— А как же Серджиус? — спросил он. — Ты пригласила его сегодня?
Она кивнула.
— Конечно, пригласила. — Лулу пожала плечами. — Только он скорей всего сидит дома и дуется.
— Две недели назад ты считала, что влюблена в него.
Она улыбнулась.
— О, ему еще надо столькому учиться, — сказала она и снова положила руку Айтелу на плечо. — Чарли, как я хочу, чтобы ты понял, что я желаю тебе только самого лучшего. Право же, ты один из самых милых людей, каких я знала, — продолжала она, и глаза ее увлажнились слезами. — Я даже поняла, что ты находишь в Илене. Мне она, пожалуй, нравится.
— Значит, ты влюблена в Тони? — переспросил он.
— Почти уверена, что да.
— Должно быть, ты хочешь, чтобы я это в тебе убил.
— О, ты пьян.
— Нет, я просто удивляюсь, почему ты не привела его с собой.
— Потому что… мне хотелось ненадолго расстаться, чтобы подумать о нем. А теперь мне его не хватает.
Айтел смотрел на нее и думал: до чего же она прелестна. Пока они говорили, голубые, с лиловатым отливом глаза Лулу улыбались ему — улыбались и, казалось, говорили: «Сколько бы мы с тобой ни притворялись, но у нас ведь есть что вспомнить». Айтел почувствовал себя пожилым алкоголиком. Неужели всего год или два назад они были женаты и все считали, что он взял в жены женщину ниже себя? А теперь она стала недосягаемо выше его, и на смену пришли новые поколения Тони Тэннеров, которые в свое время часами сидели под дверью его кабинета, дожидаясь возможности поздороваться с ним.
— Ты скоро отправляешься в Европу? — спросил он, прерывая тишину.
Конечно же, она скоро отправится в Европу. Появись кто-то достаточно известный, и она поедет с ним.
— Самое, по-моему, нелепое, — сказала Лулу, — то, что Тони не любит меня.
— Ничего страшного. Полюбит, если ты будешь его уважать.
— Ты стареешь, Чарли, и становишься противным.
Самое скверное, думал Айтел, что он сейчас так ее хочет. Хочет больше, чем когда-либо хотел в течение их брака. В другом конце комнаты он увидел Дона Виду, разговаривавшего с Иленой, и понял, что, если он уедет с приема вместе с Лулу, Илена скорей всего уедет с Бидой и его красавицей женой.
— О чем ты думаешь? — неожиданно спросила Лулу.
А он поймал себя на том, что покачивается, переступая с пяток на пальцы.
— Я только что пришел к выводу, — сказал Айтел, — что не удается запомнить, как выглядит тело бывшей жены.
Лулу рассмеялась.
— А куда девались все эти снимки, что ты делал?
— О, я их уничтожил, — сказал он.
— Я не верю тебе, Чарлз. — И небрежно, ласково ухватила его пальцами за мочку уха. — Наверно, это подло с моей стороны — сказала она, — но я не против того, что у тебя хранятся мои снимки, конечно, всего несколько штук.
— Лулу, давай уедем с приема, — предложил Айтел.
— Зачем?
— Ты прекрасно понимаешь зачем.
— И оставим тут Илену?
Ее вопрос был ему неприятен.
— Да, и оставим тут Илену, — сказал он и почувствовал, что как бы совершил святотатство. А святотатство заключалось в том, что ему было так легко это произнести.
— Чарлз, я считаю тебя сегодня чрезвычайно привлекательным, но я хочу быть верной Тони.
— Чушь.
— Нехорошо с твоей стороны предлагать мне это. Каждый определенный период времени я могу заниматься только чем-то одним.
— Давай уедем отсюда, — повторил Айтел. — Я покажу тебе новую энциклопедию.
И тут он почувствовал, что рядом стоит Илена. Невозможно было понять, слышала ли она то, что он сказал, но в общем-то это не имело значения. Он стоял, склонясь над Лулу так, что все было ясно.
— Я хочу домой, — сказала Илена, — но тебе не обязательно тоже уезжать. Я понимаю, что тебе хочется остаться.
Еще немного, и она устроит сцену — невыносимо было даже подумать о том, что такое может произойти у Доротеи О'Фэй.
— Нет, я поеду с тобой, — спокойно произнес он.
Тут заговорила Лулу:
— Почему бы тебе не остаться, Чарли? Илена разрешает.
— Тебе вовсе не обязательно уезжать, — повторила Илена. В глазах у нее блестели слезы.
Айтел сказал то, чего не следовало говорить.
— А ты не хочешь поехать к нам выпить кофе? — спросил он Лулу.
— Пожалуй, нет, — с улыбкой произнесла Лулу.
— Отчего же, поехали в свинарник, — сказала Илена. — Свиньи ждут не дождутся, когда можно прыгнуть в сено.
— Спокойной ночи, Лулу, — сказал Айтел.
Они пошли к выходу, не попрощавшись ни с кем. У дверей их поймала Доротея. Она была сильно пьяна.
— Все прошло хорошо с моим другом из правительства? — с трудом ворочая языком, спросила она.
— Ты ждешь благодарности? — спросил Айтел.
— Ты намерен быть таким стервозным наглецом всю свою жизнь?
Глядя в разгневанные, тяжелые от алкоголя глаза Доротеи, он вспомнил, что в свое время — как бы недолго это ни продолжалось — они лежали в одной постели. Айтела кольнуло в сердце. Где, на каком небесном кладбище покоятся те нежные слова, которые влюбленные некогда говорили друг другу?
