— И не подумаю! — упрямо воскликнула Ольга.
— Люблю гордецов, — произнес Кощей весело. — Сам таков, как и мое малочисленное окружение. Значит, не желаешь по простому пути идти?
— Он меня выгнал, не мне возвращаться, — заявила она твердо.
В зале словно бы посветлело, а может, боль из Ольги исподволь выжимали по капле. Становилось легче. Уж и дышать не через силу могла.
— Куда же для начала стопы свои направишь? В Явь?
Ольга кивнула.
— По миру пройдусь, развеюсь. Погляжу на водопады, радугу дробящие, на полет величественных орлов, на льды нетающие. Затем в терем ворочусь.
— Хорошее решение, раз прощать своего змия летучего пока не собираешься. Ну да ему то лишь на пользу, — одобрил Кощей и махнул рукой.
Тотчас захлопали крылья. Ворон из ничего вылетел, еще не достигнув пола, человеком обернулся, перевернувшись вокруг себя, встал, как положено.
— Помоги ей, Влад.
— Всенепременно, — сказал тот весело и протянул Ольге руку.
Все произошедшее после она запомнила очень смутно. Ворон не становился птицей, не вырастал в размерах и не нес ее в лапах или на спине. Он оставался человеком, что идти тайными тропами ему нисколько не мешало. Ольга вначале шла за ним след в след, потом поравнялась. Очень уж интересно глядеть на него было: на профиль строгий, нос, клювом выдававшийся, бледное решительное лицо мужчины в расцвете лет, но одновременно и юноши, едва порог совершеннолетия миновавшего, в густой гриве черных волос путались осколки звезд, совсем такие же, как в вихре, из которого Кощей проявился. На губах вещей птицы застыла легкая улыбка, а в глазах отражалось такое, что дух захватывало.
Когда миновали самую грань меж Навью и Явью, голову будто обернули несколькими слоями влажной ткани, практически лишив слуха, зрения и прочих чувств. Ворон взял ее за руку, направляя и поддерживая, не позволяя оступиться.
Вдруг, синяя вспышка расцвела перед глазами. В следующий миг стояли они возле терема: для Моревны возведенного, но теперь всецело принадлежавшего Ольге.
На перилах сидел упитанный холеный филин и глядел на пришедших пронзительными умными глазами. Моргнул раз — окончательно спала с глаз Ольги пелена внемирья. Моргнул второй — пение соловьев и стрекот ночных певцов слуха коснулись. Шелест трав, шум листвы, свежесть ветра, вскружили голову. И как она только могла жить столь долго без всего этого?..
— Вот и прибыли, краса-девица. Прощаться пора, — молвил Ворон и руку разжал, да только Ольга не выпустила.
— А скажи мне, птица вещая, — произнесла, в ясные глаза заглядывая, — чем мне тебя отблагодарить? Только отказываться не вздумай, я ж не просто предлагаю, а от чистого сердца.
Зажглись в очах черных яркие веселые искорки.
— Раз так, — улыбнулся Ворон, но глядел внимательно, испытующе: — Отдай мне перо рарогово, что в дар получила в малолетстве.
— Перо?.. Где ж его теперь сыщешь?.. — проронила Ольга.
— В рукаве поищи, — посоветовал Ворон и действительно: именно там перо и обнаружилось. — Подарков таких не потерять. Лишь передарить можно.
Отдавала ему рарогово перо Ольга без сожаления. Предполагала, что после того, как исчезла за ее спиной тень Моревны, и оно помогать откажется.
— Перо это то ли выдрала, то ли выменяла, то ли тот сам отдал Моревна у ворога моего. Но ты, краса-девица, не тревожься, я сам гадостей чинить не стану. Хранить перо буду лишь за тем, чтобы Финист более мне пакостей не делал, а то он на них мастак, не смотри, что в Прави живет.
— И не подумала бы я тебя упрекать, птица вещая, — сказала Ольга.
— Черная злокозненная Кощеева, — продолжил Ворон.
— Может и так, да только не верю я сказкам.
— Сказка — ложь, да за ней правда схоронена, — то ли согласился, то ли, наоборот, возразил Ворон. — Коли случится так, что встречу я Горана, может, передать ему слово от тебя?
Ольга головой покачала.
— Попросить хочу, чтобы Горану не помогал.
Ворон по-птичьи склонил голову к плечу.
— Кто ж поможет, если не я, вам свидеться? Кощей на Горана твоего осерчал, закрыл ему в Явь все проходы.
— Вот пусть и думает теперь, как ему быть, но ты на уговоры не поддавайся, Ворон.
— Влад, — уточнил тот. — Зови уж этим именем: в одном мире мы рождены, принадлежим людскому племени, по меркам Нави, считай, родичи.
— Влад, — повторила Ольга и услышала легкий тихий смех.
— Ох, предчувствую, примнет Горан твой мне перышки, если клюв не начистит, но обещаю, исполню я твою просьбу.
— Благодарю, — молвила Ольга с невольно закравшимся в голос сожалением. Кажется, она новый мост позади себя сожгла, а ведь не хотела.
— Я у тебя рарогово перо взял, взамен мое прими.
Вмиг в руке у Ольги возникло вороное перо, искрящееся, красивое.
— Коли вдруг беда случится, не стесняйся, зови смело. Вмиг примчусь, где бы ни был.
