Впрочем, и из его советов определенную пользу извлечь можно, вот только нужно очень качественно продумать систему отчетности в Комитете. Не Комитета перед высшим руководством, а именно внутри комитета. Просто потому, что внутри Комитета уже имелось несколько довольно больших предприятий, выпускающих именно товары народного потребления, и через них, если использовать все те же сто процентов накладных, будет несложно обеспечить нужное финансирование кучи программ – но для этого необходимо, в полном соответствии с «заветами товарища Струмилина», там создать такую скорость оборота средств, которая при нынешних приемах управления недостижима в принципе. Но я-то точно знаю, какие приемы этого самого управления это могут обеспечить!
Срочный (максимум до начала осени) запуск филиалов Брянского телевизионного был вызван внезапным (хотя мною и ожидаемым) «повышенным спросом на графические станции», под которыми сейчас понимался комп с графическим монитором. Простым, с разрешением шестьсот на восемьсот пикселей – но вот как раз мониторов-то и не хватало. В Брянске даже прекратили выпуск простеньких черно-белых алфавитно-цифровых, но особо легче от этого не стало. И не стало в том числе и потому, что в Госплане уже подсчитали, сколько таких графических станций нужно советским инженерам. Очень ценные сведения, я и без Госплана прекрасно знала, что их нужно минимум по одному на каждого советского инженера – но выше головы прыгнуть не удавалось. В правительстве придумали, как дефицит срочно побороть и перевели на производство таких мониторов Новосибирский телевизионный завод, Но в результате стало только хуже: в торговле исчезли новосибирские телевизоры для народа, а мониторов отнюдь не прибавилось. Впрочем, наверное нельзя сказать, что стало именно хуже: исчезли исключительно паршивые телевизоры (и я думаю, что завод и перепрофилировать решили, потому что он выпускал полное… вот именно, оно самое), но если там не научились нормальный телевизор изготовить, глупо было бы ожидать от них качественной продукции куда как более сложной.
А взрывной рост спроса на эти компы обеспечил, к моему огромному удивлению, Сережа. Я, конечно же, понимаю, что матлингвистика – это важная наука, вот только из того, что мне муж о своей работе рассказывал, я понимала далеко не все. То есть понимала всё, что состояло из простых русских слов – а как только в его словах встречалась какая-то математическая терминология, у меня мозг мгновенно отключался и на этом я просто прекращала воспринимать хоть что-то из того, что он мне говорил. Но все же русские слова я понимала прекрасно – и поняла, что он с кучей своих учеников придумал язык, описывающий способы построения чертежей. Или графиков, или диаграмм – в общем, всего того художественного творчества, которое народом в качестве искусства не воспринимается.
Но просто придумать новый язык программирования – дело несложное, на моей памяти (годах так в восьмидесятых) новые языки появлялись по паре штук в неделю (и почти с такой же скоростью исчезали), но Сережина группа разработала для языка работающий компилятор, написала на нем кучу программ, реализующих изображение «типовых элементов», реализовала интерфейс между библиотекой своих программ и программ, которые люди писали на более традиционных языках – и в результате для инженера разработать чертежи чего-то стало очень просто. Но, что было куда как важнее, инженеры получили возможность начерченную деталь сразу «пустить в работу», наглядно показывая возникающие нагрузки, всякие колебания и прочие важные для инженеров вещи. То есть разработчики получили возможность уже на этапе проектирования любой железяки посмотреть, как эта железяка будет работать в готовом изделии вместе со всеми другими железяками и как скоро она сломается. Или как скоро сломает соседние железки – то есть любое сколь-нибудь серьезное изделие стало возможным заранее просчитать «в динамике».
