Видимо, политическим доносом в федерации плавания посчитали высказанную в комментарии мысль, что у руля этого вида спорта в России стоят люди, по определению не способные чем-либо рулить. Проигрывать доморощенные начальники явно не умели.
Впрочем, выигрывать тоже.
В один из первых дней Игр Международная федерация спортивной прессы чествовала тех, кто отработал журналистом на десяти Олимпиадах. В разгар мероприятия подошел молодой коллега и спросил: в чем заключается наиболее ценный олимпийский опыт?
Ответила честно: «В умении решать бытовые вопросы»…
В Лондоне эти вопросы возникали на каждом шагу. Заболевали все. И тут же громаднейшей проблемой стал тот факт, что проносить в Олимпийский парк какую-либо жидкость категорически запрещала служба безопасности. Взять с собой можно было разве что тюбик с зубной пастой, и то при условии, что он небольшой. Пришлось идти на ресепшн пресс-центра:
– У нас проблема…
– ???
– Один из моих коллег должен трижды в день принимать лекарство и запивать его молоком. Купить молоко в Олимпийском парке совершенно негде…
– Да, это так.
– Пронести молоко через секьюрити тоже невозможно.
– О, да, я знаю.
– Но проблему нужно как-то решать?
В итоге меня «прикрепили» к кафетерию, где за три английских фунта мне по утрам вручали двухлитровую бутыль прекрасного натурального продукта, и я торжественно несла ее в офис редакции.
На Играх как нигде понимаешь, что быт – это на самом деле очень важно. Сама я с незапамятных времен взяла за правило не ездить на Игры с рабочим рюкзаком – только с мини-чемоданчиком на колесах. Ноутбук, фотоаппарат, зарядка, бинокль, диктофон, комплект батареек, зонт, ветровка, пара яблок, бутылка с водой, косметичка, аптечка, телефон (с зарядкой опять же)…
К вечеру набирается еще целая пачка бумаг. Таскать все на себе – рисковать больной спиной. А журналист на Олимпийских играх должен быть здоровым.
Быть здоровым – первая рабочая заповедь. Потому что, если ты теряешь способность работать, твоя работа ложится на других. Которые точно так же, как и ты, бегают по объектам, спят по три-четыре часа в сутки, к концу первой недели начинают путать от запредельной усталости имена и цифры и меньше всего рассчитывают на то, чтобы работать и «за того парня» тоже.
Поэтому – в сумке аптечка, на шее шарф, чтобы не продуло холодным воздухом кондиционера. С собой ветровка, обувь – только без каблуков, чтобы не уставать и тем паче не подвернуть ногу, ну и прочие мелкие хитрости типа овсянки, потому как состояние желудка от дико жирных «чоризос» в столовке для журналистов и «прошлогодних пакистанских сэндвичей», как метко окрестил нашу ночную лондонскую еду один из коллег, начинает к концу той же самой первой недели балансировать между гастритом и язвой. А журналист, как уже сказано выше, на Олимпийских играх не может позволить себе заболеть.
Самым сильным впечатлением первой недели, если не брать в расчет шок от выступления пловцов, стали вечерние почти ночные интервью трех российских чемпионов-дзюдоистов в офисе Олимпийского комитета России в главном пресс-центре Игр. Все трое взахлеб рассказывали о своем главном тренере – итальянце Эцио Гамбе.
В ноябре 2008-го, возглавив российскую мужскую команду, в интервью нашей газете Гамба сформулировал свое кредо так: «Чтобы выиграть Олимпиаду, надо тренироваться 350 дней в году».
Тренер пояснил тогда, что главная проблема наших дзюдоистов, на его взгляд, – в их разрозненности, в разделении сборной на своего рода группы по интересам. «Мне предстоит объединить спортсменов и воспитать в них командный дух», – подвел он черту.
Незадолго до начала лондонских Игр Гамба сказал: «Сюрпризы возможны, но в целом сейчас наша команда на любом крупном турнире способна завоевать от двух до шести медалей. Ни то ни другое не станет для нас неожиданностью».
Медалей в общей сложности получилось пять, что сразу же породило в стане журналистов предложение: пусть президент страны обратится в МОК с требованием срочно увеличить количество олимпийских категорий в дзюдо.
Когда тренер ставит во главу угла работу и дисциплину, его тяжело любить. По этому поводу в свое время блистательно выразилась старшая дочь легендарного Анатолия Тарасова – Галина, учительница по профессии, с которой мы как-то разговорились «за жизнь».
