– Разумеется, нет, дорогая Миранда.
– Оставь эти глупости. Если я Миранда, то ты – мандрагоровый корень, так и знай. Никогда я не приходилась, да и сейчас не прихожусь тебе дочерью.
– Ты была и есть моя дочь, дорогая Миранда, – промурлыкал старец. – Разве остался на Земле хотя бы один из постлюдей, которому не я помог бы сделаться таковым? Разве ты зародилась не в чреве моих генетических лабораторий и не они стали твоей первой колыбелью? И после этого я – не твой отец?
– А что, на Земле и впрямь остался кто-то из постлюдей? – спросила женщина.
– Насколько мне известно, нет.
– Ну и катись.
Она повернулась к Харману, отпила горячего кофе, разрезала апельсин пугающе острым ножом и представилась:
– Меня зовут Мойра.
Троица сидела за крохотным столом посреди маленькой комнаты, которой мужчина не заметил прежде. Это была неглубокая ниша в изогнутой, уставленной фолиантами стене колоссального купола, примерно в трех сотнях футов над беломраморным лабиринтом. Легко понять, почему супруг Ады не разглядел этого алькова, огражденного книжными полками. По дороге Харман увидел еще несколько подобных комнат; в одних стояли похожие столы, в других – обложенные подушками скамьи перед загадочными экранами и приборами. Металлические лестницы оказались эскалаторами, иначе троице пришлось бы изрядно попотеть, взбираясь на такую высоту. Шагая по узким каменным выступам без перил и поднимаясь вместе с подвижными ступенями кованого железа, напоминающими скорее воздушное кружево, мужчина страшился опустить глаза, вместо этого он пристально смотрел на корешки томов и жался ближе к полкам.
Разбуженная оделась, как и Сейви в день их первой встречи: на ней был синий жакет, брюки из рубчатого плиса, высокие кожаные ботинки и даже короткая шерстяная накидка знакомого покроя – невероятно сложного, со множеством складок, разве что темно-желтого, а не алого, как у старухи, цвета. Главное отличие – не считая впечатляющей разницы в возрасте – состояло в том, что Сейви целилась в пришельцев из пистолета (Харман тогда впервые увидел огнестрельное оружие), а эта ее копия – Мойра, Миранда, Монета – встретила гостя совершенно безоружной, уж тут сомневаться не приходилось.
– Что же произошло, пока я спала, Просперо? – промолвила она.
– Прошло четырнадцать веков. Ты желаешь услышать пересказ из десятка фраз?
– Да, если можно.
Женщина разделила сочный апельсин и протянула дольку супругу Ады; тот прожевал угощение, не ощутив его вкуса.
– «Леса гниют, – произнес нараспев маг, – леса гниют и валятся на землю,
Туман ее слезами орошает,
И пахарь в прах сойдет, возделав поле,
И лебедь, многие лета прожив,
Умрет; лишь одного меня бессмертье
Жестоко гложет; я в твоих руках
И гибну в тишине, у края мира —
Седая тень, скитающийся сон
Среди безмолвных пажитей Востока
Во мгле и в золотых чертогах утра».
Тут он еле заметно склонил седовласую, лысеющую голову.
– «Тифон», – поморщилась Мойра. – Теннисон перед завтраком? У меня от него кишки сводит. Лучше ответь, Просперо, исцелился ли этот мир?
– Нет, Миранда.
– А мое племя? Неужели все они мертвы или бежали отсюда, как ты говоришь?
Дама угостилась благоухающим сыром, виноградом и отпила холодной воды из кубка, усердно наполняемого порхающими сервиторами.
– Одни мертвы, иные бежали, многие успели и то, и другое.
– Они еще вернутся, Просперо?
– Это известно лишь Богу, дочь моя.
– Иди ты со своим Богом, – произнесла женщина. – А как же девять тысяч сто тринадцать евреев, собратьев Сейви? Их извлекли на волю из нейтринной петли?
– Нет, милая. Как евреи, так и все пережившие Рубикон остались во вселенной лишь в виде синего луча, восходящего к небу из Иерусалима.
– Стало быть, мы не сдержали слова? – спросила Мойра, отодвинув тарелку и стряхивая с ладоней крошки.
– Нет, дочка.
– Ну а ты, насильник, – обратилась она к заморгавшему от неожиданности Харману, – есть у тебя в жизни какая-нибудь иная цель, нежели пользоваться беззащитностью спящих незнакомок?
Мужчина раскрыл рот, но, так и не придумав ответа, захлопнул его. Настолько скверно возлюбленный Ады уже давно себя не чувствовал.
Мойра коснулась его руки.
– Не кори себя, мой Прометей. У тебя не оставалось выбора. Воздух внутри саркофага напоен парами афродизиака столь мощного, что Просперо отослал это средство прочь вместе с Афродитой, одной из перебежчиц. К счастью для нас обоих, средство действует очень недолго.
Хармана захлестнула волна облегчения. Следом пришла ярость.
– Хочешь сказать, я был обречен…
– Да, если только в твоей крови содержится ДНК покойного Ахмана Фердинанда Марка Алонцо Хана Хо Тепа, – ответила дама. – А таковы все мужчины вашей расы.
Тут она повернулась к магу:
– Кстати, где Фердинанд Марк Алонцо? Вернее, что с ним сталось?
Старец опустил голову.
