Но вообще ситуация понятна.
Во — первых, слишком далеко от ближайшей власти, Камчатка тогда совершенно как другая планета.
Во — вторых, на этой планете — Камчатке от обилия ценностей (счёт соболиного ясака на тысячи шкур ежегодно, т. е. цена вопроса сотни млн. долларов если на современные деньги) у казаков просто сносило крышу.
И в — третьих, сами казаки — первопроходцы это очень специфический контингент, по сравнению с которым наши криминальные братки 90–х годов это интеллигентнейшие хипстеры…
Хотя пара интеллигентов XVII века, т. е. грамотных и начитанных, там была, но убивали не хуже прочих)) От одного даже сохранились собственноручные записи на бересте ягодным соком… Он же написал в Москву многословное объяснение за что убили камчатского первопокорителя Атласова — в переводе на современный язык, за плохое поведение и сожжённую лисью шкуру… Словом, очччень колоритные были люди.
P.S. Читатели как-то задали мне вопрос: Пресловутый «соболиный ясак» с Камчатки во времена казаков-первопроходцев реально можно было отправлять лишь в Россию? Никак осваивавших Японию португальцев и всяких прочих голландцев на своих «торговых кораблях самовывозом» там и тогда не было? Получается, что кто бы из «конкурирующих фирм» не «успевал первым» в сборе ясака, каналы его транспортировки и последующей реализации были все равно одни и те же? Или нет?
Вопрос интересный и важный, и вот ответ на него:
«Соболиный ясак» с Камчатки во времена казаков — первопроходцев (первая четверть XVIII века) реально можно было отправлять лишь только в Россию! Точнее даже в Россию в виде Анадырского острога на Чукотке!!! и то лишь раз в 3–4 года в силу логистики — и из — за природы, и из — за «немирных коряков», которые на путях туда и обратно тогда убили примерно половину покорителей Камчатки…
А больше ясак (реально в те годы чудовищно огромный, если брать ту пушнину по московским ценам) сплавлять было никуда:
1) Западноевропейцы в ту эпоху в эти (условно в эти, на 700–800 км южнее) края заплыли достоверно лишь один раз в истории — голландец Де Фриз в середине XVII века, и потом появятся вновь только в самом конце XVIII столетия.
2) Японцы туда сами не плавали, лишь 3–4 раза за век их заносило туда тайфунами и их сразу убивали — грабили ушлые айны.
3) Доплыть от Камчатки до Японии на байдарках это как сегодня построить в гараже ракету, способную долететь до Луны…
Так что альтернатив не было, но собственно и желаний не было у казаков срулить от России «налево» — лишь один раз нечто такое мелькнуло в следственном деле Козыревского (который там единственный, как внук православного шляхтича из под Орши, мог нечто такое подумать хотя б в теории…)
И получается что да: у государства Российского имелась уникальная ситуация — кто бы из тех конкурентов на Камчатке не победил, всё одно ясак отправлял государю… Т. е. такая вооруженная и смертельная конкуренция — типа как если б у нас 2–3 налоговых инспекции убивали бы друг друга за право отправить собранный в области налог в федеральный бюджет))).
А в силу конкуренции и регулярных доносов друг на друга, этот ясак платили еще и полностью и даже с перебором (типа вот положенный ясак + личные подарки царю от правильных пацанов). При том еще конкуренты хвастались учётом — т. е. мы сегодня, спустя три века, при желании по годам можем посчитать кол — во того камчатского ясака, вплоть до рваных шкурок. И вплоть до двух шкур каланов, по всем законам дисциплинированно уплаченных Перу I в качестве налога за две колоды игральных карт, имевшихся в ту эпоху на Камчатке…
Если верить жалобам казаков — первопроходцев самому царю, то в 1711 году на Камчатке 4,266 грамма табака стоили как средний дом в Москве.
