А между ушами ухало нескончаемым эхом:
«Подарком будешь ты».
Глава 9
Когда в двери заворочался ключ, Владлен Олегович жестом отправил меня в спальню. Я залег под кроватью, как партизан, что поджидает фашистский поезд. Со стороны окна в комнату вползала наступившая темень, облака чернели, балконная решетка медленно таяла в ночи. В другую сторону вид закрывал свисавший край покрывала – чтобы и я не видел, и чтоб меня.
Незадолго до этого Владлен Олегович выглядывал на улицу, затем сообщил мне, что от каждой партии преследователей осталось по машине. Сейчас он помогал любимой супруге раздеться.
– Когда мы с тобой поругались утром… – доносилось его нежное воркование, – нет, не поругались, что я говорю. Так, поссорились чуточку. Даже не поссорились, скорее, не сошлись во мнении по поводу, о котором завтра вспомнить будет стыдно. И весело. Завтра. Да. Ты ушла на работу, а я остался – разбитый, покинутый, обездоленный. Потерявшийся в осиротевшем мире, в котором внезапно зашло солнце…
Нина, видимо, таяла от обволакивающего баритона мужа. Их совместные шаги перемещались из прихожей в спальню, затем из спальни на кухню. Наконец, я услышал и второй голос, он был глуховат, но журчал, как ручей весной:
– Любой психолог, конечно, успокоил бы, что все к лучшему – ссоры вносят в брак разнообразие и проветривают отношения. И помогают высказать наболевшее так, чтобы другой действительно услышал.
– И про примирения после ссор не забыли бы упомянуть. – Владлен Олегович знал суть вопроса. – Но эта опустошенность, эта тоска, это невыносимое одиночество и горечь потери, которые сдавливают сердце… Древнеиндийская мудрость говорит: «Две ошибки совершил творец – создал женщин и золото». Со вторым соглашусь, а за первую ошибку большое спасибо. В конце концов, все совершают ошибки, и у всех есть маленькие – а у кого-то большие – слабости.
Некоторое время ничего не было слышно. Возможно, они целовались. Возможно, ели. Чуть позже разговор продолжился.
– Понимаешь, – говорил Владлен Олегович, – несмотря ни на что, в мозгу все еще бушует дискуссия на тему «кто прав, кто виноват» в нелепой размолвке.
– А зачем? – Тут явственно донесся звук поцелуя. Затем журчащий шепот: – В любви нет правых и виноватых, в любви есть только любовь. А любовь, это «то, что происходит между людьми, которые любят друг друга».
– Вайан?
– Надо же, запомнил.
Послышался сдвоенный стук, будто что-то упало. Кажется, доблестный рыцарь встал на колени.
– «Боль заставляет кудахтать кур и поэтов». Я ни то, ни другое. Потому: люби душу твою и утешай сердце твое и удаляй от себя печаль, ибо печаль многих убила, а пользы в ней нет. Библия, черт подери. Прошу прощения, вырвалось. Поэтому. – Он прокашлялся. – Милая! Дорогая! Единственная! Прости меня за то, что ты была неправа, а за то, что сам не прав, я себя уже казнил. Приговорил к непередаваемой муке и сам исполнил приговор. Я умер. И вновь возродился – чтобы снова ждать, снова любить и боготворить тебя. Слова – труха. Они были и сгорели, их больше нет. Есть только мы – ты и я, и наша с тобой любовь, пусть я в сотый раз повторяюсь.
– Да, Владик, по отдельности мы просто люди – ходим, едим, копошимся, хлопочем… как все. А вместе – летаем!
– Другие о таком только мечтают. И, Боже, как прекрасна Земля с высоты полета вознесшихся душ…И из космических далей…. И вообще…
Я слушал и недоумевал. Неужели так бывает? Не подростковые сюси-пуси, а взрослые разговоры двух людей, чей сын учится в каком-то высшем заведении. Пипец, но… завидно, мать моя женщина. До слез. Примерно так я представлял себе рай. Но кого мог представить в качестве жены – Сусанну? Фу, какая гадость. Из всех, кого знал, только Полине мог с радостью подарить свое сердце. Да. Полине, чудесной королеве леса. Но ее сердце занято, а такого конкурента мне не одолеть.
Второй, само собой, вспомнилась Челеста. Вот и ответ на сомнения о странном двоелюбстве, однажды посетившие мозг и застрявшие там в качестве занозы. Славную итальяночку я вспомнил после того, как убедился, что ничего не светит с первой, а в любви вторых не бывает.
Правда, иногда вторые становятся первыми. Прецеденты известны. Но для этого многое должно произойти.
Хозяева переместились на кухню, забренчали тарелки и чашки. Шепот, восторженные ласки, внезапные поцелуйчики, которые иногда заканчивались грохотом опрокинутой посуды. Идиллия.
Вопрос на засыпку: чем эта идиллия аукнется мне? Не сбежать ли, пока осталась возможность? Если бы кто сказал еще вчера, что буду прятаться под кроватью парочки психов и ждать, чтобы меня преподнесли в качестве дара…
А если б сказали, что однажды стану капитаном летающей тарелки – поверил бы?
Вчера казалось, что жизнь неузнаваемо изменилась, что случилось невероятное, невозможное, что такого с людьми не бывает.
Дежа вю. Снова думаю так же. Только с другими эмоциями.
И что-то подсказывает, что изменения в моей жизни еще не закончились.
