Самая крупная школа создавалась в Большерецком остроге и ей полагалось 95 азбук и 23 букваря. Учебники тогда рассматривались не как расходный материал, а как ценнейшее оборудование. Архимандрит Иосаф для каждого учителя собственноручно написал строжайшую инструкцию по сбережению учебников и запрете раздавать их из школ по домам учеников: «Без воли и ведома нашего тех книг никому и ни под каким видом не отдавать и хранить при себе под наистрожайшим контролем, дабы ни малой траты, ни повреждения им приключиться не могло… Паче чаяния в бытность твою какое над оными книгами небережение нами усмотрится, или что не найденным окажется, только с тебя взыскано будет без упущения…»
Архимандрит беспокоился не зря — ведь следующий раз школьные учебники на Камчатку привезут только в XIX веке. По азбукам и букварям, доставленным Иосафом в 1745 году, будут учиться как минимум три поколения жителей полуострова.
Уже осенью 1745 года в трёх первых школах Камчатки стали постигать грамоту 79 мальчиков. При этом дети русских и ительменов учились вместе, так на следующий год в школе Верхне-Камчатска учились 26 казачьих детей и 19 сыновей из ительменских родов, кочевавших в окрестностях русского острога.
Не прошло и трёх лет, как благодаря энергии и настойчивости архимандрита Иосафа Хотунцевского, на Камчатке было уже семь школ. Первая школа в гавани святых Петра и Павла, на месте будущего Петропавловска-Камчатского, начала работу в 1748 году. К тому времени на полуострове насчитывалось уже более 200 школьников, а самый способный ительменский юноша, крещёный под именем Тимофей Уваровский, уже сам преподавал русскую грамоту в школе Тигильского острога (ныне село Тигиль, райцентр в полутысяче километров к северу от Петропавловска-Камчатского).
Примечательно, что «новокрещённый» Тимофей Уваровский, первый педагог из аборигенов Камчатки, был сыном одного из «тойонов», вождей ительменов. В русском остроге он оказался в качестве «аманата» — заложника, который своей жизнью гарантировал выплату меховой дани. Однако, «аманаты» в русских селениях содержались не как заключенные — пользуясь относительной свободой, они не могли лишь покидать соответствующий острог, поэтому быстро перенимали образ жизни и моду пришельцев с Запада. Те же, кто крестился и научился грамоте, становились полноправными подданными Российской империи.
По итогам первых лет учёбы архимандрит Иосаф даже докладывал начальству в Петербург, что дети ительменов способнее русских школьников: «В учении российской грамоте, письму, нотному пению решительно преуспевают российских отрочат и по своим разумениям далеко отстоят от российских мужиков и превышают некоторых купцов…»
Вероятно, архимандрит, подчёркивая успехи школьников-ительменов, стремился, вольно или невольно, приукрасить результаты своей просветительской деятельности. Однако, ительмены имели развитый и сложный фольклор, при отсутствии собственной письменности, его передача из поколения в поколение требовала развитой памяти, что в итоге способствовало успехам в школьной учёбе по ярким русским учебникам.
Занятия в школах воспринимались аборигенами как своеобразное развлечение, нечто абсолютно новое в привычной им жизни. Тем более, что архимандрит Иосаф освобождал учеников от уплаты «ясака» (дани собольим и лисьим мехом) и даже из своих денег уплачивал подушную подать — налог, который должны были вносить в казну все, кто принял христианство, превратившись из «кочевого инородца» в полноправного подданного Российской империи.
В итоге за первые шесть лет своей деятельности архимандрит Иосаф и его «студенты» организовали на Камчатке 14 школ, в которых одновременно обучились грамоте 239 учеников. Одну школу открыли даже на Курильских островах. Сотрудник Петербургской академии наук Степан Крашенинников, побывав на полуострове в середине XVIII столетия, описывал состояние местного просвещения почти восторженно: «Завели там и школы по разным местам, в которые сами камчадалы охотно отдают детей своих… Во всех почти острогах заведены школы, в которых невозбранно обучаться как детям казачьим, так и камчадальским, без всякой платы».
Однако не стоит думать, что вдохновенный педагог Иосаф был ангелом во плоти. Он оставался сыном своего времени — главным в его деятельности было не абстрактное просвещение, а насаждение христианства. Будучи талантливым учителем и искренне любя способных школьников, Иосаф бестрепетно порол и детей, и взрослых за любые отступления от религиозных правил. Не брезговал лично бить непослушных вождей-«тойонов» или допрашивать под пыткой заподозренных в мятеже.
Но именно благодаря деятельности такого противоречивого Иосафа сложилась удивительная ситуация — в середине XVIII века на далёкой Камчатке, где проживало не более 15 тысяч человек, количество школьников и знающих грамоту на душу населения оказалось выше, чем в центральных губерниях России.