– Через три года после твоего сошествия в саркофаг зацикленного факса, любезная Миранда, он скончался от стихийной формы Рубикона, что ежегодно косила земных обитателей, проносясь по планете с постоянством летнего зефира. Тело заключили в хрустальный гроб рядом с твоим, хотя тогдашнее факс-оборудование и было способно лишь удерживать труп от разложения, ибо лазарет еще не мог бороться с Рубиконом. Прежде чем целебные баки научились самообразованию, два десятка мандроидов Халифата[49] взобрались на Эверест, обошли охранные щиты и принялись грабить великий Тадж. Первым делом они похитили тяжелый гроб с останками бедного Фердинанда Марка Алонцо и швырнули его со стены.
– Почему же они не отправили следом и меня? – произнесла Мойра. – Или, если на то пошло, не завершили дела? Я видела яшму, агаты, гелиотропы, изумруды, лазурит, сердолик и прочие камешки на стенах купола и лабиринта, они до сих пор целы.
– Калибан факсовал в усыпальницу и растерзал грабителей ради тебя, – пояснил маг. – Сервиторы потом целый месяц подтирали кровавые пятна.
– Это чудовище? – вскинулась женщина. – Он еще жив?
– О да. Вот можешь спросить своего друга Хармана.
Мойра мельком посмотрела на мужа Ады и сразу перевела пристальный взгляд на старца.
– Удивляюсь, как это Калибану не взбрело в голову надругаться надо мной?
Просперо печально улыбнулся.
– Он пытался, милая Миранда, и не раз, однако не сумел открыть саркофаг, а будь его воля, населил бы всю Землю калибанами.
Дама передернула плечами. Наконец она снова повернулась к Харману, забыв о старике.
– Мне нужно знать твою историю, судьбу и твой характер, – изрекла она. – Подай ладонь, – и, поставив правый локоть на стол, протянула мужчине открытую руку.
Супруг Ады смущенно сделал то же самое, однако по-прежнему не коснулся разбуженной.
– Не так, – проговорила Мойра. – Неужели «старомодные» люди забыли функцию обмена сведениями?
– Вообще-то забыли, – подал голос Просперо. – Прежде чем оказаться на Эйфелевой дороге, где мало что работает, наш друг умел вызывать разве что поисковую функцию, общую, ближнюю и дальнюю сеть. Да и то – воображая какие-то геометрические фигуры.
– Царица Небесная. – Женщина уронила руку на стол. – Ну, хоть читать-то они могут?
– Лишь Харман и горстка его знакомых, – ответил маг. – Да, забыл сказать: несколько месяцев назад наш приятель постиг секрет «глотания».
– «Глотания»? – Мойра усмехнулась. – Да ведь его никогда не использовали, чтобы понимать книги, только для быстрого розыска информации. Можно с таким же успехом просмотреть кулинарный рецепт и считать, что пообедал. Пожалуй, его народ – самый скучный вид гомо сапиенс, хоть патент выдавай.
– Эй, – вмешался Харман, – не надо говорить так, будто меня здесь нет. Пусть я не знаком еще с вашей функцией обмена, но быстро научусь. А пока давайте потолкуем. Знаете, у меня тоже найдется пара вопросов.
Женщина устремила на него яркие серо-зеленые глаза.
– Да уж, – сказала она, помолчав. – Я проявила бестактность. Ты проделал огромный путь, чтобы разбудить меня, к тому же сделал это помимо собственной воли, и я уверена, предпочел бы оказаться где угодно, лишь бы не здесь. Поэтому заслуживаешь по меньшей мере вежливого обращения и ответов на свои вопросы.
– Тогда покажи, как пользоваться этой вашей функцией обмена, – отозвался мужчина, собравший в кулак все свое терпение для разговора с этой дамой, так похожей на Сейви и внешностью, и голосом. – Или научи факсовать без помощи павильонов, – прибавил он. – Как Ариэль.
– Ах, Ариэль… – Мойра покосилась на мага. – Разве люди старого образца забыли даже свободный факс?
– Чего они только не забыли, – кивнул Просперо. – Причем не по собственному желанию. Их вынудил твой народ, Мойра: Вала, Тирцах, Рахаба…
Женщина стукнула по ладони плоской стороной ножа.
– Почему ты велел этому человеку меня разбудить? Неужто Сикоракса упрочила свою силу и выпустила на свободу это чудовище – Калибана?
– Так и есть, – негромко молвил Просперо. – Но я нарушил твой сон по иной причине. Час пробил, ибо в этот мир явился Сетебос.
– Сикоракса, Калибан и Сетебос. – Мойра со свистом втянула воздух между зубами.
– Союз между ведьмой, полудьяволом и порождением тьмы, – глухо произнес маг. – Втроем они заберут Луну и Землю, начнут повелевать морской пучиной, подчинят себе всякую силу.
Женщина кивнула и на миг закусила нижнюю губу.
– И когда твой вагон отправляется в путь?
– Через три часа, – проговорил старик в синем халате. – Ты едешь, дорогая Миранда? Или предпочитаешь улечься обратно во временную факс-гробницу, дабы так и восстанавливаться – без конца, без смысла?
– Я сяду в ваш проклятый вагон, – ответила Мойра. – Заодно пороюсь в последних банках данных об этом чудо-мирке, в котором опять родилась. Но сначала – у юного Прометея накопились кое-какие вопросы, а у меня есть предложение, как восстановить его функции.