— Поехали, Илена, — сказал он, так и не ответив Доротее.
— Ты не заслуживаешь того, чтобы даже какой-нибудь пес сделал что-то для тебя, — крикнула им вслед Доротея.
По пути домой ни он, ни Илена не произнесли ни слова. Поставив машину в гараж, Айтел прошел за Иленой в гостиную и приготовил себе коктейль.
— Ты трус, — сказала Илена. — Тебе хотелось остаться, а ты не остался.
Он вздохнул.
— Ох, детка, хоть ты-то не начинай.
— Ну конечно, только не я. Ты хотел куда-то отправиться с Лулу, и я помешала, верно?
А он подумал: как быстро она стала женой.
— Ничему ты не помешала, — машинально произнес он.
— Думаешь, ты мне так уж нужен? — вспылила она. — Хочешь я тебе кое-что скажу? Когда я пьяная, я нахожусь за миллион миль от тебя.
— А я, когда пьяный, люблю тебя, — сказал он.
— Зачем ты мне так лжешь? — Лицо ее исказилось от усилия сдержать слезы. — Я и без тебя проживу, — сказала она. — Сегодня вечером, на вечеринке, я поняла, что могу уйти оттуда и никогда не вспомнить о тебе. — Он молчал, и это лишь еще больше разозлило ее. — Я сейчас кое-что скажу тебе, — продолжала она. — Этот твой приятель, этот омерзительный мужик Дон Бида, предложил мне поехать к нему с его женой и такого мне наговорил… он считает меня потаскухой. Что ж, может, мне нравится благородное общество и то, что меня считают потаскухой. Я хотела поехать с ним, — выкрикнула она, — я ничем не отличаюсь от него. Так что не думай, будто ты обязан считаться со мной. Если ты хочешь поразвлечься, не думай, что я стану тебя останавливать. Я тоже могу поразвлечься.
Улыбаться в такую минуту было ужасно, но Айтел ничего не мог с собой поделать.
— Бедная моя малышка, — сказал он.
— Ненавижу тебя, — выкрикнула Илена и ушла в спальню.
Ох, до чего же он был пьян. «Бедная маленькая страдалица», — подумал он об Илене. Она ни за что не поверит, что он готов жениться на ней, а он женится. Он сидел и пытался найти слова, в которых его предложение показалось бы ей наиболее привлекательным. И вдруг расхохотался. В этот момент, казалось, он все понял. То, что меньше часа назад он больше всего на свете хотел переспать с Лулу, выглядело такой нелепицей. Илену в тот момент, должно быть, в такой же мере притягивал Дон Бида. Иначе она не назвала бы его омерзительным. И словно дыхание ветерка, пролетевшего над пеплом его желания переспать с Лулу, мелькнула мысль: а не следовало ли ему принять предложение Биды? Было что-то возбуждающе-волнующее и отнюдь не неприятное в том, чтобы отправить Илену в такой разгул. С мужеством человека, наблюдающего в операционное зеркало, как ему делают операцию, Айтел всматривался в самого себя. В свое время — сколько лет прошло с тех пор? — достаточно было девушке царапнуть его словом, чтобы потекла кровь застенчивого, страстного юноши, каким он был. Он вздохнул, вспомнив постулаты философии пьяного: время — это текучая жидкость, жидкость высыхает, и время исчезает.
А Илена все это время, несомненно, страдала. Есть в ней что-то комичное, думал Айтел: ведь в основе хорошей комедии всегда лежит несостоявшаяся драма, а Илена все воспринимает всерьез. В таком случае надо подкинуть ей драму — пора сделать предложение. Он поднялся, прошел в спальню и увидел, что Илена лежит на покрывале. Она лежала, зарывшись лицом в скрещенные руки, в классической позе посредственной актрисы, изображающей горе, — будучи женщиной искренней и комичной, Илена и должна была лежать так. Айтел легонько погладил ее по спине, и она шевельнулась. Наверное, хотела сказать ему, что вовсе не думала так плохо о Доне Биде.
— Уйди, — сказала ему Илена.
— Нет, дорогая, я хочу с тобой поговорить.
— Пожалуйста, оставь меня в покое.
Он стал гладить ее по голове.
— Дорогая моя, — сказал он, — я многое испортил, но ты должна знать, что я дорожу тобой. Мне невыносима мысль, что я причиняю тебе боль. — В известной мере это была правда. — Я хочу сказать, я хочу, чтобы ты всегда была счастлива. — И действительно, если бы он мог кому-то дать счастье, он дал бы его ей.
— Все это одни слова, — произнесла Илена, не отрываясь от подушки.
— Я хочу, чтоб мы поженились, — сказал Айтел.
Тут она села и повернулась к нему.
— Понимаешь, я думал, что мы можем и дальше так жить, а когда ты почувствуешь, что это тебя больше не устраивает, тогда, прежде чем разойтись, мы могли бы пожениться, ну и затем развестись. Я хочу сказать, что знаю, как тебе хочется выйти замуж, потому что тебе кажется, будто никто тобой не дорожит настолько, чтобы жениться, вот я и хочу доказать, что я тобой дорожу.
Глаза ее наполнились слезами, они побежали по щеке и стали капать на ее руки. А она сидела, опустив руки на колени.
— Так что ты на это скажешь, дорогая?
— Ты меня не уважаешь, — произнесла она деревянным голосом.
— Неправда, очень уважаю. Неужели ты не видишь?
— Не будем об этом, — сказала она.