В этот момент доложили о приезде Анисима — денщика господина лекаря, который привез Высочайшее Разрешения на предоставление Матвею отпуска до первого апреля.
— Ты, Алексей Андреевич, не совсем в курсе порядка предоставления отпусков в армии, — начал объяснять Матвей, заметил мое удивление. — Я как офицер имею право на четырехмесячный отпуск с первого сентября по первое апреля и он предоставляется приказом по армии.
— Я в таких тонкостях не разбираюсь, полагал, что с этим делом все просто, вон сколько офицеров без дела кругом слоняется.
— Это было до 14-ого декабря, а сейчас все на службе находятся и сейчас все отпуска только с Высочайшего Разрешения. У нового Государя не забалуешь. Я не стал тебя вчера говорить, что мне вряд ли предоставят такой отпуск и сам очень удивлен. Я ведь только утром подал прошение.
Матушка укатила в Европу через два дня, захватив с собой двух девок и двух мужиков. Про младшую дочь Машу, она даже и не заикнулась. Не знаю кто занимался у родителей подбором кадров, но с нянями было попадание в десятку.
Анисья, машина няня, конечно была не нашей нянюшкой Пелагеей, таких больше на всем белом свете больше не было. Но своей воспитаннице Анисья предана не меньше и занимала в машиной жизни места намного больше, чем матушка.
В дворовые девки Анисья попала еще ребенком, в двадцать лет от кого-то родила, но родитель защитил её от матушкиного гнева и приставил сначала кормилицей, а потом и няней к младшей дочери. Я когда стал вникать в семейные дела, сразу же заподозрил, что ребенок у неё был от нашего родителя, тем более что девочку назвали дворянским именем Татьяна.
Таня росла очень слабой, много болела и родитель оправил её в нижегородское имение, откуда родом была Анисья, под заботливое крылышко родной бабушки. Управляющему он пригрозил запороть его до смерти, если с ребенком что случится или будет хоть одна жалоба от неё, и приказал не экономить на докторах.
С управляющим ничего не случилось, девочка окрепла, переросла все свои болезни и в начале зимы князь решил вернуть её в Петербург.
Девочка успела приехать, а вот родитель о её дальнейшей судьбе распорядитьсяне успел и её от греха подальше наша Пелагеюшка, с санкции Анны Андреевны, определила в наш особняк на Лиговке. Она всерьёз опасалась какой-нибудь гадости со стороны овдовевшей барыни.
К моему удовлетворению к отъезду матери Маша отнеслась абсолютно равнодушно, в её жизни на самом деле намного больше участия принимала родная сестра.
Как только матушкин экипаж покинул наш двор, я приказал привезти с Лиговке дочь Анисьи.
Девочка была точной копией своей матери, уже такая же красивая и похоже умом и характером тоже была в мать. Маша с ней общалась всего несколько раз, но успела подружиться и была рада её новому появлению в нашем доме. На левой щеке у Сони была точно такая же родинка как у покойного князя и всех его троих детей.
Отправив девочку в детскую, я позвал Анну Андреевну.
— Хочу допросить Анисью и прошу тебя к этом присутствовать, — мой вид и категоричность речи не оставили сестре выбора и она молча кивнула в знак согласия.
Анисья понимала зачем её позвали к господам и стояла не поднимая взор.
— Анисья, я хочу от тебя услышать честный ответ на мой вопрос, от кого ты родила ребенка?
Мне показалось, что под Анисьей ходуном заходил пол, но это так по всему её телу прошла судорога и она тихо, как шелест ветерка, ответила:
— От барина Андрея Алексеевича.
— Матушка знала? — спросила Анна.
— Знала, я в те года не одна такая была. У других, барин, просто детей не было.
— А дочь свою любишь? Или рада была, когда её увезли?
Анисья встрепенулась и как затравленная волчица посмотрела мне в глаза. Однажды в Забайкалье я имел удовольствие встретиться взглядом с загнанным зверем.
— Я, барин, думала, что от слез ослепну, а как я могла её не отдать, кто я такая? Да и лекари сказали, что она здесь не жилец, а там Танюша с родной бабой жила и росла она не как подлая девка. Вот только за все эти годы свидеться пришлось всего дважды, — Анисья рухнула мне в ноги. — Ваш батюшка девок силой брал. Я этого не хотела. Другие почему-то не брюхатили, я такая одна оказалась. Если бы не дочка, он меня тоже как игрушку выкинул бы. А так сначала я кормилицей была, потом нянькой у вашей сестры.
Происходящее было нам с сестрой очень неприятно. Анна вообще в слезах выбежала из кабинета, где мы объяснялись.
— Всё, Анисья, хватит. Ты до сего дня нашей семье верно служила и Маша тебя любит. Твоя и твоей дочери судьба и жизнь в твоих руках, не забывай об этом. Метрика у неё есть?
— Нет, барин.
— А в какой метрической книге записана?
— В церкви на Нарвской мызе, я там рожала и потом жила, пока меня в кормилицы не забрали, — у нас под Питером было два имения, мызы по местному. Одна на берегах берегах Луги и Нарвы, другая в окрестностях Пулково. Нарвская мыза была с Петровских времен, а Пулковская всего несколько лет, она кстати тоже была у родителей пополам. Одно время именно из пулковских крестьян брали кормилиц для царской отпрысков.
