По тому, как она это произнесла, Айтел понял, что за этим кое-что последует.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
— Стоит тебе отвернуться, как Мэрион говорит мне, что хочет, чтобы я переехала к нему.
— Он так говорил?
— Он даже сказал, что любит меня.
Айтел был поражен и в то же время порадовался. Пусть кто-то еще заботится о ней — тогда, возможно, на нем будет меньше ответственности.
— В таком случае как же ты не поняла, почему Мэрион был таким мерзким? — услышал он свой вопрос.
— Неужели ты даже не разозлился?
— Илена, не будем вокруг этого взбивать пену.
— Какой ты холодный человек, Чарли, — сказала она.
— Ой, не возникай. Ты же всерьез не сердишься на Мэриона за то, что он втюрился в тебя.
Под конец она все-таки согласилась проститься с Мэрионом. Застенчиво, с красными глазами, она на минуту вернулась в гостиную и улыбнулась ему.
— Какая же ты красивая, лапочка, — сказал Мэрион и послал ей поцелуй. — Я имею в виду, что ты лучше всех нас.
Илена отправилась спать, и Айтел с Мэрионом остались одни; настроение у Мэриона было скверное.
— Почему ты не хочешь поверить, что я люблю ее? — спросил его Айтел.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Я так и скажу.
— Ты сам в ней что-то видишь, — продолжал Айтел. — Ты же это сказал. Она так жаждет обрести достоинство.
— Достоинство! — Мэрион пригнулся, словно намереваясь проскочить сквозь препятствие. — Чарли, ты же знаешь, как знаю и я, что она просто девчонка, которая отиралась тут.
— Это неправда. Этим не все сказано. — Айтела покоробило то, как спокойно он это произнес. «Если бы я любил ее, я с ним сейчас не так бы говорил», — подумал он.
— С Иленой можно сделать что угодно, — чуть ли не мечтательно произнес Фэй. — Она из тех, кого можно втоптать в грязь. — Он уставился в пространство. — При условии, что ты верховодишь. Этой девчонкой надо верховодить, Чарли. Вот она какая.
Айтел сделал еще одну попытку.
— В определенном смысле она самая честная женщина из всех, кого я знал. Господи, родители воспитывали ее с помощью мясницкого ножа.
— Абсолютно точно, — сказал Фэй. — Знаешь, почему ты с ней не расстаешься?
— Почему?
— Потому что ты боишься, Чарли. Могу поклясться, что ты был ей верен.
— Был.
— А ведь ты обычно говорил, что верность — это насилие над человеческими инстинктами.
— Возможно, я все еще так считаю.
— Ты действительно боишься. Ты даже боишься взять одну из моих девочек.
— Девочки по вызову никогда меня не интересовали, — сказал Айтел.
— Что ты пытаешься мне сказать? Что все дело во вкусе?
Слушая Фэя, Айтел снова почувствовал что-то вроде той ярости, какая владела им в первые недели пребывания в Дезер-д'Ор, когда он понял, что женщины, каких он в свое время знал, никогда больше не затеют с ним романа, — во всяком случае, женщины амбициозные, или молодые, или те, которых он мог бы возжелать; для него остались лишь жены émigrés, да второсортные девочки по вызову, да настоящие проститутки, так низко стоящие на общественной лестнице Дезер-д'Ор, что он все еще будет казаться им важной фигурой.
Или Фэй прав? И он боится даже таких женщин? Раздумывая над этим, Айтел почувствовал промелькнувшее презрение к Илене. И вместо ответа спросил:
— Если ты такого низкого мнения о моей девочке, почему же она интересует тебя?
— Я этого пока еще не понял. Должно быть, во мне говорит животное. — Фэй зевнул и поднялся. — Окажи себе услугу, — сказал он, прежде чем уйти, — спроси Илену, занималась ли она когда-нибудь этим за деньги.
Айтел взволновался.
— Тебе что-то известно? — спросил он.
— Я ничего не знаю, Чарли. Просто у меня на это дело нюх. — И Фэй не спеша вышел из дома.
Айтелу не удалось поговорить с Иленой до следующего дня. Она уже спала, когда он лег в постель, и встала раньше его утром. От Муншина никакого звонка, и Айтел попытался работать, но его не покидало желание обладать Иленой. Среди дня они провели зажигательные полчаса; он знал, что они были вдвойне зажигательные для Илены, поскольку его желание обладать ею, казалось, возникло столь внезапно. После этого он подумал, что можно задать ей тот вопрос: брала ли она когда-нибудь за это деньги.
— Ну, в общем-то никогда, — сказала она, — только вот один раз.
— Один раз? — переспросил он. — Как же это произошло?
— То было нехорошее время, — пустилась в воспоминания Илена.
— Как все-таки это случилось? — спросил он, чувствуя разрастающийся в груди холод.
— Ну, словом, был там один мужчина, и ему захотелось, я отказала, а он предложил деньги, двадцать долларов.
— И как же ты поступила? — спросил Айтел.
— Взяла их. После этого мужчина показался мне волнующим.
— Ты грязная девчонка, — сказал Айтел.
Глаза у Илены вспыхнули.
— Ну, ты же знаешь, какая я, — сказала она. — Ты ведь тоже такой.
— Да. — Самое скверное, что подобные истории до такой степени возбуждают его.
— Я с удовольствием потратила эти двадцать долларов, — добавила Илена.