Так и осталась Ольга с нежданным подарком. На прощание поцеловала Ворона в щеку, а тот и был таков, растаяв черной хищной птицей в ясной вышине, медленно светлевшей и выцветавшей, терявшей всю красоту, роднящую ее с Навью. А потом, как окончательно утро вступило в свои права, Ольга согнулась в три погибели, схватившись за грудь и заплакала.
Эпилог 2
Чем она занималась, в Явь возвратившись? Съездила на Ладогу тятеньку повидать. Впрочем, как съездила? Очень скоро поняла Ольга, что терем за ней перемещается, и никого из встречных-поперечных это не удивляет. Даже оголтелые, в чужую веру ударившиеся, не спешат с воем и криками к попам бежать и обвинять ее в черном колдунстве. Потому прибыла Ольга вместе со всеми своими хоромами во мгновение ока: как пожелала, так и появилась поблизости от тятиного жилища. Ничем не хуже оно оказалось, чем то, в котором Ольга выросла.
Воевода очень уж радовался. Так радовался — едва отпустил от себя, пусть с людскими глупостями и не приставал более. Понял, не по сердцу Ольге никто из знакомцев его, а может и принял, что место в сердце ее крепко занято.
От него же узнала Ольга о том, что князь Ярополк все-таки захватил Иваново княжество, сам недокнязек аж к полякскому королишке сбежал, а, говорили, и далее. И вроде как, Ольгу очень в граде столичном видеть желали.
Из памяти выплыло видение, в котором воины Нави отразили атаку заморских рыцарей. Как-то битва эта обернется теперь, раз Ольга ушла из дворца Горана?
Она, может, и не отправилась бы в стольный град, да, оказалось, князь Ярополк на Марфе-красавице женился; богатырь Быстр нынче при нем воеводой служил, Горн в боярах ходил, а Свальд двор песнями развлекал. По всему выходило, не просто так Ярополк княжество завоевал, а надоел Иван собственному народу хлеще горькой редьки.
Любопытно стало Ольге, прибыла она к стольному граду. А там ее уж встретили: с музыкой и всяческими почестями. Воевода, как только разговор об отъезде зашел, послал к Ярополку крылатого вестника. Пусть голубю до ворона далеко, а успел вовремя: и столы накрыли, и музыкантов позвали, а уж гости набежали сами. Кто ж от дармового угощения откажется? Не в людских то привычках: шумные сборища пропускать. Славили Ольгу-чаровницу, лучшую подругу княгини, спасительницу княжества и далее-далее-далее…
Ольга улыбалась приветливо, на расспросы отвечала, но все сильнее тоска сжимала сердце. Вспоминалось ей небо Нави, полное звезд даже в полдень. И слышались колокольчики, что в санях пели, когда неслись они со Снеженом на перегонки с ледяной горы. Она тогда всего-то на чуть опередила змия инеистого, но опередила. А потом в санях Зари Заряницы по небосводу прокатилась, только затем проснувшись во дворце Горана.
— А Ивашка сбег, — закинув скрещенные ноги на резной подлокотник, в десятый, наверное, раз рассказывал Свальд. Сидящие за столом гости кто слушали, иные здравицы поднимали, веселились.
Марфа подле князя своего восседала как истинная княжна: дородная, яркая, кровь с молоком. И по всему видно, любит ее Ярополк пуще света белого.
— Ну… мы покумекали, да и позвали Ярополка княжить. А что? Князь он молодой, деятельный, умом не обижен, не то что Ивашка-дурашка, — продолжал тем временем Свальд, — у самого земли богатые, авось и наши бы поднял, а то с тем княжонком, который был, все в упадок пришло.
— А я, признаться, думала — казнить собрались, — рассмеялась Ольга.
— Потому помчалась в стольный град на крыльях ночи, даже не дослушав гонца, что к воеводе прискакал? — укорил Горн, сидевший за столом рядом с суровым, но не лишенным привлекательности воином, постоянно подкручивающим усы, в котором Ольга ни в жизнь не признала бы Быстра.
— Ну… — протянула она, — не совсем. У меня теперь такая сила, что выдернет хоть с погоста, хоть из темницы чаровнического ордена, взбреди им в голову меня туда заточить.
— Не взбредет, — пообещал Ярополк, как оказалось, к их разговору прислушавшийся, и поправил цепь с висящим на ней знаком великого высшего ордена Серых. Его давненько уж считали несуществующим заморские чаровники, а поди ж ты!
Тайное общество чаровников, стоящих и над тьмой, и над светом, считалось легендой. Чародеи, в него вхожие, были этакими сказочными персонажами, способными прийти и надавать по макушкам, физиономиям и прочим частям тел зарвавшимся соратникам, уже не видящим берегов.
Пир прошел славно, а разговора важного, который наверняка затеял бы Ярополк, уговаривая в стольном граде остаться, Ольга не застала. Вернее, это он ее не застал, поскольку ушла чаровница тайными тропами.
…Возвратившись в терем и погладив по перышкам филина, Ольга поднялась в библиотеку: выбрать одну из тех чудесных книг, что находились когда-то в опочивальне Горана, а теперь перенеслись в ее терем. От самого змия не приходило вестей. Где-то через осьмицу после их расставания кусок стены стал зеркальным, и Горан поинтересовался, не хочет ли чаровница навестить его. Ольга тогда сама не своя стала, настолько опешила, что окромя судорожного качания головой ничего не сумела вымолвить — язык отнялся, а сама, наверное, сравнялась цветом лица с только-только выпавшим снегом.