Архимандрит Иосаф, опередив своё время, пытался даже создать полноценную школу-интернат, в которой могли бы жить и обучаться камчатские дети полностью за государственный счёт. Замысел остановила нехватка казённых средств — для такого интерната, по расчётам архимандрита, требовалось 500 рублей в год.
Стремясь охватить учёбой всех кочевников, Иосаф даже задумал отправить к «оленным корякам» специальные кочевые школы — в такой «школе» учитель с несколькими помощниками на оленьих и собачьих упряжках должен был ездить по тундре вслед за кочующими родами аборигенов. Этому замыслу помешало начавшееся восстание «ясачных» коряков — памятуя судьбу погибшего студента Василия Кочюрова, архимандрит не решился на такой эксперимент.
Зато при помощи местных знатоков удалось изящно решить вопрос с бумагой и чернилами для школьных прописей. Настоящая бумага на далёкой Камчатке в ту эпоху была страшно дорогим дефицитом, привозимым из-за моря через всю Сибирь. Поэтому для камчатских школ использовали подручный материал — бересту, на которой писали соком ягоды шикши (водяника или вороника, родственна вереску), в изобилии растущей по всему полуострову. Её тёмный сок с успехом заменял чернила — по свидетельству историков, и спустя столетие такие рукописи не выцветали и сохраняли яркость, на сохранившихся в камчатских архивах «берестяных грамотах» можно было без труда прочитать написанное ягодными «чернилами»…
Созданные Иосафом школы работали четверть века после того, как энергичный архимандрит покинул Камчатку. Он сумел запустить систему, которая поддерживала сама себя — учителя готовились из местных жителей. Однако, в последующие десятилетия камчатские власти не жаловали заботой школьное образование.
Последним, кто пытался сохранить наследие архимандрита Иосафа был капитан Георгий Нилов, возглавлявший Камчатку до весны 1771 года. Нилов погиб во время бунта ссыльных — его убили сосланные на полуостров польский мятежник Мориц Бенёвский и бывший поручик столичной гвардии Василий Панов, которые некоторое время сами подрабатывали учителями в школе Большерецкого острога. В тот год на Камчатке ещё действовало 10 школ, в которых обучалось около 160 мальчиков.
Не прошло и четырёх лет, как на Камчатке осталось всего 6 школ, а к 1779 году — только четыре с 40 учениками. К 1784 году работала уже лишь одна, последняя школа в Ичинском остроге (ныне — заброшенное село Ича в Соболевском районе Камчатского края). После того как ительмены приняли христианство и перестали бунтовать, приезжавшее на Камчатку начальство уже не видело смысла тратить казённые деньги на их массовое обучение грамоте.
Очередной правитель полуострова, «коллежский асессор» Франц Рейнеке в 1784 году закрыл последнюю Ичинскую школу. Её ученикам и самому учителю, местному уроженцу Марку Уксусникову, велели заняться более прибыльным для казны и начальства делом — добывать в тайге «ясак», меховую дань.
Глава 24«Это, конечно, Россия, но XVI века…»
Более трёх столетий русские люди непрерывно живут на крайнем севере Дальнего Востока. Расскажем, как возникли в дальневосточном Заполярье первые славянские поселения и как в прошлом суровая природа этого края меняла русский быт.
Даже в наши дни Заполярье остаётся наиболее экстремальным регионом, в котором силы природы побеждают самую современную технику. Но три с половиной века назад, когда русские люди впервые появились на севере Якутии и Чукотки, из всей «техники», пригодной для борьбы с суровой природой, у них были лишь железные топоры… Притом сибирские первопроходцы пересекли Полярный круг на Дальнем Востоке в самый разгар «малого ледникового периода» — так учёные называют период климатического похолодания, охвативший нашу планету с конца XVI до начала XIX века.
Климат в тот период был заметно холоднее, чем сегодня. Кажется, на берегу Моря Лаптевых не может быть холоднее, но три века назад средние температуры были там ниже современных… Пришедшие сюда в XVII столетии первопроходцы были привычны к суровым сибирскими морозам, но даже им показался небывало тяжелым встретивший их арктический климат. Зима, длившаяся с сентября по май. Характерные для Арктики сильные ветра и вьюги, бушевавшие непрерывно по многу недель. Короткое сырое лето с мелкими моросящими дождями и туманами. С декабря по февраль регион накрывала полярная ночь, а с мая по июнь не закатывалось солнце полярного дня.
По оценкам современных учёных, температура в низовьях Лены и Колымы в то время зимой колебалась около 40 градусов ниже ноля, а летом редко превышала +10 градусов. В таких условиях, посреди вечной мерзлоты русские первопроходцы создали здесь заполярные поселения.
Первым из них стало Жиганское зимовье, основанное почти одновременно с Якутском в 1632 году. Сразу после основания будущей столицы Якутии казачий сотник Пётр Бекетов отправил вниз по реке Лене небольшой отряд в главе с Алексеем Архиповым и Лукой Яковлевым. Проплыв по реке 770 вёрст к северу, на левом бере