Американская компания изначально создавалась очень близко – повторим, по меркам планеты близко – к богатейшим рынкам той эпохи и к основным потокам серебра, главных денег той эпохи.
Ещё немаловажный фактор – Европа XVIII века это ведь не только прогресс и «просвещение», это ещё и постоянные войны, не сильно способствующие стабильной торговле таким элитным товаром, как дорогие меха. Зато Китай, Латинская Америка и Япония это как раз те регионы, которым посчастливилось прожить весь XVIII век без крупных разорительных войн и даже почти без сколь-либо заметных внутренних потрясений. То есть три «Державы» Тихоокеанского региона, на взгляд любого знатока и аналитика начала XIX века, оценивались как крайне богатые рынки, за сотню лет стабильности накопившие огромные свободные капиталы, с элитой, готовой потреблять самые дорогие товары.
Здесь поясним, что экспортные меха Аляски были не просто обычной пушниной. Главным товаром Российско-Американской компании являлся «морской бобр», как наши предки именовали каланов. Каланий мех, позволяющий выживать в ледяной воде, уникально плотный – до 45 тысяч длинных волосинок на квадратный сантиметр! К началу XIX века мировой рынок пушнины уже распробовал «морского бобра» и ценил его выше всех иных мехов.
Два столетия назад хорошая шкура «морского бобра» равнялась стоимости 50 соболей или сотни лисиц, или 5 тысяч белок! В столичном Петербурге эпохи Пушкина (вспомните «Евгения Онегина»: «Морозной пылью серебрится его бобровый воротник…» – это отнюдь не про обычного речного бобра) за шкуру калана с Аляски платили 400 рублей. Отдельные самцы каланов достигали таких больших размеров и обладали таким густым и длинным мехом, что их продавали и за тысячу серебряных «целковых». Для сравнения, крепостной человек в ту эпоху стоил в разы дешевле, не дороже 200 рублей.
Но Российско-Американская компания, добывая аляскинских «бобров»-каланов, гналась отнюдь не за русским рублём. Если мы посмотрим статистику её торговли на пике расцвета, то увидим поразительные цифры. Например, в 1826 году на Аляске добыли 1749 шкур калана, из них 1054 продали в Китай. В том же году Китай купил более 27 тысяч, или почти 90 %, шкурок морских котиков, добытых на Русской Аляске.
При этом китайцы платили за «морских бобров» больше, чем давали за них купцы иных стран. Если в Петербурге за хорошую шкуру «морского бобра» давали 400 рублей, то при продаже в Китай за неё выручали минимум 500. Но китайская коммерция Российско-Американской компании была сложной и многоступенчатой – меха с Аляски продавали китайцам не только за испанское серебро, их меняли на востребованные Россией и Европой товары, например, чай.
«Начальный опыт торговли с Калифорниею…»
Если для компании себестоимость средней шкуры «морского бобра» составляла 27–28 рублей со всеми расходами на добычу и транспортировку, то на русском Дальнем Востоке она стоила 100–150 рублей, а в европейской части России уже все 400. Но купцы из Китая давали за неё либо от 500 рублей, либо полтора центнера первосортного чая – в европейской России такой чайный груз стоил уже не менее 900 рублей. Словом, богатый и многолюдный Китай изначально занимал самую внушительную долю – в разные годы от 25 до 60 % – в торговых оборотах Российско-Американской компании. Не зря знаменитый мореплаватель Крузенштерн прямо писал, что «торговля Американской компании не может быть в цветущем состоянии без торговли с Китаем».
Напомним, что по сводному «генеральному балансу» на 1 января 1801 года все 1723 акции компании стоили 6 422 086 руб. 21 коп. – РАК была самой дорогой частной компанией в истории России. При этом на начало XIX века у отечественной элиты наблюдалась откровенная эйфория по поводу её перспектив и потенциальных прибылей. В 1802 году в число акционеров компании, приобретя её ценных бумаг на 10 тысяч рублей, официально вступил сам император Александр I.
«Мне весьма приятно будет, если пример мой, усилив общее доверие к сему заведению, ближе ознакомит частных людей с сею новою отраслью отечественной промышленности, соединяющей в себе столь тесно частные выгоды с пользами государства…» – лично пояснял по этому поводу монарх. Царский пример оказался заразителен, и вскоре акционерами РАК стали самые именитые и богатые аристократы России – Голицыны, Волконские, Долгоруковы, Юсуповы, Строгановы. Среди акционеров оказались также мать и жена Александра I.
При этом перспективы компании было тесно увязаны с политикой российского государства на Дальнем Востоке. Подготовка первого кругосветного плавания наших кораблей (знаменитый «вояж» упомянутого выше Крузенштерна 1803–1806 гг.), крупное посольство в Китай в 1805 году – всё это осуществлялось именно для развития РАК и её коммерции, «соединяющей в себе частные выгоды с пользами государства».
Совсем не случайно на кораблях первой русской «кругосветки» плыл на Аляску один из руководителей и крупнейших акционеров компании, а по совместительству первый русский посол в Японию и Латинскую Америку, камергер (т. е. генерал-майор) Николай Резанов. Многим его биография в романтическом варианте знакома по популярной рок-опере «Юнона и Авось».
