– И зачем она мне тут?
– А ты ее где-то на миллиметр еще сточишь, затем запихнешь каждую детальку по-отдельности в плазмотрон, покроешь слоем хромванадиевой стали до начального размера и уже полностью нержавеющую турбину отправишь им обратно. Затем проделаешь тот же трюк со второй, а потом и с третьей турбиной.
– И вы мне предлагаете столько корячиться ради мелкой колхозной ГЭС?
– Я тебе предлагаю покорячиться ради того, чтобы когда большие и важные дяди начали выдумывать новые турбины для новых ГЭС, ты бы вышел и сказал им: «вы все дураки и ничего не понимаете, турбину можно сделать впятеро дешевле и она прослужит при этом вдвое дольше, идемте, я вам на живом примере покажу, как надо». И получил бы за это звание академика… нет, только членкора, и к нему орден Ленина. И в благодарность за это принес бы мне торт такой огромный…
– А, тогда понятно… торт – это довод очень веский. Я постараюсь, и вам о результате сообщу конечно.
– Сообщи, сообщи. Только заранее хочу предупредить: тамошние энергетики тебя тоже отблагодарить захотят, так ты благодарность не пей: там самогон настолько паршивый гонят…
– Свет, знаешь же, что я даже водку не пью. Но – спасибо, побегу стараться!
Все же в Комитете общение людей извне выглядело довольно своеобразно. По официальным вопросам все друг к другу обращались на «вы», а по неофициальным (вероятно, в силу одного возраста и статуса) на «ты». И когда такое проскальзывало в присутствии посторонних товарищей, то это вызывало у них когнитивный диссонанс – но внутри Комитета это позволяло четко разграничивать вопросы рабочие и не очень рабочие. И исключением из этого правила были лишь Лена вместе со всем первым отделом и бухгалтера, причем не только те, что «в штатском». Но с ними и вопросы все же решались исключительно рабочие…
А про плазмотроны… когда-то, мне кажется, что в начале девяностых, я прочитала в газете большую статью о том, что в Москве, в депо «Москва-3», наладили восстановление вагонных осей, напыляя на них как раз с помощью плазмотрона «утраченную в ходе эксплуатации часть металла». То есть они брали сработанную ось, еще с нее слой стали стачивали – а затем новый металл напыляли. И в статье особо подчеркивалось, что после такой обработки восстановленная ось служит втрое дольше новой. Последнее меня удивило, ведь можно и новую по такой же технологии делать – но позже мне знакомые железнодорожники объяснили, почему с новой этот трюк не прокатывает. Но насчет увеличения срока службы сказали, что все верно: так как напыленный в плазмотроне металл как-то специальным образом кристаллизуется, то истирается он после этого в разы медленнее…
Так что в Комитете образовалась и лаборатория, занимающаяся разработкой плазмотронных технологий. А теперь появился и объект для их применения на практике, точнее для проверки возможности такого использования. Так что единственной проблемой могло стать получение откуда-то нужного для напыления металла, но у Комитета уже образовались устойчивые связи в ВИАМе, так что и здесь проблема была решаемой.
А с ВИАМом связи были неформальные, сугубо «личные», то есть более тесные и дружеские. Ведь Комитет отношения к авиапрому вообще не имел – если не считать того, что в Благовещенке производились моторы для МАИшных самолетов. А моторы для самолета – они чем легче, тем лучше, и по простой человеческой просьбе товарища Булганина специалисты института авиационных материалов давали благовещенцам «частные» консультации про эти самые материалы. И результаты таких контактов получались (для Комитета) очень интересными: в октябре ко мне приехали товарищи с моторостроительного и рассказали много воодушевляющего. В частности, они рассказали, что у них получился очень неплохой автомобильный уже мотор… даже два мотора. Или три: один двухлитровый четырехцилиндровый рядный мотор мощностью за девяносто сил, «почти такой же» шестицилиндровый, но уже V-образный на три литра и мощностью в сто тридцать сил. И моторчик маленький, вообще двухцилиндровый, объемом в поллитра и мощностью около двадцати лошадок.
Последний появился особенно вовремя: в Ряжске на авторемонтном инженеры закончили разработку «крестьянского» автомобиля как раз под этот двигатель. Там парни особо и не выделывались, в качестве образца взяли американский «Виллис» (и немножко все же ГДРовский «Трабант»), и предложили для производства полноприводный «джип» со съемной стеклопластиковой крышей. У меня уже лежал большой список того, что на авторемонтный требовалось «дополнительно поставить» из оборудования, чтобы начать серийный выпуск этой машинки (названной «Савраской», вот такая у меня фантазия в тот момент оказалась неуёмная), а теперь появился и довод для руководства, объясняющий, зачем Комитету потребовалась куча довольно непростых станков. Причем довод наглядный: на заводе успели и «экспериментальный образец» изготовить…
А станков действительно нужно было много, причем в том числе и совершенно иностранных (по счастью, не из числа тех, поставки которых в СССР были запрещены), потому что очень многое в автомобиле сейчас в Советском Союзе изготовить просто не могли. То есть в количестве «одна штука» могли – автомобильчик-то ведь сделали, и все в нем было полностью отечественным, но во-первых, одного автомобильчика даже мне лично маловато будет, а во-вторых, цена такого производства окажется… Роллс-Ройс дешевкой на фоне крестьянского авто покажется. Но я все же прекрасно знала, что избытка иностранных денег в Союзе нет и вроде как не предвидится. По крайней мере, когда я в очередной раз позвонила Николаю Семеновичу, он, лишь только голос мой в телефоне услышал, сообщил:
– Оставьте ваше сообщение, вам перезвонят… если захотят, что вряд ли. А денег нет.
