Глава 7
Немецкие немцы в Йене под воздействием моих обещаний (точнее, сумм, фигурирующих в подписанных мною договорах) первым делом сорвали другой договор с СССР, не поставив вовремя большую партию прекрасных фотоаппаратов «Практика», и Николай Семенович мне по этому поводу мягко попенял:
– Света, ты в следующий раз, когда будешь договора с немцами подписывать, все же постарайся указывать в них, что срыв поставок по другим договорам с Советским Союзом все равно недопустим и за это тоже накладываются штрафные санкции.
– Так они за фотоаппараты штраф-то заплатили?
– Нет, там вообще штрафы предусмотрены не были.
– А тогда какие ко мне претензии?
– Никаких, это, считай, старческое ворчание. Но вот премию за досрочную поставку этих твоих литографов я бы в таком случае им платить не стал.
– Стали бы, если я бы вам рассказала, за что премия выплачена.
– Ну-ка – ну-ка?
– Нам от этих литографов нужна была только небольшая часть, где точная механика, и мы эту часть взяли и поставили уже в нашу систему. С другими линзами, с другой системой освещения, и вообще все смонтировали на двухтонной базальтовой плите, чтобы ничего не дрожало. Но буржуи-то про это не знают, они уже удочки закидывают на предмет того, чтобы цейссовцы и им такие же сделали. Немцам – прямая материальная выгода, нам – ни малейшего убытка: если германский литограф брать как есть, то на нем с трудом можно будет делать микросхемы с топологией в пять микрон, скорее даже в шесть – а мы уже сейчас добрались до одномикронной.
– Я в этом слабо разбираюсь, а в пересчете на рубли и фунты с марками это сколько будет? Или машины твои насколько быстрее считать станут?
– На рубли… микросхема на сто двадцать восемь байт памяти стоила порядка двух рублей, теперь за эти деньги они делают схему в восемь раз более емкую. Еще при этом машина бухгалтерская не в комод с трудом влезает, а помещается в довольно небольшую тумбочку. И стоит уже не сто двадцать тысяч рублей, а меньше семидесяти тысяч – но это при переходе к топологии в три микрона. И я про большую бухгалтерскую говорю, а маленькая теперь нам в двадцать пять обходится. А как микронные схемы в серию пойдут, то цена еще раза в два, а то и в три упадет. В долларах не скажу, пока такие машины мы буржуям продавать не будем, а по скорости – новые уже в два раза быстрее прежних считают. Но тут скорость вычислений – дело вообще десятое, сейчас машины могут обрабатывать куда как больше данных, и я думаю, что бухгалтерия Внешторга это тоже уже заметила.
– Это ты верно сказала, они уже заявку мне прислали на почти семьсот твоих машин вычислительных. Но и некоторые претензии к ним выдвинули.
– Не некоторые, а всего одну: памяти внешней в машинах мало. Но чтобы ее было больше, нужно потратить очень много денег…
– Я помню о том, кто у нас главный вымогатель. Тогда вопрос: деньги ты потратишь, а не окажется ли, что те же американцы успеют потратить больше и нас обгонят, выгнав затем с рынка?
– Нет. То есть не обгонят. Чтобы вложить больше денег, нужно иметь больше денег, а у той же IBM источник иссяк. Раньше они с каждой проданной семьсот четвертой машины половину вкладывали, а теперь – мне Лена сказала, она прессу зарубежную изучает – что у IBM почти сотню машин никто даже бесплатно забирать не хочет и денег на НИР у них сейчас вообще нет. Вот если бы им государство финансирование предоставило – но бюрократия везде работает неспешно, раньше, чем через пару лет они не хватятся, а мы за это время еще на поколение вперед уйдем и нынешние наши машинки буржуям пойдут практически даром – то есть с их точки зрения даром. Так что буржуи от нас отстали навсегда… если вы у меня все же выручку, которая у нас на НИР и ОКР идет, не заберете.
– Не заберем, я твою позицию еще давно понял. А сколько тебе денег потребуется на… память, говоришь?
– Да нисколько. То есть у нас в Комитете на НИР и ОКР сейчас денег как раз хватает, мы же не просто так стопроцентные накладные в цену закладываем. А потратить больше – так у нас пока и людей для расширения работ нет. Скоро будут, но не сейчас, но и тогда… у нас же и выручка вырастет. Но опять скажу: за эти деньги я любому глотку перегрызу!
– И в этом я не сомневаюсь. А как насчет серийных заводов?
– Тоже пока рановато. Нам сначала нужно выстроить заводы при НИИ, которые будут придумывать нужную оснастку, те же литографы, например. Кстати, раз уж разговор зашел: отдайте Комитету еще и Тотьму, мы там завод литографов поставим.
– Пиши обоснование. Но я вот что спросить хотел: как ты вообще выбираешь места, где новые производства организовывать собираешься? Я понимаю, маленькие города в политику развития вписываются, но все же почему именно эти?
