– Готово.
– Спасибо. Теперь смажь увлажняющим кремом, – качнувшийся подбородок Любы-номер-два указал на флакончик, из которого она обрабатывала мои побритые поверхности.
Ее поза осталась прежней. Я набрал крем на правую ладонь и, помогая и придерживая левой, начал втирать.
Это было невозможно. Руки чувствовали. Тело требовало. Любые отговорки бессмысленны, они противоестественны.
Стоп. У меня есть Люба.
А у моего организма нет Любы. Зато здесь у него есть Люба, правильная Люба, такая, как надо. Мои руки замерли.
– Я хочу…
– Я тоже.
Часть третья. Альф
Глава 1
Телефон Маши отозвался сразу:
– Что-то случилось?
Ни «привет», ни «алло»…
– Почему сразу «случилось»?
– В нормальной ситуации ты не позвонишь.
Она права. Я покосился на готовившую завтрак Любу-номер-два и спросил Машу:
– Ты дома?
– Давно.
– Я потерял ключи. Скоро приеду.
То, что произошло ночью, не должно было произойти. И все же произошло. Среди прочего виновато итальянское лакомство, в состав которого, как между делом объяснила Люба-номер-два, входила водка. В состоянии ледяной кашицы алкоголь не ощущался, язык чувствовал только лимон и холод. Злую шутку со мной поочередно, с нарастающим эффектом, сыграли барный коктейль с неизвестным количеством спирта, кофе с неизвестным количеством коньяка и, в качестве контрольного выстрела, сорбетто с неизвестным количеством водки. Я где-то читал образец женской логики: «Алкоголь вреден: он толкает на мимолетные связи, после них тянет покурить, а курение убивает». Вот-вот. Я не курю, но от того, что случилось, покурить тянуло просто очень.
После жаркого рандеву в ванной я по-детски расплакался, оскорбил Любу-номер-два, покрыв последними словами, хотя сам был виноват не меньше, и едва не ушел в ночь и холод. Люба-номер-два проявила женское великодушие, она понимала, что во мне говорит алкоголь, и отвела меня спать в гостевую комнату. Наверное, я там буйствовал или вел себя еще как-то непотребно, теперь не вспомнить. Люба-номер-два успокаивала меня, она прилегла рядом, обняв и баюкая, и невозможное, случившееся в ванной, вновь оказалось возможным.
Когда рассвело, я тихо поднялся и около двух часов ждал Любу-номер-два внизу на диване. Смотреть ей в глаза я не мог. Она включила музыку и приготовила завтрак, мы съели его в полном молчании.
Люба-номер-два не выдержала первой.
– Тебе не понравилось?
– Все намного хуже.
Мне понравилось.
Сейчас, при свете дня и тяжелой, но трезвой голове, я понимал весь ужас произошедшего. Люба-номер-два видела мое состояние и, спасибо ей огромное, не намекала на продолжение.
– А мне очень понравилось как ты меня брил, – сказала она. – Поверь специалисту, у тебя талант.
Разговор об этом продолжился, когда после моего звонка Маше Люба-номер-два повезла меня домой.
– У нас в салоне одни девки работают, а мужские руки – совсем другое. Как в кулинарии: лучшие повара – мужчины, хотя большинство поваров – женщины. Ты кто по профессии?
– Историк.
– Стыдно, батенька. Если ты не академик, на истории денег не заработаешь. На что будущую семью содержать собираешься? Приходи к нам в салон, для начала попрактикуешься на персонале, и если все нормально… Обещаю, в обиде не останешься, создадим лучшие условия, а конкурентам носы утрем.
– Подумаю.
– Салон «Сизиф», адрес и телефон найдешь в сети.
– «Сизиф»?!
Название брали с потолка, что ли, не задумываясь о смысле? Как историку, мне стало смешно и грустно.
Люба-номер-два улыбнулась:
– А ты подумай о специфике салона. Сколько бы мы ни трудились и как хорошо ни делали свою работу, через день-два все возвращается в исходное состояние.
Расстались мы обыденно, как знакомые, которых ничего не связывает.
Дома я сразу прошел в свою комнату и рухнул в кровать.
Как относиться к себе после случившегося? Я понимал мерзость поступка. Я изменил Любе.
Но. Как изменить тому, с кем ничего не было? Разве это измена? Понимаю, что ищу оправдание, и мой поступок нужно судить в другой плоскости, но почему не посмотреть на ситуацию с этой стороны? Совесть мучила, а довольный организм расплывался в неге: «Ты молодец! Ты думаешь обо мне! Историки копаются в прошлом, чтобы узнать будущее, и забывают о настоящем. Ты не забыл. Повторяю: ты молодец!»
А на душе скребли кошки. Невольно приходили сравнения с Машей. Она любит Юру, но молодой организм требует больше, чем дает любовник, и Маша изменяет ему, ничуть не считая это проблемой. Или она не чувствует укоров совести, потому что Юра тоже не святой? Он признается Маше в любви, встречается с ней, но в остальное время живет с супругой. Поставить себя на место Маши было сложно и почти невозможно, но я постарался, и получалось, что Маша права в своей обиде на женатого любовника. Как можно требовать верности, если Маша у тебя на втором месте после другой женщины?