В небе зажигались звезды. По-прежнему спрятанный под кроватью, я любовался природным великолепием в щель из глубины своего подземелья, где велено дожидаться. Душа жаждала встречи с Полиной, но до этого еще далеко. И… не совсем возможно. Обстоятельства, блин им в печень. Что делать, когда подойдет время, пока непонятно. Пришлось в очередной раз успокаивать себя надежным доводом «авось».
Я едва не задремал. Теперь хозяева вместе принимали ванну – слышны были смех, брызги, шаловливый флирт. Первым вышел Владлен Олегович.
– Готов? – прошептал он тревожно.
Я выставил большой палец. Готов. Хотя неизвестно, к чему. Предварительные объяснения оказались краткими и особой ясности не внесли. И вот, когда Нина, свежая и благоухающая, появилась на пороге, Владлен Олегович поднес палец к губам и быстро перегородил собой прямую видимость. Поняв это как требование убраться на место, я закрылся, но «мимолетное виденье» намертво засело в подкорке. «Гений чистой красоты». Именно. Ни лица, ни фигуры, ни прочих подробностей – просто маленькая женщина с полотенцем в руках, которая сияет от любви и светится неизмеримым счастьем.
Владлен Олегович зашторил окна – наглухо, чтоб не проник ни один шпионский лучик все опошляющих уличных фонарей или, тем более, посторонний взор. Затем он любовно прошептал супруге:
– Дорогая, я приготовил сюрприз. Да, опять, такой я предсказуемый и не загадочный. Что делать. Мирись, тебе со мной еще жить и жить.
Послышались несколько шагов и скрип, словно слон не заметил попавшегося на пути фоторепортера. Через минуту нога Владлена Олеговича настойчиво забарабанила рядом со мной по ковру, то ли выбивая марш, то ли виртуально пиная меня, недотепистого. Поняв это как сигнал, я осторожно вылез.
Это действительно оказалось сигналом. Во тьме я различил мах головы, указавший в сторону, где едва виднелся расплывчатый силуэт сидевшей в кресле женщины – покорный силуэт любящей женщины, кинутой в неизвестность.
Закутанная в халат, она ждала участи. Глаза перетягивала широкая повязка. Прищуриваясь, я пытался быстрее привыкнуть к темноте. Первое впечатление рисовало образ белокожей чувственной дамы, что могла быть как ровесницей мужа, так и намного моложе. Возраст не имел значения – счастливая женщина всегда выглядит юной и желанной. Сейчас она казалась маленькой испуганной девочкой, которая спряталась от мира под покрывалом своего одеяния и замерла в ожидании Деда Мороза. И так захотелось стать этим всемогущим дедом-счастьедарителем…
Громкий хлопок заставил вздрогнуть и замереть, хотя казалось, что дальше некуда. Владлен Олегович, откупоривший шампанское, наполнил бокалы, два из них придвинулись ко мне, взгляд указал на жену.
Вот и настал мой час. Мягко взяв жертву фантазий за руку, отчего она опять дернулась, я вложил бокал в стиснувшиеся пальцы. Время снова остановилось.
Владлен Олегович не торопился. Я понимал. Для любых действий – возможных и невозможных, ожидаемых или совершенно нежданных – было рано. Сначала – томление. Призрачное предчувствие небывалого. Предвкушение необъяснимого. Остальное потом. А сейчас…
Темнота. Далекие посторонние шорохи. Реющий на крыльях надежды ангел немилосердия, который не дает разбежавшимся мыслям собраться в одном месте под названием мозг. Скорее, он помогал изгонять их оттуда веником ожидания чуда. Какого чуда? Какая разница! Разве в детстве ждут волшебников по какому-то конкретному поводу? А взрослые ничем не умнее.
Нина поднесла бокал ко рту, прислушалась к шелестящему шипению пузырьков, втянула носом охмуряющий запах. Затем осторожно пригубила и, в восхищении дернув бровями под повязкой, выпила до дна. Владлен Олегович залпом осушил свой. Я последовал его примеру.
Прелюдия закончилась. Режиссер невероятного спектакля приблизился, бокалы исчезли из поля зрения, вспыхнул живой огонь свечей. Владлен Олегович расставил их вокруг – все это время я и женщина в кресле оставались недвижимы. Затем на свет появилась вторая повязка, Владлен Олегович повернулся ко мне.
– Снимешь – останешься без глаз.
Он прошептал это тихо и просто. Проверять не захотелось.
Едва мир померк под фатой полной неопределенности, Владлен Олегович рявкнул – зычно, как перед строем на плацу:
– Встать!!!
Я вскочил, как ужаленный.
– Раздень ее, – последовала еще одна команда, теперь отданная глухим жестким баритоном.
Приказ командира – закон для подчиненного. Бывший солдат во мне не раздумывал ни секунды. С пулеметной очередью сердца, что билось об уже, казалось, осязаемый воздух, он – внутренний солдат – выдвинулся вперед. Война началась. Приказ о наступлении получен, оружие – к бою, знамена реют в грохочущих небесах.
Фронты неумолимо сходились. Несколько совершенных в обреченном предвкушении шагов – и атака захлебнулась в столкновении с отшатнувшейся Ниной. Армии замерли на позициях, настала очередь разведки. В том числе – разведки боем. Слепо поводя руками, я определил, что есть что: Нина тоже среагировала на приказ «встать». Она не понимала, что происходит, кто здесь, зачем и что будет дальше, в ней дрожала каждая клеточка, тело готовилось взорваться от напряжения, как разогнавшийся до сверхзвуковой скорости паровоз. Тем не менее, она тоже молчала и подчинялась.