Он шел и думал, а небо заволакивалось тучами. Начинал идти снег. Денисов смотрел на белые и мягкие пушинки, медленно и ровно падающие на землю. На Неве была странная тишина. И на его душе было спокойно и пусто.
Когда он вернулся, Ольга Ивановна согрела его своими ласками, и он на мгновение почувствовал, что жизнь все-таки имеет смысл. Но потом подумал, что существовать только для одних волнующих сердце и кровь минут бессовестно. Ему вспомнились давнишние слова Будагова: "Делай свое маленькое дело насколько можешь лучше и так, чтобы твоя совесть была спокойна. Не заносись, подави свою нелепую русскую потребность подвига -- она ничего не принесет тебе, кроме страдания. Счастье придет, ты увидишь, что оно -- в сознании посильно выполненного долга. А долг твой -- послужить родине малым. Из малого будет большое, как из копеек -- рубли, а из рублей -- сотни".
И Денисов принялся за лекции по интегральному исчислению. Ровное течение его жизни, на минуту нарушенное письмом Наташи, вступило в свои права.
XIV.
За три дня до Пасхи Денисов сидел у себя в комнате вечером, часов в восемь. В квартире никого не было, кроме него и Веры. Студент подготовлялся к первому экзамену, который был назначен на Фоминой.
Он был углублен в какую-то теорему, когда почувствовал, что кто-то тихо дотронулся до его плеча. Он обернулся и увидел Веру.
-- Послушайте-ка, барин, что я вам скажу, -- вкрадчивым голосом заговорила она, -- вот вы барин молодой, хороший, и жаль мне вас, ей-богу... Наживете вы себе беду.
-- В чем дело, Вера? -- встревоженно спросил Денисов.
-- Да как же, прослышала я, что вы хотите жениться на Ольге Ивановне, а того не знаете, что она вас уже давно обманывает.
-- Как?! Что ты говоришь?
Денисов встал, бледнея. Ему показалось, что у него остановилось сердце. Он хотел закричать на Веру, но голос ему не повиновался.
-- Да вы не тревожьтесь, не стоит вас Ольга Ивановна, не ценит она вашей ласки да обращенья деликатного. Вам разве такую невесту надо?.. Есть барышни хорошие да скромные... А вы поглядите-ка хоть раз, какая она возвращается ночью, с прахтики-то.
-- Господи! Что ты говоришь, Вера!
-- Да как же, барин, ведь это срам. Она почти пьяная приходит. Волосы спутаны... красная вся... нехорошая такая... стыдно сказать, какая... А вы-то не насмотритесь. Мне что? Мне все равно, женитесь, моя хата с краю... Только уж больно мне вас жалко стало... Барин вы хороший, нежный да ласковый... Меня она просила не говорить, денег давала, стращала, что прогонит... да уж что тут, я сама не хочу жить у такой, прости Господи, пусть меня рассчитают.
-- Вера! Уйдите, оставьте меня! -- тихо сказал Денисов.
Он дождался, пока она ушла, и бросился на кровать ничком.
Все ему вспомнилось ясно, рельефно и мучительно -- каждая подробность его знакомства с Ольгой Ивановной. Выступили наружу ее недостатки, ее фальшь, которых он не замечал раньше. Точно завесу отняли от глаз. "Боже! Да неужели это с первого дня началось? Какой ужас! Она пила у него вино, и я поверил, что у них ничего не было! За что же это? Зачем она лгала?" И ему сделались ненавистны эти стены, этот тяжелый, одуряющий запах, эти бесчисленные капоты, все, все... Он страдал. Ему было горько сознавать, что и эти светлые и яркие страницы своей жизни он должен вычеркнуть совсем и навсегда.
Он дожидался Ольги. Раньше он всегда ложился спать, когда она предупреждала его, что пробудет на практике всю ночь. Если она возвращалась раньше, он не слыхал ее звонка. Он спал спокойно. Теперь он лежал в постели, вздрагивая от ужаса, гнева и нетерпения. Хачатрянц не вернется: он уехал на праздники в Кронштадт, к знакомым. Денисов дождется ее и услышит от нее все.
XV.
Она не оправдывалась, но возражала. Он сказал ей, что знает все. Он не был страшен, он был скорее смешон и жалок. Его губы дрожали, голос прерывался, глаза были полны слез.
-- Оля! Оля! Скажи, за что ты меня обманула? Быть может, я ошибся или сам вызвал это, скажи?
Она сидела на стуле в ленивой позе, с сонными глазами, в небрежной и смятой прическе. Она не смотрела на него и молчала.
Денисов закричал:
-- Скажи же хоть слово!
Она как бы очнулась:
-- Что мне говорить: ты все знаешь... Мне не хотелось разочаровывать тебя тогда... Я знала, что у тебя не хватит решимости жениться на мне... да я и сама не пошла бы за тебя. У меня все-таки есть совесть: я старше тебя... Ты чист... Ты бы очень скоро узнал меня и возненавидел... Ты знаешь, -- она вдруг оживилась, -- ведь я люблю тебя: со мной никто не был так нежен, ласков... Ты согревал меня, Коля!
