Эльф вновь испытал совершенно не эльфийское желание поскрести затылок. Потом поманил Гайнора к себе. Так и не замеченные вдохновенным скульптором, они удалились вглубь парка. Сначала план Калли встретили в штыки, но все же удалось уговорить подозрительного и не верящего фэйри.
Пришлось вернуться к Лейэтиэлю, вернее, к его седельным сумам. Сам конь искренне наслаждался этой паузой в путешествии, а особенно изумрудной травкой, которую активно поедал вокруг матушки-бузины.
– Надеюсь, ты у меня не начнешь разговаривать или еще как-нибудь не трансформируешься? – подозрительно спросил Калли, памятуя о своем выводе, что долгое нахождение близ камня опасно. – Учти, начнешь изъясняться высоким эльфийским слогом, сдам на колбасу.
Лейэтиэль фыркнул и отвернулся. Светлый же принялся потрошить суму. Там, на самом дне, лежал его костюм «на выход». Юноша всегда возил его с собой по совету многомудрых предков. Даже баллады утверждали, что в любой момент благородному герою может выпасть оказия оказаться на балу, или на приеме, или на аудиенции у монарха, или еще в какой ситуации, где требуется выглядеть как достойный представитель эльфийского племени. Для этих целей ткань сделали такую, чтобы и место почти не занимала (даже в магически увеличенных сумах оно не безгранично), и не мялась, и выглядела при этом роскошно. «Вот и представился случай проверить мудрость предков», – с усмешкой подумал Калли, облачаясь в это струящееся, таинственно посверкивающее совершенство.
Гайнор, первоначально противившийся идее, неожиданно вошел во вкус и позвал друзей. Откуда ни возьмись налетело множество маленьких фэйри и фей. По крайней мере девочки с крылышками, распущенными волосами и в платьях из лепестков были на них на диво похожи. Они кружили вокруг эльфа, что-то трещали, пытались помочь с прической и нарядом. Торжественными Светлыми почитались длинные одежды, но юноша решил ограничиться брюками и удлиненным камзолом, поверх которого надевали величественные вышитые и украшенные сверкающими камнями накидки. С ними вид, конечно, завораживал, но он же сейчас не эльфийских владык представляет, а совсем иное существо. Калли долго пытался рассмотреть себя в маленьком зеркале, потом в отражении в озере, к которому вся эта братия его отвела, но понял, что чего-то не хватает.
Волшебства не хватает. Чуда.
Эльф выцепил из порхающего облака Гайнора и непререкаемо приказал ему:
– Тащи пыльцу.
– Что? Какую пыльцу? – заюлил тот.
– Волшебную, – припечатал Светлый. – Точно знаю, что она у вас есть.
– С чего ты взял? Да мы…
– Ты хочешь спасти Ниллу? – пришлось давить самым главным козырем. – Вот и не жадничай.
Фэйри и феи зажужжали в десять раз активнее, явно разделившись на два лагеря, но в конце концов парочка юношей полетела за заказанным сокровищем. Магию Калли не хотел использовать. Если Талврин распознает обычную, классическую магию – мало ли какие у него знания, умения или амулеты – то поймет, что его обманывают.
– Колокольчики есть? – эльф решил пойти вразнос. – Найдите.
В итоге притащили пыльцу и так называемую «музыку ветра» – несколько трубочек, которые при дуновении мелодично звенели.
Калли осторожно коснулся пальцем воплощенного волшебства и легонько провел по векам. Глаза мигом стали бездонными и мерцающими. Эльф даже сам замер от такого эффекта. На язык попеременно просились тролльи ругательства и высокий эльфийский слог, ибо этакая красота требовала восхищения. Так или иначе.
Легкие касания к скулам и губам, несколько мазков по волосам у лица – и дивное создание своей дивностью могло поспорить с эльфийской владычицей. Теперь Калли понимал, почему, несмотря на дикую цену, на гламарию не оскудевает спрос: в ее состав как раз и входит пресловутая пыльца.
Подумав, чародей с помощью нее немного подправил черты так, чтобы сделать их менее характерными для своей расы. Все-таки Светлые нет-нет да и попадались практически в любых землях.
Феечки и фэйри восторженно запищали, даже те, кто противился идее делиться с чужаком их сокровищем. Как и все подобные создания, они были падки на красоту и оценили эффект.
«Как я буду об этом рассказывать? – вздохнул про себя Калли, уже представляя комментарии дорогих друзей. – И ведь умолчать не получится».
– Засядешь в кустах, – давал он указания Гайнору, – и когда появлюсь около Талврина, позвени. Только мелодично. Понял?
Фейри закивал так активно, что эльф испугался за его шейные позвонки.
Увидеть представление захотели все участвующие в преображении малыши. Калли даже показалось, что их стало больше. И хотя Светлый понимал, что именно детей среди них нет, все равно не мог воспринимать их взрослыми. Они так ярко радовались, столь искренне печалились, а любопытство завладевало ими полностью… Потому юноша и не раздражался, не пытался их прогнать. Искренние детки, вот кто они.