А мне было обидно, что случилось невозможное, и в то же время будто бы ничего не произошло. Мироздание осталось на месте, небо не упало на землю, атланты и кариатиды не прогнулись и не склонили глав под тяжестью гигантских глыб. Собственно, на месте подразумевавшихся глыб оказался скромный навес из сомнений, легко разбиваемых доводами, которых нашлось неожиданно много.
К телефонному разговору с Любой я готовился как к главному экзамену жизни. Конечно, рассказывать о том, что произошло, я не стал, оно умрет вместе со мной. Я сволочь, я малодушная тварь, но все уже случилось, ничего не изменить.
Среди прочего я сказал:
– У меня ключи от квартиры потерялись, я их у вас не оставил?
– Не находила. Посмотрю внимательней.
– Уже не важно, я сделал дубликаты.
– А как же ты домой попал? Сидел под дверью, пока Маша с работы не пришла?!
Трудно врать, но надо.
– Она пришла быстро.
Какая же я мразь. Люба за меня переживает, а я…
Скоро все изменится. До свадьбы осталось немного.
Вечером я сидел перед компьютером, изливая мысли в буквы, а из них составляя ничего не значившие слова. Все равно главного не сказать, как ни старайся. Мысль изреченная есть ложь. Писатели – обманщики. Все поголовно.
«Любовь. Береги и берегись!»
«Любимая, как еще рассказать о своей любви к тебе? Песнями трубадуров и менестрелей? Стихами и сонетами великих поэтов древности и современности? Или изящной вязью слов, давно сплетенной в паутину красивостей сонмом гениев, талантов и графоманов, упорных бездарей и имеющих божью искру литераторов, возжигающих этой искрой неистовое пламя. Мы выросли из одежды прежних авторитетов, Кавальканти нам стал неинтересен, Пизано кажется отстало-вычурным, Фичино – сально-грубоватым, смешным и непонятным. Данте – утомительным. Знаменитое "Зерцало любви" Готтифреди – на современный взгляд это всего лишь циничное пособие, сделанное в виде диалога и разбавленное умничаньем и псевдофилософией. Пособие учит тому, что молодой девушке, живущей под одной крышей с сородичами, надо не забыть смазать дверные петли и противовес, чтобы не скрежетали, привязать язычок колокольчика двумя веревочками, заранее приготовить войлочные тапочки и ждать любимого человека на кровати, перебранной под предлогом избавления от клопов, чтобы не было скрипов. Не подумай ничего плохого, это же средние века, католическая страна, строгие нравы. Не подумала? Ну и замечательно.
Любовь – дело опасное, каждый, наверняка, испытал это на собственной шкуре. Она вредит либо одному, либо другому, либо обоим вместе – видимо, чтобы второму не обидно было. Этакая шутка небес. Так они развлекаются, небеса. А взаимная любовь – штука вообще особенная, достойная занесения в Красную книгу. Она редко бывает счастливой и благополучной, об этом говорит опыт мировой литературы и кинематографии. На пути влюбленных всегда встают какие-то препятствия, разлуки, моральные нормы и законы, неодолимые барьеры, свои и чужие дети и родители, приказы начальства и государственные границы. А влюбленный не заглядывает в будущее с линейкой и калькулятором, он грезит и верит, что все как-нибудь устроится, главное для него – быть рядом. С милым рай и в шалаше. И вот, через двадцать лет: любовь прошла, шалаш остался. Потому большинство авторов свои романы о любви кончают свадьбой. Лицемеры. Коньюнктурщики. Акулы пера, перо им в хвост и в гриву.
Настоящий роман о любви свадьбой начинается.
Многие думают, что мужчина женится на женщине, близкой к его идеалу. Нет же, большинство почему-то устраивается так, чтобы испытывать дискомфорт от недостатков жены. Женщина тоже вроде бы выбирает сама, прекрасно зная, что любовь зла, а позже принимает судьбу как должное, хотя и причитает, глядя подбитым глазом на дрыхнущее под столом тело: пусть пьет, пусть бьет, но ведь свой, любимый…
Роман о настоящей любви должен начинаться свадьбой, вот мое мнение.
До свадьбы, до совместного ведения быта, рождения детей и зарабатывания на хлеб насущный, это страсть, влюбленность, первая стадия еще несостоявшейся настоящей любви, до которой расти и расти. Это стадия завоевывания или, грубо говоря, приобретения любимого в собственность. Юридически выражаясь, это все еще право пользования, а дальше необходим переход в право владения, что есть нечто совершенно иное.
Люди не умеют владеть. Не умеют пользоваться тем, чем владеют. Не умеют им распоряжаться. Потому часто теряют.
Мы с тобой не хотим терять. Наша любовь еще так молода, по сравнению с дожившими до золотой свадьбы, но у нас есть спокойная уверенность друг в друге и есть страсть. Такое редко бывает, и это необходимо беречь. Беречь друг друга и наши чувства.
Любимая моя. Девочка моя. Прости за то, что было и не было. Возьми меня за руку. Прижмись щекой. Пусть горячая волна мыслей накроет нас теплым покоем, пусть глаза встретятся, а губы сольются, а мир пусть подождет.