– И мудрости отличать одно от другого, – закончил я общеизвестную сентенцию.
– Я верю в твою мудрость. – Маша прошла в ванную чистить зубы.
Вот и поговорили. А футболка и трусики в качестве домашней одежды действительно смотрелись лучше, чем топик и широкие шорты, в которых Маша ходила по квартире сначала. На мой мужской взгляд, топик лучше прорисовывал грудь, но футболка ее тоже не скрывала, а голые бедра в составе длинных ног радовали глаз больше, чем просто коленки и голени. Все же здорово, что Маша не родственница мне по крови, это оправдывало некоторые щекотливые мысли. А такие мысли, к великому моему стыду, периодически возникали. Я не считал это опасностью, это было нормально. Античными скульптурами люди тоже любуются, и кто скажет, что Венера Милосская, Давид от Микеланджело или Роденовский «Поцелуй» – пошлость, у того что-то не в порядке с психикой. Но одно дело – холодный мрамор, совсем другое – живая жизнелюбивая плоть. Маша знала, что красива, ей было не жалко одаривать мир красотой, а в состав этого мира по чистой случайности входил и я, волею судьбы доставшийся сосед по квартире.
Любование Машей никак не влияло на мое отношение к Любе. Любу я любил всей душой и, не задумываясь, отдал бы за нее жизнь, а ночь с ней представлялась вершиной земного блаженства. Люба – мое все, в ней мое будущее.
Маша олицетворяла тусклое настоящее, расцвеченное ее бесстыжими выходками. Поступи Люба похожим образом, мы расстались бы в ту же секунду. Я знал, что поступать, как поступает Маша, нельзя, но изменить ситуацию было не в моих силах. «Главное – отличать одно от другого». Я смирился.
Встречи Маши и Юры происходили два раза в неделю. По вторникам под видом похода в «качалку» (так звучала версия для его супруги) Юра приходил к нам, и мне приходилось занимать себя чем-нибудь или делать вид, что сплю. По средам Маша упархивала к Юре домой, где в это время его законная половина отбывала то ли в салон красоты, то ли еще куда-то по столь же неотложным делам. Внезапного возвращения обманываемой жены любовнички не боялись. То ли она была настолько пунктуальна, что не позволяла себе вернуться раньше обещанного, то ли за ней следили Юрины друзья и сообщали о перемещениях, то ли супруга знала про Машу и ситуация ее устраивала: пусть лучше с дамой сердца (или, скорее всего, иных органов) муженек встречается дома, чем тратится на гостиницы. Зачем выбрасывать на ветер семейные деньги?
Внутренне я отдавал предпочтение последнему варианту, жена не может не заметить, что у мужа появилась другая, с кем он, к тому же, еженедельно милуется в супружеское ложе. Наверное, развод не подразумевался даже в случае измены. Возможно, неверность была постоянной, одну любовницу сменяла другая, для семьи ничего не менялось – зачем же волноваться? Пусть волнуются жены алкоголиков, пьянство не лечится, оно прогрессирует до последнего вздоха своей жертвы, а мужик-гулена со временем успокоится. Физиология сама потребует отдыха и смены удовольствий от новизны и опасности на блаженство от покоя и привычной надежности.
Маша же рассчитывала, что Юра вскоре бросит супругу. Однажды получилось заговорить на эту тему. Мы завтракали заказанной Машей пиццей и заваренным мною чаем с травами, в окно светили яркие лучи, чай в чашках казался золотым. Я сидел за кухонным столом в спортивном костюме, как привык ходить дома с детства, Маша – в уже привычных футболке и трусиках. Ее легкомысленным видом я больше не возмущался, принял как должное, как нечто, с чем бороться невозможно. Собственно, и не хотелось. На силе моей любви к Любе это никак не отразится, и волноваться или переживать не стоило. Правда, напрягало, что мысли о «не отразится» возникали чаще, чем хотелось бы. Что ж, совесть – она такая, она не даст забыть, что «Человек – звучит гордо». Душа – это то, что болит, когда тело здорово. И это здорово. Если перестанет болеть, вот тогда надо беспокоиться.
– Где вы познакомились? – задал я невинный вопрос, предполагавшийся как первое звено длинной цепочки.
– В междугороднем автобусе. – Маша с удовольствием погрузилась в воспоминания. – Мне нужно было платье к выпускному, у нас в городе выбрать оказалось не из чего, и я поехала сюда, чтобы прошвырнуться по торговым центрам. На электричку опоздала и отправилась на автобусе. Наши с Юрой места оказались рядом. За три часа пути мы о чем только не говорили, и когда он позвонил на следующей неделе…
Голубые глаза Маши заволокло пеленой счастливых видений.
– Ты уверена, что Юра на тебе женится? – спросил я в лоб.
– А куда он денется? Ему осталось утрясти кое-какие финансовые вопросы, поэтому сейчас разводиться нельзя, чтобы без штанов не остаться. Без штанов он, конечно, мне тоже нравится, но ему трудно будет начать все сначала. В его фирме проходит реорганизация через слияния, и когда все будет закончено, Юра, как полноправный партнер, продаст свою долю, и мы, наконец, сможем официально быть вдвоем. Мы ждем этого, как вы с Любой ждете своей свадьбы. Кстати, почему Люба не приезжает к тебе?
