Парень-доставщик в яркой куртке оцепенел и не мог отвести взгляда. Не стесняясь его, Маша отсчитала деньги, забрала заказ, закрыла дверь и на минуту заглянула на кухню. На обратном пути она подмигнула мне, пробегая с заказом в руках мимо моей комнаты. Точнее, не мне, а в мою сторону – я сидел в полутьме и вряд ли был виден. Впрочем, о чем я? Конечно же, виден, экран компьютера подсвечивал лицо. Интересно, какое у меня было выражение.
За стенкой приступили к трапезе, я тоже сглотнул слюну. Маша всегда заказывала на двоих. Не забыла ли про меня в этот раз?
Я прошел на кухню. Моя порция стояла на кухонном столе. Шашлык. Я открыл горячую коробку. Мясо на деревянном шампуре обтекало ароматными каплями, в отдельных упаковках лежали соус и овощная нарезка. Кухню заполнил дурманящий манящий запах. Его перебивал другой, прежний, тоже дурманящий и манящий иначе. Фантомный запах стоял в ноздрях и не давал выдохнуть.
Мясо на шампуре – сочное, вкусное, обтекающее каплями.
Маша в одной футболке.
Ее гость.
Звуки за стенкой.
Сочное мясо на шампуре.
Я ушел к себе. На душе было гадостно, поднималась злость на Машу. Она доверила мне самое ценное и сразу показала, с какой легкостью отдает его первому встречному. Казалось бы, какая мне разница? А сердце сдавливало. И приходилось следить за челюстью, потому что зубы скрипели. И еще меня удивлял Машин выбор. Почем именно этот парень? Возможно, меня возмущала его непохожесть на меня. Со мной учились ребята разных национальностей, все дружили, компании складывались по интересам, невзирая на цвет волос, разрез глаз и форму носа. Но иногда происхождение сказывалось. При «разборках» кавказцы всегда вставали плечом к плечу против всех, и количество противников их не волновало. Это мне нравилось. Не нравилось, что своих они защищали в любом случае, правы те или нет. Чаще всего проблемы возникали из-за девчонок. Русские ребята предпочитали гулять с русскими же девчонками, кавказцы тоже выбирали русских, свои девушки были для них табу – с ними же потом кому-то брак заключать и детей заводить… нагулявшись с чужими. С этим ничего не поделать, хотя и противно, будто в душу плюнули. Менталитет, мать его природа.
Я считал это хорошим поводом задуматься. За что девчонки выбирают носителей других традиций? Может, если стать лучше самому и перенять все лучшее у других (а оно есть у каждого), то проблема исчезнет? Если представить себя и всех прочих парней в качестве кандидатов на попадание в, гм, опустим для приличия, а девчонок всей страны заставить участвовать в выборах, проголосовав за кого-то или что-то…
Победит самое востребованное. Выборы всегда покажут то, чего желает усредненное большинство. Это не значит, что остальное – хлам и подлежит уничтожению. Нужно все, просто всем нужно разное. Нельзя ко всем подходить с одной меркой. Вот я, например, не такой, как другие, мне давали понять это часто, до крови из носа. Я кому-то не нравлюсь, и мне кто-то не нравится, это не повод считать кого-то лишним на планете. Однажды такие считатели пришли к власти, получилась Мировая Война. Каков итог размышлений? Пусть каждый живет своей жизнью, это его право – в том случае, конечно, если он не лезет в жизнь других и не заставляет их жить по его лекалам.
При вселении в квартиру Маша поставила условием не лезть к ней с советами о правильности жизни, именно от таких советов она сбежала из дома. Маша такая, какая есть, такой ее надо принять. Однако, полночи слушая приглушенный аккомпанемент «приключений», сделать это было трудно.
Гость ушел поздно ночью, почти на рассвете. Утром, пересекшись с Машей на кухне, я поинтересовался, придав голосу как можно больше равнодушия:
– Что за гость?
Естественно, Маша знала, что я знаю, зачем гость приходил и что делал. Что-то скрывать или стыдливо затушевывать смысла не было.
– Старый друг, случайно встретились. Он – друг моего брата. Однажды они с Саней меня из такой ямы вытащили… Кажется, я тебе про это рассказывала. Я была в него влюблена, на шею вешалась. Он не поддался. В то время я была несовершеннолетняя, а он – друг моего брата, для него сестра друга – это свято. Сейчас у него серьезно заболел отец, и он навсегда возвращается жить на Кавказ. Я не могла с ним не попрощаться.
«Попрощаться».
Мясо на шампуре.
Не позавтракав, я ушел в город. На улице мела пурга, в лицо бил ветер со снегом, погода соответствовала настроению. Маша все больше выводила меня из себя. Перед глазами стояли «веселые картинки», а фантазия, как детский конструктор, складывала, разбирала и снова собирала Машу, ее гостя, вид Маши, когда я ей «помогал», и звуки за стенкой. Неужели Маша не понимает, что я чувствую?
А оно ей надо? Мои проблемы – не ее проблемы. Про меня она в такие моменты просто забывала.
Вру, не забывала. Порция еды для меня. Подмигивание.
Маша помнила про меня.
Лучше бы забыла.
