Во время подавления Петлюрой Январского восстания в Киеве два коварных гимназиста, только что вернувшиеся из-под Крут, подкрадывались к красногвардейцам в районе Золотых ворот с тыла, набив свои ранцы ручными гранатами. У работяг-большевиков на них рука не поднималась – как же можно убивать мальцов? А те вытаскивали вместо школьных чернильниц гранаты и отправляли сторонников учения Маркса-Энгельса к праотцам, чтобы они могли проверить: действительно ли правы материалисты или загробный мир все-таки существует? Много народу на «переменках» положили!
Главной ошибкой восставших была нескоординированность действий. Пока подольская красная гвардия шла в наступление, остальные отряды не проявляли активности. Главным достижением шулявских красногвардейцев во главе с киевским поляком Всеволодом Довнар-Запольским стал 1 февраля (по н. ст.) захват Кадетского корпуса. Теперь в этом здании возле Воздухофлотского моста находится Минобороны Украины. А тогда никакого моста не было. Поднятых ночью с постели кадетов – по сути детей – ограбили до нитки и тем ограничились. Но улица Довнар-Запольского и соответствующая трамвайная остановка на Дегтяревской до сих пор существует в Киеве. Кстати, самому Довнару было только девятнадцать. Он погибнет в конце 1919 года.
Зато накануне, 31 января, «великую победу» одержали арсенальцы. Около полуночи в кромешной тьме они вылезли из своего логова на заводе через канализационные коллекторы и, прокравшись на склоны Днепра, захватили водокачку. Киев остался без воды! В здании Центральной Рады и элитных особняках Липок дерьмо зависло в унитазах. Досадили-таки буржуям! Все мемуаристы из интеллигентных слоев в один голос описывают этот «ужас». Рабочие кварталы подобными трудностями было не испугать – там не было таких развращающих человека удобств.
Наступил переломный момент. Судьба сражения повисла на волоске. Или Центральная Рада захлебнется в экскрементах. Или поднятой «волной» захлестнет самих большевиков. И тут 2 февраля (по старому – 20 января) в город ввалился Симон Петлюра со своими гайдамаками. Их театральный вид наводил ужас даже на своих. Вот как описывает встречу с живым гайдамаком еще один сторонник Рады Всеволод Петров: «Смужкова шапка з червоним шликом, голена голова з довгим чорним оселедцем за вуха та свіжим шрамом від кулі, та нерухоме самовпевнено залізне обличчя маніяка аномальної людини, нібито справді воскресший гайдамака прастарих часів»… То, что раньше видели только в пьесах, забегало по улицам!
Но кроме «театра», у Петлюры были еще и пушки. На следующий день артиллерия в упор пробила пролом в стенах завода, куда хлынули эти красношлычные «черти». Интеллигент Петлюра (даром, что ли, до революции был журналистом и бухгалтером!) приказывал стрелять так, чтобы не повредить монумент Кочубею и Искре.
Сейчас на его постаменте торчит крошечная горная пушечка возле метро «Арсенальная». «Стріляйте так, щоб пам’ятник оставався цілий!» – приказывал атаман, щадя культурные ценности.
3 февраля около 6 часов вечера колонна Петлюры из гайдамак и солдат полка им. Хмельницкого ворвалась на завод. Кое-кого перебили. Остальных, как стадо, согнали в кучу во дворе. «Кілька ще завзятих арсенальців-більшовиків виявили були спротив, але скоро переконалися, що даремно, – вспоминает участник штурма П. Выдыбайло. – Всі добровільно віддавали зброю. Багато оборонців арсеналу поховались по пивницях, іще довго хлопці вишукували і витягали перестрашених людей, навіть жінок і дітей, не роблячи жодної кривди нікому і збирали іх на одному з арсенальських дворів… Багато з них жалувало свою вчинку»…
«Красивую» идею замочить всех на месте пришлось оставить из-за гуманизма Петлюры. Разгоряченных атакой гайдамак, уже направивших пулеметы на толпу, остановил лично атаман: «Коли хочете розстріляти їх, то розстріляйте перш мене! Це ж робітники… Між ними може є чимало несвідомих українців, і ви їх хочете розстріляти? Я того не дозволю, першу кулю в мене!»
Пленных построили по четыре и отконвоировали к казармам возле Лавры. Напрасно горсовет переименовал улицу Январского восстания в Мазепы. Именно ей и носить бы имя Петлюры! Это место, где он проявил как военные способности, так и подлинное благородство, редкое в гражданской войне.
Андреевский спуск
Во время уличных январских боев за Киев сражалось всего 1940 украинских бойцов и чуть больше 2 тысяч красных повстанцев. Значительную часть из них тоже составляли украинцы – поддавшиеся на пропаганду большевиков подразделения полков им. Шевченко и Сагайдачного. Понтонеры, располагавшиеся через дорогу от «Арсенала», остались в стороне от боя и с удовольствием продавали рабочим оружие и патроны. А полк Богдана Хмельницкого разделился. Часть его сражалась на стороне красных, а другая – штурмовала взбунтовавшийся завод.
Это были самые жестокие уличные бои за всю историю города со времен монгольского нашествия. Сторонники Центральной Рады оказались энергичнее, смелее, а их командиры – более грамотными, чем руководство большевистского ревкома. «Арсенал» – одна из немногих украинских побед.
Именно в холодные январские дни 1918 года Украина получила своего первого вождя. Только что уволенный Центральной Радой с должности военного министра, официально он был никем. Но вскоре красные, наступавшие на Киев, уже знали, что воюют с Петлюрой и петлюровцами.