Продавца за такие цены казаки в итоге убили…
Чтобы бытие первопроходцев на Камчатке не показалось ужас — ужас и полной беспросветностью, опишем, так сказать, светлые стороны покорения полуострова. Что такое Камчатка? — это в основном очень специфические племена ительменов (всю специфику надо описывать отдельно). Что такое ительмены в главном? — это торжество толерантности и сексуальной свободы, до которого мы, кажется, и в нашем XXI веке ещё не доросли…
Вот из описаний, сделанных академическими русскими немцами, по поводу семейно — сексуальных обычаев ительменов по личным наблюдениям на Камчатке всего одним поколением позднее первопроходцев:
«Жених совершенно не интересуется, была ли его невеста девственной или нет. Напротив, он доволен, если раньше брака она основательно была развращена другими: таких невест женихи считают более опытными. Если в прежние времена камчадалы, бывало, выдавали за кого — нибудь девственницу, то это вызывало неудовольствие жениха, и он бранил тещу за то, что она плохо и глупо воспитала свою дочь, так как последняя настолько неопытна в любовных делах, что ему пришлось предварительно наставлять ее в них. Ввиду этого девушки обучались сначала разным бесстыдствам у опытных мастериц этого дела и вознаграждали их за уроки. Для того же, чтобы избавиться от подобных гнусных упреков, матери невест еще в нежном возрасте расширяли у девочек половые органы пальцами, разрушали их девственную плеву, и с малых лет обучали супружескому делу…»
Т.е. представьте, попадаете Вы из довольно пуританского общества (а по сравнению с ительменами не то что русские той эпохи, но даже все иные племена Дальнего Востока выглядят пуританами), короче попадаете Вы из пуританского общества, да ещё и после года воздержания по дороге (когда роман возможен только с самкой оленя) в общество с процветающими и профессиональными школами, пардон, минета и прочих сексуальных искусств… При том не просто попадаете, а становитесь хозяином такой «школы минета»…
Опять же из дотошных описаний академических немцев по поводу камчатских нравов начала XVIII века:
«У каждого казака, помимо жены, было по 10, 20 и 30 девушек-наложниц или рабынь, которыми они пользовались. Если он проигрывал какую-нибудь в карты, новый хозяин немедленно насиловал ее в кабаке; таким образом, у нее, бывало, в один вечер сменялось три — четыре хозяина, и она должна была каждому из них тут же отдаваться. Девушкам это доставляло, по — видимому, удовольствие. Если же хозяин не трогал ее, то она от него убегала или сама себя умерщвляла. Ни один казак не живет с одною только своею женою, но находится в связи со всякими женщинами, которые, в свою очередь, живут со всяким, кто им попадается…»
Мне одному кажется, что тут у автора сего описания, Георга Стеллера, адъюнкта натуральной истории и ботаники Петербургской академии наук, через искреннее осуждение добропорядочного бюргера и сухость академического изложения таки явно сквозит и немного мужской зависти?..
Короче, не всё так плохо было на Камчатке эпохи первопроходцев — если Вы не попали в 60–70–80 % откинувшихся плохой или очень плохой смертью, то у Вас был шанс нехило разбогатеть и познать многие радости бренной жизни…
P.S. Читатели как — то задали вопрос: а как у ительменских красавиц обстояло дело с баней и личной гигиеной?
Ответ: Судя по тому же Стеллеру очень даже хорошо — он как очевидец с немецкой педантичностью описывает ительменский «тампакс» из природных материалов и ительменские специальные трусы для периода месячных… Развитая женская цивилизация!
«В дому у него кистенями шурмовали и нагло ножами махали…» — из донесения камчатского начальства от июня 1713 года.
Вот до этого документа не знал глагол «шурмовать». Проверил: в документах первопроходцев он относится именно к кистеню. Но вообще встречается от поморских говоров до украино — польских диалектов, от «шурмовать копьём» до «шурмовать на коне» (джигитовать).
Ну и конечно нравится официальная формулировка «нагло ножами махать», не просто махать, а именно «нагло»…
Летом 1713 года казаки неудачно воевали с «авачинскими мужиками», т. е. ительменами, жившими на тихоокеанском берегу Камчатки. Так вот на стороне «авачинских мужиков» сражался некий Семён, он не только стрелял в казаков из ружья, но и, цитирую документ того года: «Бранил служилых людей всякую непотребную матерную бранью…»
Поскольку дело было важное, то быстро выяснили что Семён, это абориген, бывший «пятидесятника Микифора Мартемьянова дворовой человек», успевший не только креститься, но и научиться пользоваться ружьём и даже, как видим, материться не без успеха.
Ещё одна яркая деталь, характерная для эпохи русских первопроходцев — это широкое участие в их отрядах… нерусских. Нерусских вольных и невольных союзников.
Например, в походных войсках Красноярского острога XVII века всегда 30–40 % оставляют «подгородние татары» (местные племена «аринцев», «ястынцев» и «качинцев» — первые два это кеты, а третьи это хакасы).
Так же, например, уже позднее, в начале XVIII века, в воюющих с чукчами русских отрядах от трети до большинства постоянно составляют якуты, юкагиры, коряки…
Но на «сибирской службе» русских царей не только местные аборигены. Как пример: в 1684 году на Енисее среди 43 «детей боярских» как минимум 15 (свыше трети!) имеют «польское» происхождение. «Польское» беру в кавычки, потому что это не столько поляки, сколько «литвины» — как в XVII века в Сибири именовали всех пленных из Речи Посполитой, в основном с территории современных Белоруссии и Украины. Эти военнопленные, оказавшись за много тысяч вёрст к Востоку, начинали вполне верой и правдой служить русскому царю. Многие оседали в сибирских острогах, заводили семьи, и их потомки становились уже вполне русскими «детьми боярскими» и «служилыми казаками».
Более того, в сибирских острогах XVII века на русской службе замечен даже один почти настоящий француз — франкоязычный выходец из Брабанта! В документах тех лет он именуется «Савва Француженин». В Москву попал в качестве дипкурьера от Морица Оранского где — то около 1610 года. В самый разгар Смуты «француженин» по неизвестным нам причинам задержался н