Я ему поставила (как образец «особо нужного административного прибора») телефонный автоответчик, и Первому заму всех высших должностных лиц страны агрегат очень понравился. Мне он тоже нравился, потому что сильно помогал быть в курсе всего в Комитете происходящего даже тогда, когда я дочку кормлю. Но вот Николаю Семеновичу я все же про нужду в импортных деньгах изложила, а выслушав повторно мысль о том, что «денег нет», добавила:
– А я не прошу их вас из кармана вытащить, а прошу лишь честь мне отдать до того, как вы их в карман положить соберетесь. У меня случайно появился очень интересный товар для буржуйских рынков…
– Так, излагай.
– Не буду излагать. Но если вы захотите отведать довольно неплохого тортика с чаем…
– В семь сегодня тебя устроит?
– Вполне.
Николай Семенович приехал ко мне около девяти:
– Извини, Светик, на работе задержался, надеюсь, секретарь тебя предупредил. Где обещанный тортик?
– Да, предупредил, но тортик уже съеден. Зато у меня есть вот что, – и я положила на стол новенький калькулятор.
– Это что?
– Это карманный калькулятор, последнее достижение полупроводниковых технологий.
– Наверное, не самое паршивое достижение, но мне такой вроде и не нужен, зачем ты его показываешь?
– Такой вообще никому не нужен, потому что такой даже в руки стыдно взять. А вот такой – я положила на стол лист бумаги с красивой картинкой, – или вот такой, – на столе появился еще один рисунок, – буржуины бы расхватывали как горячие пирожки, потому что СССР готов их поставлять всего за сотню с небольшим долларов. Только я пока не могу сказать, с насколько небольшим.
– И почему?
– Потому что у нас нет технической и технологической возможности изготавливать такие корпуса не то что десятками и сотнями тысяч, а просто сотнями.
– А зачем…
– Но есть кое-кто, кто такой возможностью обладает. Я вам больше скажу: такая возможность много у кого есть. Однако нас буржуины на свои розничные рынки не пустят…
– И какой тогда смысл…
– Но буржуи пустят на Рождественскую распродажу Телефункен или Оливетти, и та, и другая компания может таких коробочек наштамповать хоть миллионы штук. Так что если мы им… точнее, я голосую за Телефункен, но у вас может быть и свое мнение, так вот, если мы им поставляем до Рождества сотню тысяч вот таких штук, – я открыла неказистый футляр калькулятора и вытряхнула на ладонь потроха, – то мало того, что мы получим десять миллионов заокеанских денег, так еще и сильно подгадим американским микросхемщикам.
– Два вопроса: почему Телефункен и им-то это зачем?
– К калькулятору нужен еще и блок питания, плюс они на корпусе что-то заработают, а уж сколько они загребут на рождественском ажиотаже, я и не говорю. А Оливетти – у меня для них будет другое предложение, пусть они все же в своем профиле работают.
– В каком профиле?
– Офисного оборудования. Им мы предложим, чуть позже, но обязательно предложим выпускать калькуляторы настольные, бухгалтерские. С большими уже цифрами на экране, с дополнительными чисто бухгалтерскими функциями. Но мы сейчас до этого еще не дозрели, а если сейчас им карманный вариант предлагать, то потом они не захотят сами себе конкуренцию устраивать.
– Ты тут, пока в декрете сидела, на полставки президентом какой-нибудь буржуйской компании не подрабатывала? Уж больно тщательно у тебя все продумано. Правда, осталось уговорить Рокфеллера…
– С Рокфеллером предварительно уже Петр Миронович договорился, так что теперь только ваша виза на договоре требуется. Ну, и мое согласие, но вы же не зажмете Комитету честно заработанную денежку?
– То, что до Рождества поступит, не зажму, а остальное…
– Мне хватит. Пока хватит, а потребуется больше, я еще что-нибудь придумаю.
– Ну что, все обсудили? Тогда я пойду, даже мне иногда нужно спать.
– Ага, до свидания и спокойной ночи. Только вот еще этот списочек возьмите: тут перечислено, кому какие ордена следует выдать.
– За десять миллионов долларов ордена?
– Нет. Ордена строго за убийство американской полупроводниковой промышленности. Причем за убийство с особым цинизмом: после калькулятора она уже никогда не оправится.
– И ты в этом так уверена?