— И тебя это не смущало?
— Нет.
— Все-таки смущало, — настаивал Айтел.
— Ну, на следующий вечер у меня была истерика, но в любом случае такая уж я испорченная. — Лицо ее на миг стало чужим. — Чарли, не будем об этом говорить. В шестнадцать лет меня беспокоило, не стану ли я проституткой. — И, рассмеявшись, словно стремясь прогнать смехом все воспоминания, она села к нему на колени. — Помнишь, мы с тобой говорили про двух девчонок? — Айтел кивнул. — Ну, может, как-нибудь найдем девочку. Правда, нужна девчонка подходящая. Такая, чтоб я не взревновала. — Илена рассмеялась над собой. — Правда, ужасно говорить о таком и заранее планировать?
Он прижал ее к себе, чувствуя, о сколь многом он никогда не сможет ей рассказать: о возбуждении при воспоминании о том, как он проводил время с двумя женщинами, об острой боли от сознания, что она продала себя за двадцать долларов, и при всем этом о беспокойстве, беспокойстве за Илену, чуть не вызвавшем у него слезы. Что будет, если он не позаботится о ней?
Немного позже они решили пойти поплавать. Сидя за коктейлем, он вспомнил, что от Колли по-прежнему ни слуху ни духу. Так легко поверить чему угодно: они могут никогда больше не увидеть Колли или же увидеть его сегодня вечером. Айтел между делом подбросил в воздух монетку, и она упала решкой вверх. «Больше я его не увижу», — сказал он себе, и эта мысль была неприятна. Неужели он решил зависеть от Колли?
Что сказать о предрассудках? Монетка оказалась не права, и Муншин в тот вечер пришел к ним. Илене пришлось высидеть не один час, прежде чем отправиться спать, и за это время ни слова не было сказано о сценариях. Когда она наконец ушла, Муншин впал в задумчивость.
— У нас фантастическая профессия, — сказал он.
У Айтела не было терпения это слушать.
— Как поживает главный монах? — спросил он.
Муншин улыбнулся.
— Чарли, я надеюсь, наше маленькое совещание в тот вечер было продуктивным.
— У меня появилась идея-другая.
— А я все еще без ума от этой перспективы, — сказал Муншин. — Такого энтузиазма я уже несколько лет не испытывал. — Колли часто говорил подобное: он пускал это в ход, чтобы сменить тему. — Я сказал себе прошлой ночью: «Ну чего ты тут пытаешься выиграть? Настоящая игра в Дезер-д'Ор, с Айтелом».
— А где же тут игра? — сказал Айтел. — Когда мы в прошлый раз говорили, мне казалось, ты считал сюжет верняком.
— Чарли, не будем договариваться, точно мы стоим на разных полюсах. Мы с тобой оба слишком для этого умны. Твой сюжет, даже с моим предложением, — вещь гадательная. Игра от начала и до конца.
Айтел устроил маленький спектакль, принявшись готовить коктейли.
— В таком случае нам, может быть, стоит вообще отказаться от этой затеи, — сказал он.
— Прекрати заниматься спаррингом, Чарли. — Муншин пожевал верхнюю губу с удовольствием толстого мальчишки. — Я об этом немало думал. Дружище, если хочешь работать один, я дарю тебе свою идею и надеюсь, это поможет тебе получить кучу денег за сценарий, когда ты станешь его продавать.
Айтел состроил скучающую мину.
— Ты прекрасно знаешь, Колли, что никто в нашем деле и близко ко мне не подойдет.
— Тебе надо лишь оправдаться перед правительством.
— Только и всего. У меня есть гордость, Колли.
— Тогда тебе придется работать со мной.
— Наверно, есть и другие возможности.
— Кого ты обманываешь? Если захочешь снимать в Европе, тебе понадобится паспорт.
Муншин вдруг просиял. Он придумал кое-что получше, сказал Муншин. Айтел напишет сценарий, а он его отредактирует, и когда все будет готово — сможет Айтел закончить за двенадцать недель? — Колли вручит это Теппису как собственный сценарий. Он может не напоминать Айтелу, добавил Колли, сколько стоит оригинал Муншина.
— Ты сможешь за это получить где-то между семидесятью пятью и ста тысячами, — сказал Айтел.
— Чарли, стоит ли говорить сейчас о деньгах?
— Я хочу знать, как мы их поделим.
Муншин поджал губы.
— Чарли, не в твоем стиле вести такие разговоры.
— Возможно, это и не в моем стиле, но я хочу десять тысяч аванса, и я хочу, чтобы потом три четверти пошли мне, а четверть тебе.
— Чарли, я поражен, — сказал Муншин. — Я тебя не понимаю.
— Постарайся понять.
— Это ты постарайся. Что мне в этом деле, кроме волнений? Если Теппис обнаружит, что я работаю с тобой, он мне голову снесет. Ты считаешь, я могу пойти на такой риск за какие-то жалкие несколько долларов?
— Плюс престиж — имя Муншина будет стоять на сценарии.
— Это того не стоит. — Муншин покачал головой. — Нет, Чарли, нет. Я вижу все иначе. Поскольку ты нуждаешься в деньгах, я дам тебе за сценарий две с половиной тысячи, а три четверти потом — мне.
— Колли, Колли, Колли…
— Мы также забудем о займе, который я тебе дал.
— Не думай, будто я не знаю, почему ты мне его дал.