– Приедет, – пообещал я.
– Жажду познакомиться.
«Не дай Бог», – подумалось мне, а вслух я сказал:
– Вы слишком разные, Люба может тебе не понравиться.
«А ты точно не понравишься Любе», – дополнило подсознание.
Маша – чертополох на ухоженном поле с розами, о котором (конечно же, я имею ввиду поле, а не чертополох), глядя на мир, мечтает Люба. Хочешь изменить мир – начни с себя. Мы с Любой начали. Однако, трудно взращивать красивый сад, когда вокруг буйным цветом колосятся и загораживают перспективу опасные сорняки. Некоторые из сорняков ядовиты, их надо выпалывать.
С точки зрения Любы, Маша – ядовитый сорняк. Лезть в чужую семью, чтобы разрушить ее – действия хищника, даже если сам хищник этого не понимает. Он живет плывя по течению, не умея и не пытаясь жить по-другому. Все ощущают себя жертвами обстоятельств, и всем от этого плохо, даже если иногда, урвав у судьбы часок, им хорошо. Мне не хотелось знакомить Любу и Машу. Перед Любой мне будет стыдно, что у меня такая «тетя», а перед Машей – что для моей избранницы она нечто вроде таракана, которого следует немедленно придавить. В отношении чести и честности Люба была категорична, двойных стандартов не допускалось. За что и люблю. Где еще найти такого человека? Не представляю, как бы я жил без Любы.
– Люба мне обязательно понравится, – возразила Маша. – Людей вроде нее я не встречала. Обязательно спрошу ее, как можно отпустить парня в другой город и спать спокойно. Когда Юра разведется, я не отпущу его от себя ни на шаг.
– Чем занимается Юра?
– Что-то связанное с торговлей и логистикой, многопрофильное предприятие. У Юры есть офис, где он сидит за бумагами и отчетами, работать приходится даже по субботам, хотя он сам понимает: всех денег не заработать, а жизнь дается один раз. Скорей бы закончилась эта их реорганизация, так хочется посвятить себя друг другу, и чтоб весь мир – у наших ног…
Я умолчал о своих мыслях по поводу вовсе не светлого будущего Маши и Юры. Лечат только время и расстояние. Разбить отношения Маши и Юры я пока не в состоянии, пусть же проблемой занимается время. «Все пройдет, и это пройдет».
У нас в гостях Юра меня не стеснялся. Должно быть, Маша объяснила, что «брат» – человек понимающий, перевоспитывать ее не собирается, и мы с ней теперь друзья. В ванную Юра выскакивал в одном полотенце вокруг бедер и даже, бывало, без него – я видел это, если оказывался на кухне. Заметив меня, Юра прикрывался левой ладонью, а правой дружески махал мне: мол, привет, приятель, жизнь прекрасна, порадуйся за меня!
По пятницам, субботам и воскресеньям Маша большую часть дня и ночи проводила на работе, она приходила под утро чрезвычайно усталая и едва доползала до кровати. По выходным дням (если встречи с Юрой тоже считать рабочими, так как они выматывали Машу не меньше) у нее оставались понедельники и четверги, в эти дни она валялась в кровати с телефоном в руках, смотрела телевизор или надолго занимала ванну. А еще по пятницам до работы Маша уходила куда-то на пару часов. Однажды я поинтересовался:
– Ты куда?
Чувствовалось, что Маше хочется сдерзить мне в ответ. Я и сам понимал, что лезу не в свое дело, но раздался интригующий ответ:
– Возможно, расскажу как-нибудь потом, под настроение.
Энтузиазма в интонации не слышалось, и я сделал вывод, что особого желания ходить туда, куда Маша ходила, у нее не было, дело связано с чем-то тягостным или неприятным. Осталось подождать, пока созреет случай услышать новую историю. Он обязательно созреет, если ничего не случится. Когда два человека живут рядом, постепенно не остается никаких тайн.
У меня, кроме учебы, других дел не было, о подработке я думал, но ничего, чтобы куда-то устроиться, не делал. Родители дали мне с собой денег, я жил экономно, ничего менять не хотелось. На всякий случай я разместил в сети объявление, что предлагаю услуги репетитора. Какой-никакой, а возможный заработок. Некоторые, кто раскрутился на этом, даже бросали основную работу. Правда, мне пока никто не звонил. Это не беда, ничего не бывает сразу. «Дай мне смирения пережить то, что изменить нельзя…»
Думая о Любе, я написал свое первое стихотворение, потом стихи полились из меня, как дождь из прохудившейся крыши. О любви, о тоске и одиночестве, о мировой несправедливости. Получалось слабовато. С некоторых пор я разбирался в поэзии и понимал, что мои вирши не составят конкуренции шедеврам вроде «Я помню чудное мгновенье». Я бился над каждой строчкой, каждой рифмой, каждым словом. Времени на это уходило много, а результат не появлялся, стихи оставались плохими. Даже те, что нравились мне самому, в которых на первое место выходила совсем не любовь. А что за стихи, если не про любовь и одиночество?
Хочется любить и верить,
Хочется летать…
И цветы к закрытой двери…
И письмо в тетрадь…
Щит свой на врата Царьграда…
Ариадны нить…