)
Мокрые черные змейки поиграли с медальоном и вновь побежали с груди через живот. Я закатил глаза.
Жизнь без любви есть ад, и люди мучаются в нем в поисках смысла жизни, счастья или лучших вариантов, а надо искать — любовь.
Я нашел. Там, где не думал. И, счастливый, уснул в беззаботном упоении. «А жизни суть, она проста: его уста, ее уста…»
Глава 3
Ласковые объятия. Желанные руки придерживают мою голову. Губы касаются сонных губ. Мягкий торопливый топот.
Не знаю как, но я почувствовал неладное. Вскочил, беспомощно озираясь. Рядом никого. Раньше, реагируя на угрозу, меня будил корабль, но пляж в зону его ответственности не входил.
Челеста, сжимая в руках добычу, неслась к кораблю. Мой лоб покрылся ледяной испариной, ладонь машинально обшарила осиротевшую грудь.
Медальон. Она украла его. И уже не догнать. Через пару секунд я останусь один на необитаемом острове без воды и пищи…
Взгляд упал на тяжелую сырую корягу, вынесенную каким-то штормом. Рука сама, без участия мозга, поднимает ее… раскручивает, как молот… и отпускает. Фухх, фухх, фухх… Коряга летит, вращаясь. Как бумеранг. Только такое не возвращается. Оно ставит точку.
Глаза широко раскрываются: что я наделал?!
Когда кидаешь не задумываясь, не рукой, не глазомером, а желанием изнутри, организм помогает. Попадание пришлось прямо в затылок. Девушка рухнула, как подкошенная.
В несколько прыжков, побив все мировые рекорды, я оказался рядом.
— Почему, Челеста? — Слезы наворачивались на глаза. — Зачем?
Пальцы бессознательно нацепили возвращенный медальон, подсунутые руки подняли сломанное тельце, и корабль словно прыгнул навстречу.
Девушка не шевелилась. С затылка из волос текла алая жижа. Струйки собирались в ручейки, заливали руки, живот, ноги.
Я несся сломя голову. Проем едва не взорвался от вопля-приказа, кровать подставилась под безвольную ношу. Я упал рядом, повязывая медальон на две шеи.
— Вылечи! Вылечи ее, пожалуйста!
Челеста лежала рядом — неподвижная, бесчувственная, почти мертвая. Почти. Но дело шло на поправку. Грудь равномерно вздымалась.
Успел. Не думаю, что корабль мог оживлять. Хотя, чем черт не шутит. Проверять не собираюсь. То есть, не стану доводить до такой проверки.
Поддавшись позыву, я нежно коснулся девушки, осторожно погладил по слипшимся окровавленным волосам. Пальцы коснулись щек — мягких, ребяческих, своевольных. Что ей не понравилось, почему в такой волшебный момент она обернула сказку кошмаром?
Если подумать… Корабль уже несколько раз защищал меня от подобного. Она давно замыслила украсть ключ к кораблю. Неужели весь сегодняшний день — часть плана?!
Сердце отказывалось верить. Но логика твердила обратное.
— Почему, Челеста?
Она не отвечала. Не слышала. Не могла слышать. Кажется, она просто спала. Уже — спала.
Корабль делал все возможное. Под полупрозрачными веками началась напряженная жизнь. Девушка словно читала во сне.
Она что-то шептала, но я не вслушивался. Пусть говорит, если это ей нужно. Все, что требуется, я почувствую.
Я продолжал едва ощутимо касаться ее. Чтобы не потревожить, не сбить дыхания. Ладонь с безумной тоской провела по груди, по животу, по безвольно раскинутым бедрам. Едва обретенный и сразу потерянный рай. Я низвергнут. За то, что жил не по правилам. Запоздавшая небесная кара ударила точно.
Когда Челеста очнется — в этом я уже не сомневался — что будет? Как выйти из тупика ее поступка? Доверия больше нет. Без доверия нет счастья. Без счастья нет жизни.
От внутренней боли пальцы сжались, стиснув колено девушки. Я замер.
Ничего не произошло. Ее тело не двинулось, не пошевелилось. Зато ожила рука, она приподнялась и ответно дотронулась до плеча. Затем проползла по шее и принялась изучать меня дальше — жесткую вечернюю щетину на щеках, вспученную мурашками кожу. Осторожно, нежно, опасливо. Словно знакомясь. Вспоминая. Радостно. Желанно. Светясь от счастья узнавания. Господи, почему же?! Зачем ей понадобился корабль?
Кровь уже не шла. Через несколько минут исчезла и та, которой сочилась рана. Теперь подсыхающие бурые потеки остались только на волосах, а сама рана быстро затягивалась.
Я ждал. Полное исцеление вот-вот завершится. Мы прижимались головами, но теперь я весь придвинулся ближе, обнял за талию и потянул к себе.
Челеста неожиданно вывернулась, глаза открылись. Мои пальцы спешно перевязали медальон обратно на одного хозяина.
— Как ты?
Сосредоточившийся на мне взгляд пыхнул испугом. Девушка отшатнулась:
— Ки сэй?*
*(Кто ты)
— Челеста?
— Челеста? Ки э Челеста? Довэ соно?*
*(Кто такая Челеста? Где я?)
— Я Ольф. Ты Челеста. Мы на корабле. Вспомнила?
Нет. Она села на постели, долго озиралась, остановила взор на мне:
— Сэй нудо.*
*(Ты голый)
Опустив глаза, девушка обнаружила, что у нее тоже отсутствует одежда.