Принципе, это и раньше можно уже было просчитать, но раньше, составляя программу, инженер должен был заранее «знать, куда смотреть» – а теперь с помощью графики (к тому же цветной) стало возможным показывать разработчикам узкие места конструкции в целом. А Сережа со товарищи в процессе отладки своего программного комплекса переконструировали (вместе с разработчиками) «крестьянский автомобильчик», производство которого готовилось на Ряжском авторемонтном, и на это у них ушло чуть больше полутора месяцев. Не сказать, что меня лично такой результат сильно обрадовал, все же пришлось заказывать чуть ли не четверть станочного парка создающегося автозавода заново – но инженерное сообщество продукт оценило. И донесло свою оценку до высшего государственного руководства…
А это руководство… то есть Николай Семенович все же прекрасно понимал, что ничего из ничего не получается, но даже он привык, что ли, что в Комитете предприятия новые «самозарождаются» без особого внешнего финансирования, так что планы предприятиям Комитета спустили практически невыполнимые. Кстати, об этом меня Станислав Густавович особо предупредил – с той простой целью, чтобы я заранее придумала кузявые отмазки. Однако самая мощная отмазка у меня уже имелась и я всегда ее использовала: «Не мешайте мне работать и самостоятельно решать, как и куда тратить выручку». Ее применение вовсе не означало, что выручку предприятий мне позволяли тратить по собственному усмотрению, но теперь у меня всегда была надета под кофточкой футболка с вышитыми золотой нитью словами «А я предупреждала!» И периодическая (довольно нечастая) демонстрация «нижнего белья» всегда предотвращала срабатывала: до сих пор ко мне ни разу не применялись «репрессивные меры воздействия». Ведь я же заранее предупреждала…
В самом начале мая в далеком осетинском поселке под названием «Квайса» заработал новенький свинцово-цинковый комбинат. То есть такой комбинат там уже почти пятнадцать лет работал, но работавший раньше уже закрыли «на реконструкцию», а заработал как раз новый. Который, кроме свинца и цинка, упомянутых в его наименовании, стал производить и остродефицитный индий. Индия завод производил немного (пока немного), примерно полкило в сутки, но до конца года там планировалось нарастить производства до килограмма и даже более: в местной руде его было относительно много. То есть относительно много, раз в десять больше, чем в руде, перерабатываемой на Челябинском цинковом заводе. Но чтобы это производство могло заработать, выстроенной в поселке крошечной ГЭС было маловато, так что туда протянули ЛЭП из Цхинвала.
По мне, так само существование этого комбината оправдывалось лишь производством там индия: все, что требовалось для работы комбината (кроме руды, конечно), возилось туда на грузовиках через Гори, а чтобы даже электричество поселку по-нормальному обеспечить, в Цхинвале пришлось и свою электростанцию строить. «Дровяную», работающую в основном на обрезаемой на виноградниках лозе, но и эти двадцать два мегаватта все же лишними не были. В Грузии с электричеством вообще все было довольно грустно: в пятьдесят девятом началось строительство ГЭС на Ингури, но оно велось очень неспешно (хотя бы потому, что таких плотин в мире еще и не было), и скорого запуска этой электростанции ожидать точно не приходилось. Правда, там был еще один совершенно неиспользуемый источник электричества, но когда его начнут использовать и начнут ли вообще, лично мне было совершенно неясно…
Василий Степанович к товарищу Струмилину съездил, сразу после того, как в Проиозерный привезли сразу четыре маленьких американских «Бобкэта». Местные инженеры на машинки поглядели, обругали их всячески – не с точки зрения их применимости, а с точки зрения возможностей их производства в районе. И дополнительно все же и к конструкции нашли в чем придраться – но на стройке к машинкам отнеслись очень положительно, и он – собрав все замечания и предложения – в Москву и отправился. Там товарищ Струмилин, прояснив для себя поставленную перед товарищем Соболевым задачу, довольно интересно расписал, каким образом и какими силами можно наладить их выпуск – и на этом, как посчитал сам Василий Степанович, «задача была решена». То есть теоретически решена, а для решения ее на практике он заехал в Комитет и привез Светлане Владимировне довольно большой список оборудования, которое, по мнению Струмилина, проще было заказать за границей. Точнее, которое Станислав Густавович обозначил, как «практически недоступное в Советском Союзе»: станки-то необходимые в стране производились, однако почти все они уходили на заводы «девятки».
Часть (и довольно приличную) из этого списка ему составили специалисты ЦИАМа: все же там очень хорошо знали, что необходимо для производства двигателей, и даже знали, что из оборудования можно без особых проблем (если не считать финансовых) закупить за рубежом. И в ожидании, когда ему удастся передать список Светлане Владимировне (а она попросила его ей лично в руки отдать) Василий Степанович зацепился языком с другим инженером из Комитета, который тоже возвращений откуда-то начальницы ждал. И тема, всплывшая в этом разговоре, немолодого руководителя двух районов зацепила:
– У меня-то вопрос буквально на пять минут: мы турбины сельской ГЭС покрыли слоем нержавейки в плазмотроне, а теперь из соседний районов к нам уже два десятка заказов пришли на такую же обработку и их проржавевших турбин. Но там дело вообще не срочное, турбины, конечно, довольно ржавые, но еще лет несколько проработать смогут, все же на заводе их делали из не особо паршивой в этом отношении стали.
– И вы хотите со Светланой Владимировной договориться о том, чтобы эти заказы отложить?
– Я хочу, чтобы она вообще запретила такую работу. Потому что мы посчитали, и выяснили, что гораздо дешевле было бы просто новые турбины изготовить и уже их нержавейкой покрыть: старую-то от ржавчины сначала вычистить надо, потом всякие каверны заделать… в общем, работы слишком много, и работы непростой. Но, к сожалению, новые турбины делать у нас в стране никто не хочет: заводы-то все и без того планами загружены по маковку, так что непрофильные заказы никто не берет. И это очень обидно…