Едва он убрал смартфон обратно, как из норы возникли пухлые пальцы и вцепились в серебряную цепочку на Колиной шее. Парень пытался ослабить металлическое давление и высвободиться из когтей существа. Но карлик настойчиво тянул украшение на себя и все же содрал его.
– Ах ты зараза мелкорослая! – выругался Коля, схватив существо за тоненькую ручонку.
– Яалсороклем азараз ыт ха! Хи-хи-хи!
– Пусти, я сказал!
– Лазакс я итсуп! Хи-хи-хи!
Изрядно взбешенный, Коля вытянул карлика из дыры, и тот повис на приличном расстоянии от земли. Носатое существо с опаской посмотрело вниз и запищало, болтая маленькими ножками. От страха карлик еще крепче впился пальцами в цепочку и уставился на противника умоляющим взглядом.
– Либо ты отпускаешь ее, либо рухнешь вместе с ней вниз, – спокойно и отчетливо произнес Коля.
Карлик разжал пальцы. На его лице боролись сразу две эмоции: испуг и обида. Коля осторожно опустил существо на землю, а затем вернул на шею блестящий бабулин подарок.
– Таки испортил! – вздохнул Коля, разглядывая поврежденную застежку.
Щеки карлика раздулись от негодования. Фыркнув в Колину сторону и напоследок что-то пробубнив под нос на своем языке, он скрылся в темной норе.
Глава 17. «Будет так, как должно»
Георгий проснулся от собачьего лая. Огромный мохнатый пес стоял перед лежанкой, наблюдая за пробуждением гостя. Огонь в веже почти погас, и внутри стало прохладно. Старик окинул взглядом хижину.
– Где Колька?
Дед кинулся к входной двери и отворил ее. Снаружи царили лунная ночь и абсолютная тишина. Даже сосны перестали перешептываться между собой. Георгий с тревогой всматривался вдаль и мотал головой из стороны в сторону.
– Не ходи за ним… – простонал не спавший все это время шаман.
– Куда он делся?
В ответ – молчание. Георгий подошел к лежащему на шкурах Оце, опустился перед ним на колени и настойчиво повторил:
– Где мой внук?
– Здесь он, на острове. Мальчишка сам должен пройти через это. В конце концов он найдет то, что так долго ищет. Ведь именно за этим он сюда пришел, ведь именно об этом просила его утопающая в сомнениях душа.
– Я не могу оставить его в лесу, посреди озера.
– Будет так, как должно. Он обретет себя и успокоится. А у тебя, Ёгор, своя дорога.
– О чем ты говоришь? Я тебя совсем не понимаю.
– За мной скоро придут братья и проводят к нашему общему пристанищу, откуда весь мир виден как на ладони. Поприветствуй их и пригласи сесть у моего очага, пока тот совсем не погас. Они вознесут протяжную песнь к Небу и откроют врата в Вечность. Ты внимай их возгласам и ожидай своей очереди. Как только настанет пора, мои братья обратятся к тебе. Ты все поймешь и сможешь даже указать своему внуку верный путь, – прохрипел шаман и медленно закрыл глаза.
Сердце Георгия бешено колотилось. Слова нойда казались ему совершенно непонятными, однако он чувствовал, что не должен им противиться. Пламя в центре вежи слабело с каждой минутой, как и дыхание мучившегося Оци. Мохнатый пес не отходил от своего хозяина, смиренно положив морду на подергивающиеся ноги. Изредка поглядывая на дверь, он тяжело вздыхал и шмыгал своим мокрым носом. А когда пальцы шамана взмывали в воздух, изображая непонятные простому смертному жесты, собака приподнималась и облизывала его руки.
Георгий изредка подкармливал огненные языки мелкими поленьями. Пламя жадно сжирало их, фыркая от попадающей в его пасть влаги, и отчаянно тянулось вверх. Старик заметил, что с каждой кинутой в огонь деревяшкой вдохи колдуна становились глубже, а выдохи сопровождались меньшими хрипами.
«Аннушка, прости меня, дурака. Тебя не сберег и Кольку в глубь лесной чащи завел, – сокрушался про себя дед. – Да помогут ему ангелы».
Он подполз к лежащему нойду и попытался напоить его холодной водой. Тот отказывался глотать. Как только влага коснулась потрескавшихся губ, языки пламени резко пригнулись к земле и теперь облизывали обрамляющие их камни.
– Оставь меня, – простонал шаман.
Георгий тихонько отполз назад. Внутри хижины стало совсем темно. И чем больше тьма окутывала вежу, тем сильнее старческое сердце терзала вина. Слезы подкатывали комом к горлу и стремились хлынуть из потускневших глаз, из глотки рвался жалобный крик.
– Зря ты мучаешь себя, Ёгор, – раздалось в тишине. – Ведь это не твоя работа. У тебя лишь одна задача – разжечь для других очаг, который согреет холодные руки.
Нойд потянулся костлявыми пальцами к огню и плавным жестом затушил его. В дверь хижины настойчиво постучали. Георгий с замиранием сердца уставился на нее, не спеша открывать. Тогда чей-то кулак принялся колотить куда сильнее. Старик медленно поднялся и с опаской направился отворять гостям.
На пороге дед увидел пятерых старцев, держащих в руках продолговатые бубны. Совсем такие же, как тот, что недавно с большим интересом изучал Коля. Закутанные в оленьи шкуры мехом внутрь незнакомцы молча глядели на встречавшего их Георгия, а тот пятился назад, опустив глаза в пол.
