Спасибо, совесть. Благодаря тебе я провел незабываемый вечер уборки, так как Маша не переодевалась, чтобы не пачкать чистые вещи, а я ни слова не сказал против того, чтобы во время уборки на ней был единственный и к тому же мокрый элемент одежды. Маша не стеснялась меня, я не стеснял ее – чего еще желать от жизни? А то, что в глаза лезло много недозволенного – разве раньше я не видел того же великолепия в других видах? Да, ничего нового, потому Маша и не стыдилась. Правда, периодически мне приходилось прятать взгляд, чтобы не попасться на откровенном любовании и восхищении, а эмоции, к сожалению, возникали именно такие. В отличие от прошедшей фотосессии, ракурсы радовали новизной и грацией активного движения в этих ракурсах. Я оттирал липкие разводы, а сознание упивалось видом округлого желе, украшенного вишенками. Желе подрагивало, колыхалось, раскачивалось мягкими каплями, что приводило взгляд в детский восторг. Сейчас, например, с тряпкой в руках Маша елозила под кухонным столом, и вид на нее, вернее на выставленный ко мне тыл, открывался просто сокрушительный для инстинктов.
– Мне кажется, инопланетяне существуют, – донеслось из-под стола.
О чем она, вообще, думает?! Впрочем, это лучше того, о чем думаю я. Мне, например, в созданной для меня экспозиции виделась морда неуклюжего жадного существа (возможно, кстати, внеземного) – жутко серьезная, даже наглая, с щеками как у запасливого хомяка, вместо носа – вертикальная прорезь под прозрачным забралом скафандра, внутри плотоядно облизывалась и, казалось, чавкала в предвкушении, темная пасть. Медленно дожевывая предшественников встреченного доброго молодца, инопланетное чудище разглядывало меня единственным глазом и раздувало щеки. Мне стало понятно, почему контактеры в своих рассказах о встречах с Чужими не уходили от контакта. Уйти было нельзя. Чужаки гипнотизировали и обезволивали.
Воображение у меня богатое, что только ни мерещится, но любопытно, что же подвигло Машу задуматься на странную тему. Вариантов существовал миллиард с хвостиком, любая вещь или поворот ситуации могли быть отправной точкой.
– Что навело тебя на этот вопрос?
Реальность, как это часто бывает, разочаровала.
– Обычное любопытство.
Для ответа у меня появилось законное право смотреть на собеседницу без угрозы сломать глаза, и я этим правом воспользовался:
– Ученые не нашли во Вселенной следов деятельности разумной цивилизации, то есть существование разума теоретически допускается, но факты убеждают в обратном. Скорее всего, мы одиноки в необозримом бесконечном мироздании.
Как же грустно прозвучало. Возникли параллели от большого к малому, от общего к частному, от мира к людям, причем к конкретным. Стало еще грустнее. Наверное, внутреннее одиночество каждого из нас и подвигло Машу на размышление о космических разумных расах.
– Проще говоря, в Высший Разум Космоса ты не веришь? – Маша вывернула голову, чтобы посмотреть на меня.
Теперь, при встречном взгляде, разглядывание подстольной собеседницы меня смутило, я опустил глаза.
– Нет. В смысле да.
– А по-моему, инопланетяне есть, и они очень умные. Гораздо умнее нас. Иначе не скрывались бы от людей.
Маша продолжила тереть линолеум влажной тряпкой.
Я поразился женской логике. Но ведь – логика, шут ее дери. Не поспоришь.
Продолжения не последовало, других тем для разговора тоже не возникло, Маша продолжила заниматься кухней, я сместился в гостиную.
Последнее, что в конце уборки сказала Маша, прежде чем надолго уйти в ванную, было:
– Иногда ты напоминаешь мне инопланетянина, и я поражаюсь твоей мудрости. Но гораздо чаще…
Не договорив, Маша горестно махнула рукой и отправилась отмываться.
Что на это сказать? Вообще-то, ответа не требовалось. А Маша, если посмотреть с той же точки зрения, при редких проблесках сознания тоже выглядела больше ребенком, чем умной взрослой женщиной. Мы с ней думаем друг о друге одинаково.
На кухне остался забытый торт. Он был съеден утром, на завтрак.
Жизнь текла прежним чередом, но мысли упрямо возвращались к возможной точке невозврата, успешно пройденной без перехода в иное качество. Опасную пропасть мы пронеслись по краю. Я не перешел границ, Маша удержалась в своих рамках, более широких и не всегда понятных, но само их существование радовало. Оставалась надежда, что однажды из Маши тоже выйдет нормальный неконфликтный член социума. Не понимаю, почему люди не замечают очевидного. Будь все такими, как я и Люба, давно настали бы коммунизм и царствие небесное. Войны, драки, глупые ссоры и недоразумения, возникающие на пустом месте – от неумения жить рядом и непонимания принципа свободы. Свобода – она не от чего, она для чего.
Я хвалил себя, что удержался и основные границы остались на замке, но гадкий внутренний голосок, вечный оппонент совести, гнусно корил за нерасторопность. Вспоминались фразы, теперь воспринимаемые как намеки. В построенном мозгом «дереве решений» неожиданное продолжение получали ситуации, из которых я вроде бы с честью вышел, но каждая из них могла обернуться совсем другим боком, более приятным для организма. По нервам била жестко пресеченная мной борьба в мокрой одежде, ладони ныли от упущенной возможности отшлепать жаждавшую этого наказания девицу. Фактически мне под уважительным предлогом давали право трогать роскошную женскую попу, а я отказался.
