Его давний друг Георгий, который не понимал, какого лешего Васька на старости лет решил в бизнесмены податься, изредка заезжал к нему.
– Говорят, у нас в тундре браконьеры двух оленей застрелили. Да притом в заповеднике, – рассказывал однажды Георгий.
– Ну, бывает и такое. Не впервой, – отмахнулся Василий. – Ловят, ловят, а поймать все никак не могут.
– Думаешь, мало желающих на халяву такого зверя взять?
– Ну так иди, охраняй, что я могу сказать, – съязвил оленевод. – Я тебе ничем не могу помочь.
– Не ворчи. А за своими лучше следи. Они у тебя уставшие больно.
Спустя неделю после этого разговора хозяин фермы поутру, как всегда, пошел кормить свое драгоценное стадо. Засыпал он им кормушку, стоит и смотрит. Не понял Василий поначалу, что не так. А потом дошло: двух голов не хватает. Побежал к жене:
– Ленка! Куда два быка делись? Ты слыхала ночью выстрелы или грохот какой? – запыхавшись, протараторил старик.
Та на него уставилась круглыми глазами:
– Тихо было, никто даже не пикнул на улице. Я сплю чутко! Тебе небось померещилось! Иди пересчитай!
– Да говорю тебе, нет двоих!
Проверил ограду вокруг пастбища: нет прорехи. Сидел одну ночь, сидел другую. Все тихо.
– Ладно, леший с ними! – прихлебывая уху, бормотал старик. – Тут уже ничего не поделаешь.
Следующие две недели оленевод занимался укреплением ограды. Но за такое короткое время толком ничего сделать не удалось. Зато хоть что-то. Зверье суетилось: не нравилось ему, что хозяин с инструментами крутится. Ночные караулы никаких результатов не приносили. Только старик решил бросить партизанить – наутро недосчитался еще одного быка.
Поехали они с Георгием дезертиров искать по окрестностям. Даже в совхоз заезжали. Животных и след простыл.
– Видал, тут неподалеку дикие шляются. Давно они так около человеческих поселений в открытую не маячили, – отвечал сторож совхоза на вопросы о беглецах. – Вчера такая луна огромная была, что мне даже показалось, будто у одного рога ее свет отражают…
– Креститься надо! – ответил Василий.
– Серьезно тебе говорю! Крупные такие рога с кучей отростков и будто светятся. Кстати, такие какую угодно ограду прошибут. А домашние олени с дикими хорошо ладят и в компании не пропадут.
– Сетка целая, никто ее не ломал.
– А может, Он калитки открывает, – наигранным шепотом произнес сторож.
– Кто Он?
– Прародитель саамский, кто!
– Хорош заливать! Коли разговор такой пошел, ваши в первую очередь бы свалили.
– У нас система замков посложнее! Человек, и тот не сразу откроет. Если Он к нам полезет, мы его сразу и изловим, – разразился смехом мужик.
Вслед за этим разговором и с территории совхоза пропал один олень, и это заметили сразу, несмотря на многочисленность стада. Охранник на вахте спал сном младенца, полный уверенности в надежности замков. Когда с него спросили, он опять затянул песню о светящихся рогах. На вопрос руководства, что тот употреблял, мужик ошалело мотал головой, утверждая, что настают трудные времена. И он не ошибся. У него действительно настали трудные безработные времена.
Елена приняла эту историю, рассказанную мужем, за чистую монету.
– Это что ж творится, Васька? Закрывать надо ферму! Чуют олени неладное! Коли все уйдут, с голоду помрем!
– С голоду мы точно не помрем, а вот животных найти надо! Глаза заливал себе стабильно мужик на вахте, вот и померещилось ему! – возражал Василий.
– Я считаю, правду говорит! Хватит, натерпелось зверье! В совхозе головы в навоз летят, здесь чуть ли не плясать заставляют. А вам все мало! – протестовал Георгий.
– Сам в совхозе работал, а тут переобулся! – завелся оленевод.
– Я электриком работал, а не палачом.
– Узнаем, в чем дело. В случае чего и договориться можно.
– Тут не просто договариваться, а заплатить придется. И как бы этой платой не стала твоя голова!
– Господи, помилуй! Герочка! Такие вещи говоришь! – воскликнула Елена, спешно перекрестившись.
Этот разговор так и остался остывать под вечерней лампой пастушьей избы. Но мысль о визите загадочного гостя не отпускала. Василий был тверд в своем намерении найти пропавших быков, даже ферму временно закрыл для посещения. Он надеялся отправиться в путь не один, а вместе с Георгием. Что они ожидали в Ловозерских тундрах увидеть? Что хотели узнать? Может, смотритель самого таинственного места на Кольском полуострове ответил бы им на вопрос о причине бегства животных? Толком они и сами не знали.
Но когда к Георгию приехал внучок, Василий воспринял того как препятствие на пути к решению серьезной проблемы. Не хотел он втягивать в столь деликатное предприятие неразумного щегла. Да и случись что… крику будет! Сердце старого оленевода было наполнено обидой и разочарованием, и сам он был готов на все. Как можно было назвать его поступок? Отчаянный? Да, это определение было самым подходящим.
Глава 7. Кто виноват?