Все пятеро вошли в хижину и встали полукругом около замершего Оци. Веки нойда тихонько дрожали, грудь слегка подергивалась. Старцы вознесли руки с бубнами, и один из них громко заголосил. Его пение напоминало низкие звуки варгана. Затем остальные одновременно ударили в свои ритуальные инструменты специальными колотушками – массивными звериными костями. Вибрации бубнов встряхнули и без того ошалелое сердце Георгия.
Шаманы запели хором, и каждый из них принялся крутиться вокруг своей оси, все быстрее постукивая по кожаному вытянутому кругу, будто заставляя выскочить изображенных на нем оленей. Старик почувствовал, как, нарушая все законы физики, дикий холод поднимается все выше по ногам. Огонь в очаге снова ожил и поднял свои лапы к потолку, подражая танцующим колдунам. Когда шаманы припадали к земле, пламя проделывало тот же трюк.
Переплетающиеся между собой голоса застревали у Георгия в голове, вызывая внутри нее полнейший хаос. Ноги резко подкосились, и он повалился на пол. Руки начали стремительно неметь. Старик потянулся пальцами к пляшущему пламени, но оно не источало ни малейшего тепла.
Колдуны продолжали двигаться под ритм грохочущих бубнов, периодически перекликаясь на непонятном языке. Георгий увидел, как какая-то дымка выходит из бездыханного тела Оци. За порогом хижины, дверь которой все это время была открыта нараспашку, образовалось, преграждая выход, что-то наподобие огромного грозового облака.
На этом сюрпризы не закончились. Пес, лежавший в ногах своего умирающего хозяина, встал на задние лапы, выпрямился и наклонился над телом Оци. Он снял с мертвого нойда амулет и направился с ним к ошарашенному Георгию. Через пару мгновений шаманский оберег уже висел на шее стоявшего на коленях старика и тяжелым грузом тянул его к полу.
– Мы благодарим тебя за то, что не оставил брата нашего на трудном пути. Он служил этому лесу больше сотни лет. Но, дабы все оставалось на своих местах, кто-то должен взять его ношу на себя. Ты пришел сюда с великой скорбью на душе и с желанием сохранить былое. Это и есть твой единственный шанс. Коли уйдешь – навсегда сожжешь мост между людьми и матерью-Землей, – произнес один из пятерых нойдов, встав за спиной у собаки-оборотня.
Из глаз Георгия хлынули слезы. Плечи задрожали в такт всхлипам, голова склонялась все ниже. Он взглянул на опущенные веки Оци и сжал в кулаке кулон. Соленые струи омыли лицо и скинули груз с плеч. Оберег тут же перестал давить на уставшую шею. На выдохе Георгий выпрямился, и холод, окутывавший его все это время, отступил.
Все присутствующие замолкли: дымка над телом Оци полетела к выходу и растворилась в лесном тумане. Компания братьев-шаманов направилась следом. Передвигающаяся уже на четырех лапах собака подкралась к Георгию и улеглась рядом.
– Ну что? Теперь мы с тобой здесь вдвоем остались, – произнес тихо старик, поглаживая пса по голове.
Вскоре он поднялся на ноги и направился к распахнутой двери. Снаружи по-прежнему царила ночь, только теперь она была не такой пугающей, как раньше. Теперь не тьма смотрела на Ёгора, а он на нее. Он немного постоял на пороге, наблюдая за гуляющим ветром, а потом захлопнул массивную дверь.
Глава 18. Разъяренная толпа
Коля боялся сделать даже малейший шаг вперед. Он застыл на месте и с тревогой ожидал появления жадного карлика. «А вдруг он бешеный людоед?» – проскользнуло в мыслях. Борьба с когтистым существом отзывалась усталостью в шее. Убедившись, что поблизости никого нет, после нескольких минут оцепенения Коля таки направился дальше по лесной чаще в поисках потерянной вежи.
«У шамана три руки и крыло из-за плеча, – напевал путник себе под нос, пытаясь справиться с накрывающей паникой. – От дыхания его разгорается свеча…»[20]
Пока Коля преодолевал заросли папоротника, его не отпускало ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Он оглядывался по сторонам, останавливался и всматривался в темноту между деревьями, но ничего особенного так и не заметил.
«На фотках остров казался значительно меньше, – думал Коля, пройдя по лесу как будто не один десяток километров. – Похоже, этот сон слегка затянулся».
Что-то зашуршало в стороне. Коля резко замер.
– Хи-хи-хи, – раздался уж очень знакомый смешок.
Парень принялся нервно шарить по всем карманам, чтобы вновь отвязаться от противного карлика. Найдя лишь пару пятидесятикопеечных монет, он присел на корточки и протянул их на ладони куда-то в пустоту. Тут же перед ним нарисовалось носатое существо, только теперь на его макушке красовался жиденький пучок рыжих волос. Оно с интересом рассматривало путника и даже не обращало внимания на мелочь в его руке, как вдруг на щекастом лице возникла недружелюбная широкая улыбка и обнажила гнилые острые зубки.
Карлик издал громкий клич, и вокруг Коли образовалась многочисленная толпа низкорослых пухляков. «Гномы?» – промелькнуло у Коли. Внутреннее чутье подсказывало, что настал именно тот момент, когда надо сматываться, и побыстрее. Причудливую шайку совсем не волновали жалкие подачки. Гномы глядели на незнакомца горящими глазками. В ночной тишине повисло напряженное молчание. Коля приметил среди уставившихся на него существ своего недавнего знакомого. Он был единственным, кто косился обиженно, его щеки раздувались от негодования. «Ах ты уродец!» – пронеслось в голове у парня. Будто прочитав эту мимолетную мысль, оскорбленный гном выпучил глазенки и заорал во всю мочь писклявым голосом что-то на своем языке.