Провести аукционы с выгодой для себя магнатам очень помогло то, что, являясь их организаторами, они могли в то же время приобрести интересующую их собственность. Например, банк МЕНАТЕП был официальным “организатором” аукциона по продаже ЮКОСа, а также главным претендентом на его приобретение. Здесь имел место вопиющий конфликт интересов, но предприниматели все чаще диктовали условия государству, а не наоборот. В их руках оказался выбор компаний, определение условий и исход сделок. В течение следующих нескольких лет отношения предпринимателей с государством строились на этих принципах. Джоэл Хеллман, экономист из Европейского банка реконструкции и развития, позже назвал это “захватом государства”, имея в виду, что предприниматели, промышленные и финансовые круги совершили переворот и “захватили” власть{379}. В 1990-е годы в России это не было какой-то абстрактной идеей. Это было кредо Березовского: большой капитал должен говорить, а политики слушать. Удивительно, но и Чубайс и Кох в начале проведения залоговых аукционов делали вид, что все идет как должно. Кох сказал журналистам, что организатор аукциона выполняет “в значительной степени техническую функцию, которая не дает никаких дополнительных преимуществ”. Чубайс держался еще более бесцеремонно. “Как вы, вероятно, знаете, — сказал он журналистам 25 сентября, — мы не определяем покупателя заранее”. Аукционы будут “свободными и конкурсными”. Это была явная ложь. Правда заключалась в том, что Чубайс и Кох уже выбрали победителей: Потанин, Ходорковский и Березовский побеждали на аукционах один за другим. Как и требовали магнаты, иностранные конкуренты не были допущены опять-таки при поддержке Чубайса и Коха. “Российский капитал еще не может конкурировать с иностранным капиталом”, — говорил Кох, вторя Ходорковскому.
25 сентября Ельцин утвердил список из сорока четырех предприятий, которые предполагалось предложить в обмен на кредиты, но через две недели он был сокращен до двадцати девяти. Окончательный вариант, опубликованный 17 октября 1995 года, включал всего шестнадцать предприятий. Еще четыре не выставлялись на продажу с аукциона из-за отсутствия предложений. На двенадцати залоговых аукционах, состоявшихся между з ноября и 28 декабря 1995 года, в подавляющем большинстве случаев выигрывали банки, выступавшие в качестве организаторов аукционов, тайно созданные ими подставные компании или филиалы самих предприятий. Аукционы были мошенническими[36].
17 ноября Потанин получил свой приз — 38 процентов акций металлургического гиганта “Норильский никель”. Стартовая цена составляла 170 миллионов долларов, и Потанин выиграл, предложив всего на 100 тысяч долларов больше. Просто гроши за компанию, которая в 1995 году сообщила о доходах в размере 3,3 миллиарда долларов и прибыли в размере 1,2 миллиарда долларов. Хотя истинное финансовое положение компании было неизвестно, “Норильский никель” безусловно обладал огромным потенциалом, что подтвердили следующие несколько лет, когда прибыль компании составила миллиарды долларов. В тот день поступило четыре предложения, три из них от Потанина и его дочерних компаний. Четвертое было сделано еще одним московским банком, “Российский кредит”, через подставную компанию “Конт”. Предложенная ею цена, 355 миллионов долларов, намного превосходила предложение Потанина, но Кох “почувствовал что-то неладное” и лишил ее права участвовать в аукционе на том формальном основании, что этот покупатель не имел надежной банковской гарантии на предложенную им сумму, в то время как капитал других претендентов, представлявших интересы Потанина, “казался надежным”{380}. Одна из причин, по которой капитал Потанина заслуживал такого доверия, заключалась в том, что государство наполняло его банк своими собственными деньгами. Следователь МВД, чье расследование норильского дела было позже закрыто без предъявления обвинений, выявил интересную деталь, имеющую отношение к победе Потанина: одна из его подставных компаний, “Реола”, также не имела банковских гарантий, но Кох, по-видимому, не обратил на это внимание{381}.
Ходорковский получил свой приз — ЮКОС — с большими трудностями, но Чубайс еще раз продемонстрировал свою решимость не сворачивать с избранного пути. Ходорковский же показал, что может быть непреклонным. 8 декабря 45 процентов акций ЮКОСа были выставлены на аукцион в рамках схемы “займы в обмен на акции”, еще зз процента — на инвестиционный тендер. Стартовая цена в обоих случаях составляла 150 миллионов долларов. Кроме того, победитель должен был пообещать инвестировать в компанию еще 200 миллионов долларов. Банк Ходорковского МЕНАТЕП организовал аукцион. Интересы Ходорковского представляла на нем одна из его подставных компаний, “Лагуна”.
Однако серьезную заявку на ЮКОС сделала еще одна группа, состоявшая из трех банков. Эта тройка состояла из Владимира Виноградова с его “Инкомбанком”, “Альфа-банка” Михаила Фридмана и “Российского кредита”, за несколько недель до этого потерпевшего неудачу с “Норильским никелем”, Виталия Малкина. Три банкира сразу же опротестовали требования банка МЕНАТЕП, чтобы залоги участников аукциона были депонированы в банк МЕНАТЕП. На этот раз Кох прислушался. Он согласился с тем, что все деньги следует депонировать в Центральный банк России.