-- Зачем же ты обманывала? Зачем?..
-- Ах, Коля! Почем я знаю?.. Этот человек поработил меня... Ты не поймешь этой власти, это обаяние какое-то, сила неотразимая... Женщина сама хочет быть рабой такого человека... Он мне слова доброго не говорил, он умел только приказывать, и я повиновалась. Клянусь тебе: он был один... А тебя я люблю... ты и теперь мне нужен, как воздух.
Она потянулась к нему.
Он с криком выбежал из комнаты.
XVI.
Он пролежал в постели месяц. Будагов и Хачатрянц по очереди ухаживали за ним. Он почти не приходил в сознание. Когда он впервые очнулся и увидел перед собой Будагова, ему показалось, что он только что родился на свет. Он ничего не помнил, улыбнулся широко и радостно и потянулся так, что его кости захрустели. Он попросил воды.
В комнате была открыта форточка; в нее волной вливался весенний воздух. Со двора доносился шум... Говорили люди; приходили разносчики, стучали в кузнечной мастерской... Денисову виднелся маленькой клочок голубого, прозрачного неба, косые тени, падавшие на чистые, омытые дождями стены. Денисову захотелось есть.
-- Ну, слава Богу, кряхтишь, кляча! -- сказал Будагов, и его серьезное, слегка осунувшееся лицо озарилось доброй и любящей улыбкой.
-- Степа! Долго я лежал? -- слабым голосом спросил Денисов.
Будагов зажал ему рот.
...В половине мая, в два часа дня, к Николаевскому вокзалу подъезжали на извозчике двое студентов: Денисов -- худой, бледный, обросший бородой, но с бодрым выражением лица и веселыми, блестящими глазами, и Будагов -- как всегда, серьезный и сосредоточенный.
Когда они вошли в зал первого класса, их встретил Хачатрянц, который явился проводить отъезжавшего Денисова.
Студенты уселись за стол, спросили пива.
-- Ну, маладец, маладец! -- говорил Хачатрянц, чокаясь с Денисовым. -- Наконец поправился, прекрасно, собственно говоря.
-- Да что говорить -- кляча! -- добродушно сказал Будагов.
-- Ты смотри... панимаишь, кланяйся Волге, скажи, что Аракел Хачатрянц скоро ее увидит, по дороге в Тифлис.
-- Хорошо, хорошо! -- говорил Денисов.
Друзья торопливо заговорили на прощанье. Скоро у технологов кончатся экзамены. Будагов приедет в К. Хачатрянц тоже погостит недельку. Вместе проведут время, вспомнят старину, споют "крамбамбули". Денисов счастливо улыбался.
Раздался первый звонок. Носильщик занял Денисову место в спальном вагоне третьего класса. Студенты вышли на дебаркадер. Они стояли у вагона. Вокруг них играла жизнь, суетился народ. Под железной аркой вокзала слышался гул... Вдали дребезжали дрожки, где-то по мостовой везли железо. Из трубы паровоза вился черный дым, достигал края крыши и стлался по ней. У полотна, за сторожевыми будками и водокачками, тянулись и зеленели деревья. А сверху ослепительно сияло солнце.
Студенты обнялись перед третьим звонком. Денисов ушел в вагон. Он стоял у окна с сумкой через плечо, и безумная радость охватывала его. Наконец-то он едет туда, в К., на Волгу -- в чистые объятия ароматного воздуха, раздольной степи, великолепной зелени, в объятия родителей, сестер и братьев. Какое счастие! На родине он обновится душой и продолжит свое "маленькое дело".
Раздался третий звонок. Трепет пробежал по нервам. И вдруг взор Денисова упал на женщину в черном, с густой вуалью. Она стояла поодаль, прислонившись к стене, и пристально смотрела на него. Она подняла вуаль, и Денисов увидел темные глаза, увидел побледневшее лицо и вздрагивающие губы.
Поезд тронулся.
-- До свиданья! -- сказал Хачатрянц и снял фуражку.
-- Прощай, кляча! -- крикнул Будагов.
А Денисов впился взором в Ольгу Ивановну. Ее глаза с мольбою, с тяжкой грустью прощались с ним, умирали, просились в душу.
Денисов сел на свое место и глубоко задумался. Он думал о двух женщинах, которых любил и которые сделались ему чужими, думал о странном совпадении их одинаковой любви к нему.
И ему стало казаться, что он сам виноват во всем, ему сделалось обидно за свою мягкость и безволие. Он думал, что ни одна женщина не может быть верна такому человеку, как он. Ей нужны твердость, сила и власть, которых нет у него.
Мысли его понеслись и закружились...
----------------------------------------------------
Источник текста: Степные голоса. Рассказы. 1903.
Исходник здесь:Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.