Завтракал я в кафе, там же провел два занятия с учениками. Персонал по-утреннему пустого заведения косился на меня, но на столе стояла недопитая чашка кофе, а другим посетителям я не мешал по той причине, что их, посетителей, в такую рань еще не было. В перерыве между уроками я написал еще один рассказ («Перфекционистка», не для Любы, так как снова про измену) и очередную размышленческую миниатюру:
«Про амбиции, зависть и совершенство»
«Прости, любимая, не знаю, чего ты ждала и на что надеялась, но, скорее всего, не оправдаю возложенных на меня высоких надежд – в каждом письме буду зануден и постыл, как репетитор немецкой философии для юноши, которого на улице ждет компания с вином и девочками. Ничего не поделать, таков уж я есть со своей несовременной любовью и слишком дерзкими для столь несовременной любви мечтами и полетом воображения. Мечтами о невозможном и полетом в никуда.
Мы все – дети, обросшие никак не сбывающимися мечтами и грузом неудовлетворенных амбиций и желаний, нередко подспудных, невразумительных, никогда не реализуемых самостоятельно. Но как же нас тянет к тем, кто эти (наши!) желания исполнил. К тем, кто воплотил наши мечты и материализовал сны – даже негодные к озвучиванию в приличном обществе, старательно задавливаемые. Нас тянет к таким людям, точно магнитом, и мы, как правило, не замечаем, чего стоили им победы, что было потеряно, а что сознательно оставлено – в том смысле, что оторвано с кровью. Мы не видим, не знаем, и (подсознательно) не хотим знать истинную цену достигнутых побед и проигранных сражений. Как все, мы хотим получить все, не затрачивая ничего.
Это невозможно. Мы это знаем. Но периодически гложет зависть: как же, а вот у таких-то получилось, им все словно с неба на блюдечке свалилось. Незаслуженно и, должно быть, не по адресу. Нам несносно видеть их непонятно откуда взявшееся счастье и довольный покой изо дня в день. Их замечательных послушных детей и достаток. Мы тоже хотим так, но почему-то не можем. Не получается. Хотя, если подумать, то ведь и не стараемся-то особо. Мы просто ждем. Ждем, что оно само упадет. Под ноги – чемоданчик с миллионом. В постель – божественное создание, никак нами не завоеванное. В мозги – шикарная идея, которая перевернет мир, а нас прославит и обогатит.
Говоря "мы", я имею в виду человечество, поскольку "мы" – то есть я и ты – неправильные человеки, большей частью не укладывающиеся в прокрустово ложе всечеловеческого бытия. Я и ты – другие. Чем-то похожие, чем-то нет. Мы сами из тех, кому завидуют. Но в чем-то завидуем и мы. Например, я завидую легкости, с которой некоторые относятся к жизни. Мне не нравятся последствия этой легкости, но восхищает сама легкость. Я завидую умению некоторых создавать кажущиеся безвыходными провокационно-затейливые ситуации и выходить из них виртуозно и филигранно, отчего все кажется (и становится) простым и естественным. Таким, будто именно оно является нормой, словно только так и надо. Это спорное качество, но некоторые владеют им в совершенстве, а совершенство всегда привлекает.
Закончу я словами из "Семейного романа" Михаила Успенского: "Морали в этой истории нет никакой, потому что ее и в жизни почти не осталось. Остается только "спасибо" сказать, что к нам с вами она никакого отношения не имеет"».
Отправлять такое послание я, естественно, тоже не стал. Пусть оно отлежится, у меня на душе улягутся страсти, тогда посмотрю, не пробралась ли в текст нечаянная крамола. Если все нормально – отправлю.
Следующий урок был выездным, а когда он закончился и потребовалось идти домой, на меня снова накатило.
Маша. Моя «помощь». (Да, в кавычках, никак иначе, ведь это не было одолжением с моей стороны. Для меня то, что случилось позавчера, было бесстыжим удовольствием и невероятным приключением). Я создал красоту, а воспользовался ей другой.
Решение пришло внезапно и логично. Я нашел в сети адрес салона «Сизиф», он оказался всего в паре автобусных остановок от моего дома. Я шел пешком. Остудить голову.
Остудить получилось только ноги. Небо хмурилось вместе со мной, повалил сильный снег, каждый шаг давался с трудом. Город исчез за ватной пеленой, превратившись в мираж. Машины еле ползли из-за плохой видимости, пешеходы, спасаясь от непогоды, забыли про заметенные светофоры и перебегали дорогу где придется, водители нервно сигналили. Минут через десять движение практически остановилось – город встал в редких для него пробках, и я порадовался, что пошел пешком. Из-за пурги поднять глаза от земли стало почти невозможно.
Салон «Сизиф» находился на первом этаже пятиэтажки. С улицы, со стороны, противоположной от подъездов, к нему вел отдельный вход, у тротуара была оборудована удобная стоянка. Салон особо не выпячивался, скромная вывеска сообщала только название, внутрь вела стеклянная дверь. Я отряхнулся от снега и вошел.
В салоне, предназначенном в первую очередь для женщин, на меня покосились, но проводили к диванчику ожидания. Там ко мне вышла сотрудница более высокого ранга – высокая брюнетка лет за тридцать. Я ее узнал. Она была в клубе с Любой-номер-два. Возможно, третья подруга, сухонькая «бигудяшка»-очкарик, тоже здесь.