Однако трем банкирам не удалось собрать нужного количества денег. Им требовалось внести 350 миллионов долларов, и они, хотя и без особого успеха, зондировали почву среди иностранных инвесторов. Одним из инвесторов, к которому они обратились, был калифорнийский нефтепромышленник миллиардер Мартин С. Дэвис. Но банкиры не знали, что Ходорковский прибег к силовым методам: он послал в Соединенные Штаты одного из своих топ-менеджеров, чтобы тот прямо заявил Дэвису, что российские законы в отношении иностранных инвестиций в схеме “займы в обмен на акции” в лучшем случае расплывчаты (о чем заранее позаботился Ходорковский), а в худшем случае, если дойдет до суда, он может лишиться всего. Этот русский сказал Дэвису, что если он вложит деньги в конкурирующий консорциум, желающий приобрести ЮКОС, то он их потеряет. “Вы рискуете потерять 300 миллионов долларов”, — объяснял посланец из России, и Дэвис решил не вкладывать деньги, а конкуренты Ходорковского так и не узнали о секретной миссии[37]. Когда я спросил об этом Ходорковского, он отмахнулся. “Они говорили об этом, — сказал он о своих конкурентах, — но я не верил в то, что иностранец даст деньги, потому что я, со своей стороны, тоже пытался занять деньги за границей — безрезультатно!”
Вместо наличных денег три банкира предложили государственные краткосрочные облигации (ГКО) на сумму 370,2 миллиона долларов и сказали, что положат в Центральный банк еще 82 миллиона долларов наличными. Но и Кох, и Чубайс отвергли ГКО. Их могли устроить только наличные деньги. Тем самым они практически сказали, что российское государство не примет в качестве залога при проведении аукциона свои собственные облигации. Это означало, что три банкира выбыли из игры. “У нас имелись наличные деньги, — сказал мне позже один из вице-президентов Ходорковского. — Мы были уверены в том, что у наших конкурентов наличных денег не было”.
Даже не зная о секретной миссии с целью лишить их инвестора, банкиры были в ярости от действий Ходорковского. Им было известно, что банк МЕНАТЕП одновременно выступает в качестве организатора и участника аукциона, что уже было неправильно. Но они подозревали также, что МЕНАТЕП имеет возможность предложить наличные благодаря близким связям с правительством и с самим ЮКОСом. Они знали, что Ходорковский получал крупные ссуды от Министерства финансов, пользовавшегося услугами его банка, и что крупнейшим клиентом Ходорковского было федеральное правительство. Трое банкиров открыто выступили против другого магната, что случалось редко, потребовали, чтобы аукцион по продаже ЮКОСа был отложен, и обрушились на Ходорковского с шквалом обвинений. Они угрожали даже продать все свои ГКО и подорвать рынок государственных ценных бумаг. В заявлении, опубликованном 26 ноября 1995 года, банкиры обвинили МЕНАТЕП в отказе от предоставления ранее обещанных инвестиций. Они сказали, что Ходорковский выиграл десятки аукционов, пообещав вложить б00 миллионов долларов в заводы, полученные им в собственность, но деньги так и не вложил. “Практически банком не было выполнено ни одно обязательство”, — заявляли банкиры, говоря о ненасытности Ходорковского, когда дело касалось заводов: фосфатных, алюминиевых, сталелитейных и так далее. Подобные обвинения выдвигались против Ходорковского и спустя несколько лет, когда он приобрел компании на инвестиционных тендерах, не выполнив обещания по инвестициям, ю декабря в интервью, опубликованном в газете “Коммерсантъ-Daily”, Ходорковский сказал, что он не давал абсолютных гарантий на приватизационных тендерах, а направлял письма с обещаниями сделать инвестиции. В одном из примечаний к материалам аудиторской проверки МЕНАТЕПа за 1995 год говорилось, что банковская группа “участвовала в течение 1995 года в инвестиционных тендерах и аукционах “займы за акции”, в результате чего были написаны письма-подтверждения с ожидаемой суммой инвестиций до 1047 359 000 000 рублей. Письма-подтверждения не содержат никаких обязательств”. Но Чубайс твердо стоял на своем. “Ничего не выйдет”, — настаивал он. Чубайс позже предположил, что эти три банка подняли такой шум, потому что хотели заключить сделку с Ходорковским и получить свою долю.
На пресс-конференции, которая состоялась 15 декабря, Чубайс сказал: “Я не хотел бы никого обижать, но, как известно, некоторые банки выбрали следующую тактику: им нужны были аукционы, для участия в которых они не имели денежных средств, чтобы устроить скандал по поводу того, что их заявки были отклонены. Затем, опираясь на эти скандалы, они пытались вести переговоры с победителями аукционов, чтобы получить свою долю. К сожалению, эта тактика хорошо известна, и некоторые банки пользовались ею. Такое случалось”.