— Ступай, Анисья.
Глава 10
Посоветовавшись с сестрой, я решил дать вольную нашей незаконнорожденной сестре, всем её многочисленным родственникам и воспитываться она будет вместе с Машей. А когда подрастет, дать ей хорошее воспитание и затем выдать замуж за, например за какого-нибудь приличного офицера, дав за неё хорошее приданное.
Сказано сделано. Разговор с Анисьей был в полдень, а уже в обед таня сидела за одним столом с нами. Маша это факт восприняла совершенно спокойно, только глубоко мысленно произнесла:
— Таня моя лучшая подруга, почти сестра, — объяснять ей естественно никто ничего не стал, всему своё время, а вот её реакция нас с Анной откровенно порадовала.
Господин Охоткин оказался не только большим специалистом своего дела, но еще и ломовой лошадью. Работа с такой скоростью и производительностью — это нечто.
Получив согласие на брак с моей сестрой, Матвей уехал, мы с ним договорились, что он в течение следующего дня переберется к нам. Времени на самом деле было в обрез. По моим расчетам до пятого февраля нам надо было уже отправиться в поездку по имениям и тратить несколько часов на разъезды по Петербургу была непозволительная роскошь.
А Матвею предстояло организовать саму поездку, подобрать людей, транспорт, выбрать маршрут, оформить множество бумаг. Девятнадцатый век это тебе не двадцать первый, тут никаких полезных гаджетов нет и нужны карты, рекомендательные письма, подорожные и прочее-прочее-прочее. О многом я даже близко не имел понятия.
Документы обнаруженные во втором сундуке оказались очень ценными. Сергей Петрович потратил двое суток на их разбор, но результат превзошел мои самые смелые ожидания.
Вор-управляющий оказывается придумал хитрую схему. Родитель доверял ему и очень многое, как говорили в моем 21-ом веке, шли через его руки. И у этого товарища была двойная бухгалтерия, на многие сделки оформлялось два документа. Один реальный с кредитором, этот документ оформлялся хитрецом лично и он по нему получал живые деньги, а потом оформлял еще одну бумагу уже со своим хозяином. Родитель получал нужную ему сумму денег и не подозревал, что в витиевато составленной долговой бумаге есть несколько хитрых фраз и лукавых цифр, которые лихо увеличивают его долг, в который оказываются включенными не маленькие комиссионные посредника, его управляющего. Ну это как в известной мне истории постсоветской России, читайте внимательно договор, особенно то, что написано мелкими буквами.
Когда господин Охоткин рассказал мне об этом и показал несколько конкретных расписок, я честно говоря ничего не понял.
— Сергей Петрович, я ничего не понял. Вот же здесь написано, что князь Новосильский берет в долг под залог своего имения сто тысяч рублей на три года под пять процентов годовых и четко написано что он должен вернуть ровно сто пятнадцать тысяч. В чем здесь хитрость и обман? — я наверное выглядел полным идиотом, потому что господин Охоткин не удержался и снисходительно улыбнулся.
— Это в реальном договоре, по которому были получены деньги. А теперь попробуйте прочесть, а самое главное понять, что написано в том, что подписал ваш батюшка. Особенно в последнем пункте. Обратите внимание каким мелким почерком и как плотно написан текст.
Я несколько раз читаю и ничего не понимаю. И только с помощью Сергея Петровича, когда начинаю читать текст медленно и по частям, начинаю понимать в чем дело.
Ларчик открывался просто. Есть такая штука — график платежей, так вот в реальном долговом обязательстве просто было написано, что сто пятнадцать тысяч должны быть уплачены до такой-то даты, не важно одним платежом или по частям и пеня идет только после этой даты.
А пресловутый график платежей, фигурирующий в экземпляре, который подписывал родитель, был точь в точь такой как в знакомых мне банковских договорах двадцать первого века: ничего не поймешь, но точно заплатишь больше. Вот князь Андрей Алексеевич и платил.
Но это не все, хитрец еще и придумал хитрые страховые платежи. О них-то и говорилось в последнем пункте. С ними я вообще вывихнул мозг, пока понял в чем дело. Какую-то сумму, причем совершенно произвольную в зависимости от количества платежей, «кредитор» оставлял у себя и если вдруг сумма платежа оказывалась меньше необходимой, с этой «страховых» денежек доплачивалась разница.
Когда я понял в чем дело, то на пару минут потерял дар речи. Я тупо смотрел на своего помощника и как рыба на берегу, судорожно хватал ртом воздух, не в состоянии выдавить из себя какое-нибудь слово.
Господин Охоткин налил в бокал немного воды из кувшина, стоящего в углу кабинета и подошел ко мне и со словами:
— Извините, ваша светлость, — выплеснул воду мне в лицо, чем вернул мне дар речи.
— Убил бы гада, — выдавил я из себя.
— Это, ваша светлость, уже сделали до вас, — Сергей Петрович широко развел руки и слегка наклонил голову.