На следующее утро после визита нежданных гостей Василий сидел на скамейке у избы, ухватившись обеими руками за голову, и бормотал: «Вот накаркал, вот накаркал…»
В этом состоянии его и застала супруга.
– Васька, ты че? Плохо тебе, что ли, Васька?
– Ой, беда, Ленка… Ой, беда… – продолжал бормотать старик, медленно покачиваясь.
– Да что стряслось, говори уже! – толкнула его Елена.
– Мяндаш наш в тундру ушел… И компанию с собой прихватил… Все уйдут, Ленка. Никого не станет.
Женщина села рядом с мужем, опустив отяжелевшую голову. До нее дошла вся серьезность произошедшего: еще чуть-чуть – и они останутся без кормильцев. Иной жизни супруги представить не могли. Хоть завали их синюшными куриными тушками из супермаркета – ни к одной не притронулись бы. Привези кучу импортных шмоток – и того не надо.
– Говаривала мне маманька, придет время, когда олени покинут свой народ и исчезнет вся лопь[12] с земли тундровой… Но никак я не думала, что виновна в том буду, – после нескольких минут молчания тихо, почти шепотом, произнесла Елена.
– Здесь лишь моя вина, – ответил Василий и ушел в избу.
На протяжении всего дня старик метался то по дому, то по сараю, собирая необходимое снаряжение для намеченной вылазки в тундру.
– Тебе нельзя идти одному! – суетилась вокруг него жена.
– Ёгора я с собой не возьму. С ним его мальчишка увяжется, всем ловозерским упырям на радость! И не говори ему ничего, пока я не вернусь. Поняла?
– Пешком, что ли, попрешься?
– Там три дня пути всего. Все, что нужно, у меня имеется. И палатку поставлю, и озеро переплыву, и брод пройду. Не впервой. Через Ловозеро переправлюсь, а там через заказник до Могильного острова[13] доберусь.
– Зачем тебе до Шаманьего острова идти? Сдурел, что ли? Не вздумай! – закричала женщина. – Не пущу никуда тебя! Ты и на метр к нему не подплывешь!
Елена разрыдалась и упала на стул. Отпустить мужа по намеченному им пути значило похоронить пустой гроб на местном кладбище. С каждым последующим всхлипом ее сердце все сильнее и сильнее рвалось от предчувствия утраты.
– Да как же я одна останусь? – рыдала она. – Тебе что, какие-то олени дороже меня?
Василий с минуту глядел растерянным взглядом. Никогда еще он не заставлял свою жену так убиваться в слезах. Старик понимал, что должен попытаться вернуть своих оленей, но самое главное – узнать, как предотвратить надвигающуюся беду. Он чувствовал, что так просто не попадется в лапы какой-нибудь ведьмы или лешего и может рассчитывать на помощь шамана Оци, который там обитает. Василий опустился на колени перед Еленой:
– Только Оця поможет нам все сохранить, ибо человек тут уже ничего не поделает. Я уже бывал с отцом на этом острове. Помнишь, Игореныш наш больным родился? Говорили, и до двух годков не протянет. Плюнули на нас все. Мы тогда с папашей-то и направились к Оце за помощью. Прости меня, Ленка!
– Васька! Да что ты такое говоришь! Неужели ты за жизнь ребенка кому-то, кроме Господа, обязан? – глаза женщины расширились от ужаса.
– Он жив зато остался и здоров! Иначе было никак, Ленушка! Но я знал, что ты не позволишь, вот и слова тебе не сказал.
– Что ты, Васька, наделал… Получается, пришел черед расплачиваться! – громче зарыдала Елена.
– Ленушка, Оця поможет, не переживай!
– Дурак ты, Васька! До сих пор ничего не смыслишь! Да им душа твоя нужна, а не олени!
– Мое время еще не пришло! Меня никто не тронет. И оленей я верну. А там потолкуем.
Больше она не сказала мужу ровным счетом ничего. Весь оставшийся вечер она бродила по дому, посматривая на друга сердца своего. Да вот друг ли он теперь? Ни теплого прощания, ни напутственных слов, ни иконки за пазухой. Васька лишь молча поцеловал супругу в лоб напоследок.
Муся тем временем громко мяукала и терлась о ноги любимого хозяина. Она впивалась в его штанину острыми когтями в надежде обратить на себя внимание. Когда тот садился на стул, кошечка нагло запрыгивала на колени и заглядывала прямо в глаза. Порой ее мяуканье походило на вой, будто она пыталась остановить Василия.
Елена до сих пор оставалась непреклонной. Матушка говаривала ей, что вмешиваться в промысел Божий нельзя. Так всегда она и делала. И считала жизнь единственного сына наградой за свое смирение. Как же она ошибалась. Тем не менее и теперь она приняла решение не вмешиваться.
Глава 8. Один посреди промозглой тундры
Василий шел по земле, которая была холодна к чувствам отчаянного путника. Она бросала к его тяжелым от веса болотных сапог ногам камни, делая тропу еще более непроходимой. Ветер, дувший с озерных далей, усердно пытался развернуть старика, заставить сменить направление, однако увесистый рюкзак на плечах ни под каким предлогом не позволял этого сделать. Да как вообще можно было столько с собой набрать? Как его одряхлевшие мышцы согласились на такое? Пролетающий над головой старика ворон издал звук, похожий на смех.