– Все просто: я смотрю на карту, беру линейку, считаю, сколько времени куда-то лететь на Илах моих. Меньше двух часов – годится городок, больше – нет. Мне больше одного кормления пропускать нельзя…
– Объяснение… приемлемое, – Николай Семенович едва не рассмеялся, – но ведь скоро Василий твой подрастет…
– А я одним сыном ограничиваться не собираюсь может быть, вы об этом не подумали?
– Ну да… а Благовещенск, Приозерск? Они же дальше?
– Тут проще: во-первых, родина, во-вторых, там люди надежные и без меня все прекрасно сделать смогут. Скажем, так исторически сложилось, ну не сносить же теперь заводы?
– Так я почему разговор-то о деньгах завел: в Совмине есть мнение, что стране нужен как минимум еще один завод для производства этих бухгалтерских машин – это раз. И два: в Госплане насчет цен на медь твой прогноз вроде подтверждают, и мы будем теперь избытки валюты в нее и вкладывать. Но если тебе вдруг срочно что-то зарубежное потребуется, сразу ко мне обращайся, а не по инстанциям бегай. И насчет завода подумай… срочно, желательно к понедельнику скажи, где Комитет его строить будет. И учти: стройка пойдет за счет союзного бюджета…
Товарищ Патоличев ко мне в последнее время довольно часто заезжал: проклятым капиталистам Внешторг в огромных количествах не только компы продавал, изрядную копеечку приносила и продукция радиопрома (те же приемники транзисторные с телевизорами например, или даже усилители, как студийные, так и «для домашнего использования»). А с не нашими немцами очень активно пошла торговля комплектующими – для цветных телевизоров. А одновременно и в СССР началось производство этой экзотики, и Внешторг имел обширные планы на поставки советских цветных телевизоров за очень приличные деньги. Обоснованные планы: в советских кинескопах изначально использовался красный люминофор на основе солей стронция, дающий заметно более качественную цветопередачу, но для буржуев стронций был пока дороговат. А в СССР этот люминофор вообще получался как отход при получении урана…
Но основной его интерес ко мне был связан именно с компами, причем конкретно с «бухгалтерскими». От прочих эти отличались лишь тем, что в ПЗУ был прошит интерпретатор системы управления базами данных. Довольно примитивный (его группа студентов МИФИ разработала на основе моих смутных воспоминаний про древний dBase), но с его помощью было очень легко решать огромное количество бухгалтерских задач, включая складской учет, начисление зарплат, расчеты с поставщиками и покупателями продукции, а наличие печатающих устройств резко сократило время подготовки всех бумажных документов. Правда, при этом крупно нажилась западногерманская фирма Pelican: в стране при такой скорости печати документов просто стало остро не хватать лент для пишущих машинок, а у парней из Ганновера таких оказались полные склады. Впрочем, насколько я слышала, советское руководство и эту проблему собиралось в ближайшее время решить: Наро-Фоминская ткацкая фабрика срочно переводилась на выпуск синтетической основы для красящих лент. И в прошлый раз Николай Семенович как раз и приходил поинтересоваться, какие ткани для этого лучше использовать, так что я его визитам уже не удивлялась.
А вот визит Павла Анатольевича меня удивил очень сильно:
– Добрый день, Светлана Владимировна, я бы хотел с вами поговорить… наедине.
– Тогда пойдемте в мой кабинет.
– Я имел в виду совершенно конфиденциально.
– Я поняла, в кабинете вы можете говорить совершенно спокойно, он от прослушки защищен получше вашего на Лубянке. Присаживайтесь, и о чем вы хотели поговорить?
– Елена Николаевна сообщила, что вы сейчас разрабатываете какую-то систему шифровки сообщений, которую вроде в принципе невозможно вскрыть.
– А, вы об этом? Я не разрабатываю, я ее уже сделала, а сейчас под нее делают аппаратуру во Фрязино…
Когда есть вычислительные машины, выполняющие по двадцать миллионов операций в секунду, то системы несимметричного шифрования становятся банальностью, так что я на домашнем компе программу написала буквально за неделю. Не от безделья: фрязинцы как-то в разговоре заикнулись о заказанной им авиаторами системы распознавания «свой-чужой», ну а я же не могу удержать в себе ценные знания! Поделилась с ними, поспорила на предмет возможности несанкционированной дешифровки сообщений, Сережу привлекла на предмет составления строгого математического доказательства своей правоты, затем с ребятами из Фрязино мы придумали простенький протокол обмена самолета с Землей (или с истребителем). Прикинули требуемых характеристики вычислительной системы, сами посмеялись над малостью требований – и специалисты занялись разработкой подсистемы селекции целей на базе среднего (наземного) или малого (бортового) компьютера, ну а я – чтобы было что в ПЗУ устройств прошивать – несколько программ и написала. То есть три программы: генерации ключей, шифровки и дешифровки. И на этом успокоилась, даже забыть успела о своем «интеллектуальном подвиге» – но всю документацию по системе передала, как и положено, Лене. А она, как и положено, перед начальством отчиталась…
– То есть такая система шифровки существует? И ее можно использовать, например, при передаче сообщений по открытым каналам связи? Например, для с