Еще немного покрутившись перед восхищенными зрителями, Калли отправился к павильону, где каменным – в буквальном смысле – сном спал Ниллу. Талврин все еще возился там. Эльф уселся на этакий каменный столбик, очень удобно расположенный напротив входа – то ли постамент для вазона, то ли часть перил, то ли что-то третье. Калли искренне надеялся, что тот не рухнет в самый неподходящий момент. Устроившись так, чтобы и неудобная поза казалась естественной – волшебное он создание или нет? – и чтобы действительно не свалиться или не закачаться – слава эльфийской координации! – Калли кивнул Гайнору. Тот засел в ближайших кустах, укрыв вполне материальную «музыку ветра» от взоров. Вокруг затаились хихикающие и сбивающие весь настрой фэйри. Хорошо хоть, Гайнор на них цыкнул. Наконец воцарилась необходимая тишина. Казалось, даже птицы и насекомые замерли. И фэйри провел ладошками по серебряным трубочкам. Те охотно отозвались, а Калли добавил печали в синий взгляд.
Оная, впрочем, пропала всуе, потому что увлеченный своим любимым делом Талврин не услышал новый звук. Эльф и фэйри переглянулись, и Гайнор вновь потревожил «музыку ветра». Юноша состроил возвышенную мину.
Скульптор все так же самозабвенно водил тонким стеком по глине. Гайнор тряхнул трубочки так, что вздрогнул даже Калли. Но не скульптор. Представление срывалось. Фэйри волновались. Пока чародей обдумывал, что делать, одна маленькая феечка с сердитым жужжанием помчалась вперед и со всей силы врезалась в ящик с инструментами. Свалить его ей одной было не под силу, но ее замысел угадали остальные, и на помощь отважной малышке понеслись несколько фэйри покрепче. Их усилия были такими искренними, что Калли едва не забыл, как дышать, наблюдая за ними.
И вот тяжелый ящик с грохотом повалился на землю. Этого уж Талврин не мог игнорировать. Тем более сам свалиться тот никак не мог. Глядя на рассыпавшиеся инструменты, мужчина озадаченно поскреб затылок. Зато Гайнор уж своего выхода не упустил. Как только шум от падения ящика стих, он принялся водить рукой по серебряным трубочкам. На этот раз их перезвон привлек внимание хозяина парка.
Талврин вышел из павильона и остановился как вкопанный, уставившись на дивное видение. В том, что это именно видение, мужчина даже не усомнился. Не может живое существо выглядеть воплощенным волшебством – с сияющей кожей, заостренными ушами, чарующими огромными очами и мерцающими мелкими искорками волосами. Как и сидеть на разваливающемся узком и высоком постаменте, будто невесомый, тоже не может.
Да и колокольчики появление живых существ не сопровождают.
«Я все-таки сошел с ума, – скорбно подумал Талврин. – А ведь меня предупреждали».
«Дивное видение» тем временем посмотрело прямо на него и вымолвило тихим печальным голосом:
– Зачем ты, о смертный, похитил нашего принца?
Талврин навсегда запомнил своих первых друзей – маленьких фей и фэйри. Они жили в парке у особняка и с удовольствием играли с мальчиком, когда он сбегал от нянек и гувернеров. Те не особо усердствовали в его воспитании, поэтому времени на общение с волшебным народцем у него имелось предостаточно. Каково же было удивление юного Талврина, когда на его рассказы о крошечных друзьях родители сначала улыбались, а потом стали ругаться. Мол, большой уже, зачем сказки рассказывать? Следующим ударом стало то, что в какой-то момент он перестал их видеть. Или они ушли? В тот день он в первый раз подумал, что, может, отец прав и это все игра его воображения? Тогда Талврин побежал в сад и долго искал своих друзей, но они прятались. Или действительно не существовали?
Сколько лет мальчик подозревал, что безумен, как ему предрекали старшие родственники! Однако воспоминания не хотели уходить, и Талврин решил верить самому себе, коли уж так сложилось. Он научился молчать о своем увлечении, но продолжил искать. Пусть не сам волшебный народец, но истории о нем, хоть какие-то сведения. Не сказать, чтобы тех нашлось много, зато под влиянием этих сказок в юноше проснулся талант скульптора. Яркий и завораживающий, он позволил бы безбедно жить, буде на то необходимость. Но доходы с поместья позволяли просто творить в свое удовольствие, раздаривая статуэтки тем, кому они понравились, и украшая ими парк.
Мужчина давно уже смирился с мыслью, что никогда больше не увидит никого из фэйри, когда произошло… то, что привело к появлению в павильоне для чаепитий постоянного гостя. Надежда вспыхнула с новой силой. Ему бы только чуть больше таланта, чуть больше сил!
И уж никак Талврин не ожидал, что столкнется с подобным обвинением.
Да он и сейчас не мог поверить своим глазам. Неужели… это действительно происходит?
Волшебное же создание с болью в прекрасных синих очах смотрело на него и вновь тихо молвило:
– Зачем, о смертный?
Калли почувствовал, что столбик таки качается под ним и скользнул вперед, отчаянно надеясь, что тот не рухнет следом. Устоял, слава звездам. Эльф с трудом удержался от облегченного вздоха и продолжил шаг к застывшему, явно впечатлённому мужчине.
– Что обещал тебе Темный Двор за это злодеяние? – патетически воскликнул Светлый.