Стоп. Брысь, дикие неприемлемые мысли, вы все – от лукавого. Я все сделал правильно. Точка.
А к Маше копились вопросы. Что конкретно она делает на работе? Знает ли Юра об этих тонкостях и как к ним относится? Если знает и не возражает – почему Машу это не напрягает? Куда она ходит утром по пятницам? Кто такой «Зэ» или «Три» («Третий?»), от которого приходят письма без обратного адреса, и что в этих письмах?
Глава 5
Утром очередной субботы один из вопросов получил ответ. В дверь квартиры позвонили. Обычно к нам не ходили без предупреждения. Маша плескалась в ванной, открывать пришлось мне, хотя я никого не ждал. Взгляд в дверной глазок показал, что нас посетил невысокий светловолосый парнишка с оттопыренными ушами и простым широким лицом. На вид – ровесник Маши или немного старше, но явно младше меня. Я открыл дверь:
– Вам кого?
Парень смутился. По-моему, он ожидал увидеть другого человека.
– М-м… Маша здесь живет?
– Проходите, сейчас позову. Как вас представить?
– Захар.
Я сделал два шага к ванной комнате.
– Маша! – громко позвал я, и шум воды за дверью утих. – К тебе пришли. Захар.
В квартиру я гостя не пригласил, это дело Маши. Может быть, она не захочет его пускать. Возможно, пускать Захара вовсе не стоило, я же не знаю их отношений. Поздно что-то решать, дело сделано. В следующий раз нужно расспросить визитера сквозь дверь и приглашать после разрешения того, к кому пришли. Надо ввести это правило и в обратном исполнении, чтобы Маша не пускала посторонних ко мне.
Чтобы не мешать разговору, я попросил подождать в прихожей и вернулся в свою комнату. В открытую дверь просматривалось, что происходит снаружи. Для чего-то секретного или интимного Маша уведет гостя к себе, а так он оставался на виду, и я буду спокоен за вещи. Ничего ценного в прихожей нет, но, как говорится, лучше перебдеть, чем недо. И, опять же, любопытство взбурлило. Захар. Первый знакомый на букву «з». Не он ли таинственный письмописатель?
Дверь ванной распахнулась минут через пять, Маша не торопилась. Она появилась с театральным эффектом, я мгновенно забыл о включенном компьютере, а про Захара и говорить нечего. Из ванной Маша вышла запахиваясь на ходу в банное полотенце, и сделала она это с едва заметным промедлением, отчего влажные прелести успели сверкнуть во всей красе. При посторонних так не делают. Значит, Захар «свой».
Мне отчего-то взгрустнулось.
Интонация Маши вернула настроение в плюс.
– Чего приперся?
– Маша, на звонки, сообщения и письма ты не отвечаешь, и я…. Короче, твоя мама дала адрес…
– Не надо портить мне жизнь, сама прекрасно справляюсь. Маме сделаю моральный втык. А ты головой думай, а не как обычно. Все кончено, у меня давным-давно новый парень, забудь меня наконец.
– Не хочу. И не могу.
– Твои проблемы. Сюда больше не ходи, а то спустим тебя с лестницы.
Захар понуро удалился. Я поинтересовался:
– Это кто?
– Мой бывший парень, с нашего двора. Никак не смирится с тем, что мы расстались.
Стоило ли менять любящего парня на женатого эгоиста?
Еще хотелось спросить, зачем же тогда устроено шоу с показом прелестей, но об ответе я догадывался. Маше хотелось позлить бывшего и туманно, не прямым текстом, намекнуть, что однажды все может вернуться. Действительно, зачем терять влюбленного поклонника? Пусть ходит на поводке, только на длинном, чтоб не мешался под ногами.
– Чем он тебя не устраивал?
Маша пожала плечами:
– Скучный.
– Зато сильно любит. Сейчас это редкость.
– И что мне с той любви? У мужчины должен быть внутренний стержень, иначе он не мужчина. У Захара стержня нет, только любовь, а когда она кончится, у него ничего не останется. Зачем мне такой?
Какая же она расчетливая стерва. Или это в ней говорит голос тысяч поколений женщин? От мужчины требуется надежность, а не любовь. Неромантично, плоско, обидно, зато истинно. Стерпится – слюбится. Миллионы браков держатся на расчете, а не на любви.
На следующий день, в воскресенье, состоялось событие, которого я страстно ждал и боялся. Ко мне приехала Люба. Я встретил ее на вокзале, привез домой и с некоторым страхом ввел в квартиру.
О приезде невесты я предупредил Машу вчера. Маша кивнула, а мои объяснения, как вести себя при Любе, прервала снисходительной гримасой: «Перестань, я не маленькая, все понимаю». Когда мы с Любой вошли, у меня с души свалился огромный камень. Маши дома не было.
Люба с интересом разглядывала мое житье-бытье, заглянула в ванную, где мой скромный уголок на полочке вмещал зубные щетку и пасту, бритву, помазок и подаренную Любой пену для бритья. Склянки, пузырьки и флакончики Маши подсчету не по