Собственно бригантина «Юнона» и тендер «Авось» это именно суда Российско-Американской компании, а все дипломатические визиты «командора» Резанова в Японию и Калифорнию делались именно в целях продвижения и развития коммерции РАК. Если с Китаем у России имелись ещё с XVII века давние торговые соглашения, то Япония и испанские колонии Америки были официально закрыты для любой коммерции с иностранцами.
Японцы изолировались от мира сами, а испанские колонии от любых внешних купцов оберегала ревнивая метрополия. Направляя к берегам Тихого океана своего камергера, царь Александр I явно рассчитывал открыть эти рынки для Российско-Американской компании. Описывая свой визит и «начальный опыт торговли с Калифорниею», Резанов доносил в Петербург, что «каждогодно может торг производиться по малой мере на миллион рублей, и американские наши области не будут иметь недостатка…»
В испанских колониях Северной и Южной Америки в интересах РАК планировали покупать продовольствие. Как рынок сбыта аляскинской пушнины эти регионы тоже были небезынтересны – за два предыдущих века без войн там образовалась весьма богатая региональная элита. «Морской бобр» же, повторим, был тогда именно элитным, престижным товаром – его покупали не только ради тепла, но ради статусного потребления. Точно так сибирские соболя охотно покупали на жарком арабском Востоке, а те же меха Аляски находили сбыт и в субтропическом Кантоне (Гуанчжоу), единственном открытом для иностранной торговли морском порту Китая той эпохи.
«Открыть торговлю в Новом Свете…»
Итак, резюмируем – рынок Европы был отнюдь не единственным и даже не главным для сбыта меховых товаров Русской Америки. Важнейшую роль играл рынок Китая, а при учреждении компании имелись и далеко идущие планы на рынки Японии и огромной испанской Америки. В архивах РАК и МИД Российской империи сохранилось немало документов о переговорах с Мадридом и дипломатических попытках «открыть торговлю с восточными портами испанских владений в Новом Свете».
Несмотря на вялое сопротивление испанской метрополии это почти удалось – в первой половине XIX века корабли РАК не раз ходили торговать даже гораздо южнее Калифорнии, в порты Перу и Чили. Но соблазнительный рынок испанской Южной Америки неожиданно – и по историческим меркам стремительно – исчез уже при Александре I.
Напомним, что в 1807 году Наполеон оккупировал Испанию, вскоре низложив с трона её монархов. Такие потрясения метрополии привели к тому, что традиционно называют «Войной за независимость испанских колоний в Америке» – почти два десятилетия беспощадной резни. Там и тогда бунтовавшие против метрополии креолы схватились с индейцами, которые не то чтоб сильно любили далёких испанских Бурбонов, зато уж очень обоснованно ненавидели соседей-креолов. Под конец латиноамериканские генералы-«освободители» закономерно превратились в полевых командиров и кондотьеров, беспринципно дерущихся друг с другом за власть.
Уже в 20-е годы XIX века некогда единая испанская Америка превратилась в два десятка непризнанных или частично признанных государств, нестабильных внутри, раздираемых переворотами и мятежами, да еще и соперничающих за неустоявшиеся границы. Потери «войны за независимость» были страшными – например, на территориях Венесуэлы, Колумбии, Эквадора и Панамы за два десятилетия войны погибло 600 тысяч человек, или 18 % населения. Потери в иных регионах Латинской Америки были немногим меньше – везде они в относительных цифрах в разы, а то и на порядок превышали потери Западной Европы от всех наполеоновских войн. Не зря, к примеру, в Чили один из самых длинных этапов войны за независимость именуют Guerra a Muerte.
Русские очевидцы сразу отметили экономический упадок бывших колоний Испании по итогам такой «освободительной» войны. Отто Коцебу, трижды ходивший под парусами вокруг света, с Балтики на Аляску и обратно, так описывал свои впечатления 1824 года от третьего посещения портов Латинской Америки: «В столь богатых прежде домах я заметил признаки обнищания. Многочисленная серебряная посуда, которая восемь лет назад имелась даже у бедных жителей, теперь совершенно исчезла, ее заменил грубый фаянс. Мои хозяева горько жаловались на войну, которая бушевала здесь во всей своей отвратительной жестокости, совершенно разорив богатейшие семьи…»
В итоге Латинская Америка ещё могла служить источником хлеба для Русской Аляски, но потенциальный потребитель элитных мехов в том регионе исчез, разорённый войной. Вдобавок Россия все последующие десятилетия при Николае I, руководствуясь принципами монархического легитимизма, ещё и не признавала образовавшиеся в Америке республики, что тоже не способствовало любой русской коммерции «в Новом Свете».
Беды китайского рынка
Почти следом за исчезнувшим рынком Латинской Америки для элитных товаров Аляски стал схлопываться и богатейший рынок Китая. Если на начало XIX века Поднебесная была самым многолюдным и богатейшим государством планеты, давно не знавшим войн, то к середине того столетия всё изменилось абсолютно.