— Перке сьямо звестити?*
*(Почему мы раздеты?)
Я непонимающе развел руками.
— Комэ ми кьямо?* — тыча себя в острую грудку, поинтересовалась она.
*(Как меня зовут?)
Ощущение, что забыла собственное имя.
— Челеста, — в очередной раз грустно повторил я.
Она сидела прямая, как Вандомская колонна, и ничего не узнавала.
— Душ, — сказал я, привычно изобразив падение струй. — Шшшшш. Надо смыть кровь и песок.
Не поняла. Забыла.
— Сейчас пойдет водичка, — сообщил я, показывая.
Водичка пошла. Челеста сначала шарахнулась к стенке, потом с удовольствием подставилась под прохладный поток.
Раньше мы мылись по очереди. Теперь девушка не знала, что делать и зачем делать. Она просто наслаждалась — как впервые попавший на море ребенок.
О том, чтобы выйти, не шло речи. Мне самому пришлось мыть ее — прополоскать волосы, очистить кожу. Не сопротивляясь, она поворачивалась, как требовалось, странно улыбалась и явно не понимала происходящего. Иногда хихикала.
Красный, как рак на тарелке, я выпроводил ее в рубку и повторил процедуру с собой. Челеста с удивлением наблюдала, специально заглядывая, если было не видно. Как ребенок. Да. Маленький ребенок.
Что же она наделала. Что я наделал. Что делать теперь со всем этим?
Она вдруг нервно оглянулась и неуютно поерзала.
— Вольо…*
*(Я хочу…)
Не поняв, но догадавшись, я едва успел приказать люку открыться.
Челеста пулей выскочила на песок и, не прячась, присела на корточки. Про имевшийся на борту туалет она не вспомнила. Непосредственная до безумия, непорочная, как Ева в Эдеме, совершенно не воспринимающая меня как мужчину, девушка просто радовалась жизни и всему, что жизнь предоставляла. Просто вкусно жила. Так дети в садике — мальчики и девочки — сидят рядом на горшках, нисколько, как говорится, не парясь, что они существа разного пола, и разом получают удовольствие и от игр, и от компании, и от процесса.
Мои нервы не выдержали. Никогда не думал, что снова понадобится, поэтому приказ ушел мысленный — не хотелось поганить жилище неприятным именем.
Из кровати вырос коленопреклоненный монстр «Сусанна». Согласно желанию, на меня смотрела вовсе не голова. От пола, где стояли мои ступни, до обширной цели было в самый раз, и я отвел душу — влепил со всей дури, сколько нашлось сил. И еще раз. И еще-еще-еще. И долго не останавливался — исколотил зеленую мякоть вдрызг, пока мышцы не взвопили, а содранные кулаки не закровоточили и не онемели. В некоторых офисах ставят специальные груши для отвода эмоций, и «Сусанна» в роли мальчика для битья позволила мне не сорваться на заколдованной в ребенка спутнице.
Челеста услышала шум набегающих волн. Обернулась к ним. Восторг не передать словами.
— Андьямо аль марэ!*
*(Пошли в море!)
Она помчалась к могучему океану, не глядя, следую ли я за ней. Пришлось последовать. Как за несмышленышем, который в любой миг может наделать опасных глупостей.
Когда догнал, девушка уже плескалась, руки и ноги поднимали фонтаны брызг. Я пристроился рядом. В глубину проказницу не тянуло, плавать не желала, или забыла, что умеет. Она играла с водой очень долго, потом побегала вдоль прибоя и, наконец, остановилась.
— Все? — с надеждой спросил я.
Не все. Плюхнувшись в песок, Челеста стала играть с ним — каталась и вопила с неописуемым воодушевлением, кидалась и обсыпалась, пробовала закопаться. Звала меня помочь — я отказался. В конце концов, она бухнулась на попу, по-детски раскинув ноги перед собой, и принялась лепить песочные куличики.
Я ждал, окатываемый волнами в прибрежной полосе, пока ребячливо веселящейся озорнице надоест это занятие. И дождался. Что-то надумав, девушка вскочила и понеслась на меня. Налетевшим весом меня опрокинуло в воду. Я не сопротивлялся. Челестна победно заулюлюкала и помчалась по песку обратно к месту стоянки.
— Уф, — только и вымолвил я, отфыркиваясь от соленых брызг.
Когда вернулись в корабль, Челеста бухнулась на постель и принялась что-то напевать. Видимо, сочиняла на ходу, потому что злилась отсутствию рифмы, ритма и мелодии. Песок с нее сыпался пригоршнями, поскрипывал под спиной и ягодицами, но ей было все равно. Впрочем, иногда она морщилась и бездумно почесывалась.
— Душ, — раздался мой приказ в никуда, и «нигде» мгновенно исполнило его. — Теплый и мощный.
На этот раз я в мытье не участвовал, при сильном напоре основное само смылось. Челеста с чувством визжала, уворачиваясь от бьющих с неожиданных сторон игривых струй, происходящее ей нравилось.
Закончив экзекуционную аква-аэробику, я произнес:
— Есть хочешь?
— Ке дичи?*
*(Что говоришь?)
— Смотри сюда. Вот это хочешь?
Остатки Нининых подарков пришлись ко двору. Челеста захлопала в ладоши и стала уплетать за обе щеки, оставалось только с болью наблюдать. Самому кусок в горло не лез. После фруктов я достал банку сгущенки. Девушка вскинулась недоуменно: