно, как по мановению волшебной палочки, в полтора раза увеличивают производство разнообразных суденышек, причем без каких бы то ни было капитальных вложений, тот тут остается инициативу только одобрять и инициатора в пример всем ставить.
С металлургией (особенно с производством чугуна и стали) в Корее стало уже очень хорошо, при очень серьезной помощи СССР, конечно, стало: туда из СССР начались очень крупные поставки кокса. Тут и я немножко посодействовала: вспомнила, как в моей старости из каждого утюга рассказывали о величайшем Эльгинском месторождении коксующегося угля. Только коксохимию я все же «оставила» в СССР, в том числе чтобы не нарушать собственноручно (и с огромным трудом) пропихнутый через «верха» закон о запрете экспорта «первичных энергетических ресурсов», но кокс-то уже как бы не первичный ресурс, его поставлять за рубеж (особенно в реально дружественные страны) можно.