бе не пустят ее родители – у них в семье царили строгие нравы, проживание с кем-то до свадьбы не допускалось в принципе. Да и условия не позволяли, их квартира – похожая на «трехкомнатные хоромы» бабушки Веры старая «двушка», но не перегороженная, она состояла из родительской спальни и проходного зала, где за шкафом стоял диван Любы. То есть, в их квартире роль единственно возможной перегородки выполнял шкаф. В таких условиях гость не будет чувствовать себя уютно, а хозяевам будет стыдно, что они не могут обеспечить условий лучше. В первую очередь проблемы появления нового человека в квартире затронут Любу, ее переселят на пол в родительскую спальню, чтобы выделить мне диван. Другими словами, мне, конечно, помогут, но ценой таких неудобств для всех, что вопрос лучше не поднимать.
И состояние Любиной мамы добавляло неприятностей, она болела чем-то неизлечимым с трудновыговариваемым названием, с каждым месяцем ее состояние становилось все хуже. Люба превратилась в сиделку, на повестке дня встал перевод на заочное обучение – уход за мамой требовался едва ли не круглосуточный.
Выход из ситуации для меня нашелся неидеальный, но приемлемый. Для этого нам с Любой предстояло на время разлучиться, зато моя проблема решалась легко и ко всеобщему удовольствию: пока шло юридическое оформление квартиры бабушки Веры, за пустовавшим жильем требовалось присматривать. Примерно через полгода, если права одновременно предъявят все четверо наследников, квартиру придется продать, а деньги поделить. Сейчас ситуация складывалась так: мой младший брат Миша учился в начальной школе, Маша (приходившаяся мне тетей) школу закончила, но жила со своими родителями в двухкомнатной квартире в отдельной комнате, а ее старший брат Алексантий (в быту Ксаня или Саня – по принципу, как моя мама из Олимпиады для всех стала Олей) года два-три назад уехал куда-то на север по контракту и связь ни с кем не поддерживал. Я высказал желание пожить в пустующей квартире, это обрадовало всех. Позже, если совет родственников решит, что жилье надо продать, я съеду, а если захотят сдавать, пока не вернется Алексантий – кто-то же должен заниматься процедурой сдачи, присмотром за порядком, решением возможных проблем и своевременным сбором денег. Почему не я? В конце концов, четверть суммы принадлежит мне, ее может хватить для съема комнаты или хотя бы отдельной койки где-нибудь на окраине. А за присмотр и сопутствующие «хлопоты» можно брать больше, любой труд должен оплачиваться.
Любе мой отъезд пришлось туманно подать как нелады с родителями, называть истинную причину не хотелось. Столько лет хранили тайну… Все же, я мамин родной сын, а папа меня усыновил и воспитал, они оба мои настоящие родители. Осталось принять это не только умом, но и сердцем, а ничего не лечит лучше, чем время и расстояние.
В институте я перевелся на заочное отделение и переехал в областной центр.
Располагалось мое новое жилье на окраине города, в обветшалой кирпичной пятиэтажке, под самой крышей. Из трех комнат, как уже говорилось, отдельными были две – бывшая бабушкина спальня и гостевая, где останавливались родственники, приезжавшие ухаживать за больной бабушкой. Когда приезжало много народу (например, на недавние похороны), то в проходной комнате, как мне рассказала мама, раздвигался диван, а на пол стелились матрасы.
Все ценное из квартиры давно вывезли, я выбросил оставшийся хлам и привел каждое из помещений в порядок. Из мебели остались кровати, шкафы и комоды в спальнях, диван и тумба с телевизором в проходном зале, вся кухонная утварь, а также старая, но действующая стиральная машина в совмещенном санузле. Раньше туалет и ванную разделяла перегородка, но для удобства ее сломали, когда бабушка заболела, чтобы ей приходилось меньше ходить. Вторую дверь замуровали, получилось просторное помещение, где принимать ванну или сидеть на унитазе можно с большим комфортом. Пока я живу здесь один, это здорово.
Сразу пришла мысль перевезти сюда Любу с неходячей мамой, места хватит всем, и всем будет удобно и хорошо. Мы с Любой будем учиться заочно и вместе ухаживать за ее мамой, которая скоро станет нашей мамой…
Но Любин папа любит свою жену, он не отпустит ее от себя в другой город, иначе придется ехать всем вместе, а для него это значит бросить работу. На что тогда жить семье? Он остался единственным добытчиком. И права на квартиру есть не только у меня, я не имел права распоряжаться ею единолично. Вдруг по каким-нибудь делам приедут другие совладельцы? Где размещать? Выглядевший идеальным вариант, к сожалению, оказался нереальным. Возможно, что-то изменится в будущем.
Я переехал, а к Любе приезжал каждые выходные – помогать и вместе проводить время. И мечтать.
В новой квартире я все свободное время посвящал учебе, а также играл в компьютерные игры, читал и, опять же, мечтал. Ситуация с Любиной мамой однажды как-то разрешится, и будущую жену я либо приведу сюда, либо перееду к ней. Если придется вернуться в родной город, то я буду настаивать на продаже квартиры-наследства, в тех условиях деньги станут важнее жилья, которое у нас с Любой будет и так.