Как так получилось, что символом украинской контрреволюции стал именно Симон Петлюра? Не Грушевский, возглавлявший тогда Центральную Раду, не Винниченко – первый премьер-министр Украины, а именно этот бывший журналист, только что смещенный самими самостийниками с поста секретаря по военным делам (по современной терминологии, министра обороны) И находившийся, как говорится, не у дел?
А случилось это вот как! Октябрьский переворот в Петрограде оказался для Рады полной неожиданностью. Временное правительство масона Керенского заменили большевики. Верхушка Центральной Рады – сама по большей части из тех же масонов куда плыть, не знала. То ли в независимость. То ли в федерацию с новой большевистской Россией.
На фронте продолжалась война с немцами. Полуразложившиеся от революционной пропаганды всех мастей солдаты старой армии полками разбегались по домам. Большая часть из них поддерживала большевиков, пообещавших мир и землю. Так называемые «украинизированные» части, разбросанные от Балтики до Черного моря, как изюм в булке, на бумаге подчинялись Киеву, а на деле тоже расползались по хатам. Донские казаки, сохраняя армейскую организацию и остатки дисциплины, эшелонами двигались в родные места через Украину. Туда же устремились самые убежденные из сторонников старого порядка и единой неделимой России – немногочисленные отряды офицеров и юнкеров – ядро будущей Добровольческой армии. Это было время всеобщего хаоса, когда у простого человека голова шла кругом. Кто за кого и против кого, окончательно еще никто не понимал. По сути, только большевики в Смольном и генерал Корнилов на Дону знали, что будут драться друг с другом до последней капли крови. А Центральная Рада в Киеве металась. как небезызвестный предмет в проруби, не приставая ни к какому берегу и все еще надеясь прожить по старому хуторянскому принципу: моя хата с краю.
Разбираясь, почему так трагически и позорно закончился для нее первый период борьбы с большевиками, я вдруг поймал себя на мысли: да ведь ее официальные вожди попросту не соответствовали занимаемым должностям. Шабаш непрофессионалов. Председатель Рады Грушевский – историк по основной профессии – шлепает одну за другой брошюры и новые издания своей «Иллюстрированной истории Украины» (благо, должность позволяет) и радуется их тиражам, вместо того, чтобы заниматься формированием государственного аппарата. Очевидцы рассказывали, что на некоторых заседаниях парламента он в разгар прений продолжал дописывать очередной учебник.
Премьер-министр Винниченко – самый популярный на тот момент украинский литератор – явно тяготится своей высокой должностью. Его дневник за конец 1917-го и начало 1918-го годов полон смешных жалоб. Он сетует буквально на все: на то, что ему приходится покупать стулья для заседаний правительства, выдавать деньги представителям комитетов, рассматривать проекты различных организаций, которые, по его словам, «витворює “белетрист” Петлюра». «Кожний хапа мене, де попаде, і вимагає залагодженя своїх справ, – ноет он. – А серце болить і тужить за тишею степових днів, за працею улюбленою, незалежною й не менш корисною, ніж на фотелі “міністра”».
Спрашивается, зачем этот человек, так поэтично описывающий, как шуршал песочек под шинами его велосипеда в парке Фонтенбло под Парижем и мечтающий после войны снова вернуться в Европу (он особенно любил Италию, Францию и Швейцарию), занял чужое место? А ведь занял же! И даже не постеснялся записать в дневнике: «Маю бути першим міністром України. І смішно, і дивно, і радісно».
Хороши и его соратники. 18 декабря 1917 года, когда красные уже движутся на Киев, Центральная Рада рассматривает вопрос «про негайну потребу організації власного гаражу». Директор хозяйственного отдела предлагает ассигновать для этого полезного деда 443 160 руб. Сумма выделяется тут же в полном объеме. Для сравнения: на следующий день «на охорону порядку» во всей Украине Рада выделяет только 50 тысяч рублей. Еще 100 тысяч ассигнуется «на пособіє біженцям». Гараж для новых правителей в три раза перевешивает затраты и на беженцев, и на внутреннюю безопасность в стране!
Порой заседания «першого українського парламенту» напоминают сборища патологических кретинов. 22 декабря 1917 г. рассматривают вопрос о Черноморском флоте. Решают, что для охраны побережья достаточно оставить два броненосца и флотилии миноносцев с командой в 10–12 тысяч матросов: «Решту кораблів демобілізувати і перетворити в державний торговельний флот, розвиток якого лежить в ближчих інтересах Української республіки». Мудрецы из Рады явно видели эти корабли только на картинках в журналах. На момент их соломонова решения броненосцев официально на Черном море нет вообще – шесть старых броненосцев давно переквалифицированы в линкоры, а два новейших дредноута, на каждом из которых по двенадцать 305-милиметровых орудий, никогда к классу броненосцев не относились. Они изначально линкорами и назывались. Интересно, как они собирались перековывать это наследство царского режима в торговые суда? По большому счету, линкоры состоят только из брони, пушек и мощных турбин, не отличающихся экономичностью. Превратить это предназначенное исключительно для убийства дорогостоящее чудо в какой-нибудь сухогруз технически невозможно. Даже если выбросить пороховые погреба и демонтировать орудийные башни, то возить на дредноуте зерно – все равно, что пахать на мерседесе! Что вообще хотела Рада сказать своим решением? Что новые дредноуты, введенные в строй в 1916–1917 гг., отправят на слом, а парочку изношенных старичков-броненосцев, только числящихся в линкорах, оставят дымить горизонт? Но ведь они к тому моменту проплавали уже по 20–30 лет и годились только на слом! Любой морской специалист только покрутил бы у виска, силясь понять логику Центральной Рады. Да и она сама вряд ли ее понимала!