Как всегда бывает, спокойное существование длилось недолго. Мне позвонила тетя Зина, мама моих «дяди Сани» и «тети Маши». Не получалось назвать их так без улыбки, и все родственники, не сговариваясь, вместо дядь, теть и племянников величали нас двоюродными братьями и сестрами, что примерно передавало степень родства.
Меня родственники и знакомые называли Аликом, иного обращения я не допускал, в свое время узнав от бывшего друга Арсена, что в некоторых регионах юга «Леша» – синоним лоха. Другое производное от имени Алексей – Леха. Здесь слышалось что-то залихватски-хулиганистое, но на Леху я, как оворится, «не тянул». Для тех, кто не хотел или по уважительным причинам не мог называть меня полным именем, оставался единственный вариант. Алик.
– Алик, звоню сказать, что во второй комнате некоторое время поживет твоя сестренка, – сообщила тетя Зина («бабушка Зина», если подходить формально, а не с точки зрения здравого смысла, а «сестренка» – это, соответственно, окончившая одиннадцатилетку тетя Маша). – Хочу предупредить. Тут у нас такая ситуация…
Пауза затянулась, и я вставил, чтобы разрядить обстановку:
– Поступать едет?
– И это тоже. Ты же помнишь Машу? Она простая, немного легкомысленная, ветер в голове. Раньше на нее Ксаня влиял, а теперь, без него, совсем от рук отбилась.
Напомню, Ксаня, или Саня, или, полным именем, Алексантий – это старший брат Маши, уехавший работать на север.
– Боитесь, что она здесь свободой подавится? – спросил я прямым текстом. – Не выйдет, я не дам.
– Спасибо, на это я и рассчитывала. Зная тебя… Только ты сможешь ее приструнить и образумить, на тебя вся надежда. Спуску ей не давай, если что – звони нам, постараемся что-нибудь предпринять. Плохо, что Маша слов не понимает, у нее на все свое мнение. Дождалась совершеннолетия и объявила, что уходит из дома. У нее хахаль завелся, сам он живет там у вас, в областном центре, и вопрос стоял так: если мы с отцом не разрешим ей жить в унаследованной квартире, Маша сама снимет жилье. Она уехала бы в любом случае, пришлось дать согласие, хотя повод, который мы здесь говорим «для всех» – что она едет поступать. И еще, по секрету. Этот ее хахаль… он женат. И старше Маши чуть ли не в два раза, ему под тридцать. А ей хоть кол на голове теши. «Он меня любит! – кричит, – и я его люблю! Он разведется, мы поженимся!» Понятно, что поматросят ее и бросят, иначе мужик давно бы развелся. Нас Маша не слышит, она же самая умная, а мы древние, как ископаемые мамонты, и разбираемся только в типе ягеля на стойбищах. Присмотри за ней, Алик, пожалуйста, и, если получится, поговори с ней серьезно. Может, она послушает хотя бы тебя. Хорошо, что в квартире живешь именно ты. Ты Маше и по возрасту ближе, и в жизни разбираешься, на вас с Любой смотреть любо-дорого.
Интересно, когда это на нас смотрели? Наверное, информация – со слов моих мамы и папы. Но как пример, на который надо ориентироваться, конечно же, лучше нас с Любой никто не подойдет.
– По возрасту я ей действительно ближе, но все равно племянник, а не брат, а она моя тетя. Вряд ли Маша об этом забудет.
– Пока Ксаня был рядом, она себе таких фортелей не позволяла. Нужно твердое мужское плечо рядом. Ты уж постарайся.
Я пообещал. Не сказать, что известие меня обрадовало, но и не сильно огорчило. Лучше жить с почти ровесницей, чем если бы ко мне подселили какую-нибудь престарелую родственницу, за которой требовался уход. Тогда быстрый «уход» произошел бы с моей стороны. Для меня главное, чтобы не отвлекали и в мою комнату не совались, остальное переживем.
Сестренка Маша не заставила себя ждать. Прибыла она в самый неподходящий момент, я принимал ванну и не слышал, как в дверях провернулся ключ и кто-то вошел. Тихое блаженство разнеслось вдребезги стуком в дверь санузла:
– Алик, ты здесь?
– Маша?
– Что делаешь?
Веселенький вопросец. Если бы я сидел на унитазе по-большому – так и отвечать?
– Ванну принимаю.
– Еще долго?
– Минут десять.
Тишина продлилась всего пару мгновений. Раздраженно раздалось:
– Занавеска закрыта?
Маша ездила с родителями на похороны, поэтому знала про совмещенный санузел, про полиэтиленовую занавеску вдоль ванной и про отсутствие внутренней защелки – пока бабушка Вера жила одна, закрываться на замок было не от кого, а когда за бабушкой ухаживали родственники, они боялись, что с ней в ванной что-то случится и они не смогут помочь. Короче говоря, изнутри совмещенные туалет с ванной не запирались.
Дверца распахнулась, я едва успел задернуть полупрозрачную занавесь и плюхнуться обратно в воду. Через пленку в светлом проеме показалась невысокая размытая фигура, она метнулась к унитазу и расположилась на нем.
– Вам, мужикам, хорошо, можете в кухонную раковину в туалет сходить, а нам что делать? Специальный тазик на этот случай заводить или на раковину стульчак ставить?