– В школе все иначе, там от детей всего добиваешься любовью, мягкостью, – сказала тогда Галина. – А в спорте так не бывает. Тренеру приходится постоянно «насиловать» ученика, заставлять его работать до изнеможения, терпеть боль, преодолевать себя каждую минуту. Одному Богу известно, чего это стоит – готовить человека к тому, чтобы он стал лучшим в мире…
Я слушала чемпионов и никак не могла понять: откуда столько восхищения в адрес Гамбы в словах взрослых, много чего повидавших мужиков? Ведь даже старший тренер команды и неплохой в прошлом дзюдоист Виталий Макаров, когда я спросила его, что особенного он видит в победе первого в истории российского чемпиона Арсена Галстяна, ответил:
– У него есть Эцио Гамба! У меня в свое время его не было.
Вопрос «За что любят?» на самом деле риторический. Итальянец, возглавив сборную, дал шанс российским парням сделать свою собственную жизнь – подняться на принципиально иной уровень, получить принципиально иные возможности, да и просто стать состоятельными людьми, чего уж тут лукавить? Ведь золотые олимпийские награды оплачиваются ныне так, что уже ради этого стоит работать несколько лет. И вопрос это для многих отнюдь не маловажный. Во всяком случае, когда я обсуждала в бассейне плачевный результат российской эстафеты с высоким спортивным боссом международного уровня, тот сказал, что хотел бы задать руководителям нашей федерации плавания и тем, кто комплектовал эстафетный состав, ряд вопросов. Спросить, например, о том, кто дал им право оставить без возможных медалей сразу шесть человек, лишить их призовых денег? Почему они считают нормальным угробить спортивную жизнь целому поколению пловцов?
Поколению, замечу от себя, едва ли не самому талантливому из тех, что Россия имела за всю свою плавательную историю.
До тех Игр я никогда не встречалась с Гамбой. Но заочно была готова признаться ему в любви. Потому что благодаря ему мы все увидели, что такое по-настоящему профессиональная работа, и поняли, что успех не имеет национальности. Потому что Гамба как бы невзначай опроверг распространенное убеждение: мол, нынешнее поколение российских спортсменов мало на что способно – людей портят чрезмерные деньги, которые сейчас крутятся в спорте, и чрезмерные же соблазны. Наконец, потому что он, итальянец, сделал для нашей страны то, что не сумел до него сделать никто другой.
Все это сильно контрастировало с происходившим в первую неделю Игр на других аренах… Там «сливалось» плавание и палили мимо мишеней стрелки, тренеры отказывались от комментариев, а спортсмены не останавливались в микст-зонах – и ведь их, положа руку на сердце, можно было понять… Парни из «спецназа Гамбы» боролись в Лондоне не за деньги. Олимпийское золото вообще нельзя выиграть за деньги. Его можно взять лишь тогда, когда ты одержим мыслью доказать собственное превосходство. Когда сознание заполнено исключительно всепоглощающей уверенностью: «Я – лучший! Я смогу!» И совсем не важно, выходит ли на старт побитый жизнью взрослый мужик или совсем маленькая девочка.
Одной из маленьких девочек, за которую я болела в Лондоне особенно сильно, была семнадцатилетняя Алия Мустафина. По гимнастическим меркам она вовсе не была малышкой, но не потому, что большая спортивная карьера начинается в спортивной гимнастике совсем рано. Просто к этому возрасту Алия успела пережить в спорте все, что только возможно. За два года до Игр она стала абсолютной чемпионкой мира, завоевав еще одно золото в командном первенстве, где блистательно исполнила роль первой скрипки, и добавив к этому три личных серебра. А через несколько месяцев случилась травма. Тяжелейшая, как все, что происходят в гимнастике – полный разрыв крестообразных связок колена.
Ее тогда почти списали. В интервью, которые щедро раздавала на протяжении всего сезона старший тренер сборной, постоянно сквозило, что Алия уже совсем не та, что раньше. Что она так и не смогла восстановиться после травмы. Что стала бояться соревнований и сложных элементов. Что если сумеет «зацепить» в Лондоне хотя бы бронзу на брусьях – это будет потолком ее возможностей и пределом мечтаний.
Мустафина же вернулась из Лондона героиней. По сути, именно она спасла свою команду от поражения, встав за нее на всех четырех снарядах, хотя должна была выступать в командном первенстве лишь на двух. За общим серебром последовала бронза, завоеванная в многоборье, затем золото на брусьях и еще одна бронза – в вольных упражнениях. Завоевать в Лондоне четыре олимпийские награды не удалось больше никакой другой гимнастке.
История спорта знает немало примеров уникальных спортивных тандемов. Попов – и его наставник Геннадий Турецкий, Карелин – и Виктор Кузнецов. Хоркина – и Борис Пилкин. Для Алии тренером ее жизни стал Александр Александров – тренер, когда-то подготовивший одного из величайших гимнастов современности трехкратного олимпийского чемпиона Дмитрия Билозерчева. Причем трехкратным Билозерчев стал на Играх в Сеуле в 1988-м, вернувшись в спорт после страшнейших множественных переломов, полученных в автомобильной аварии осенью 1985 года.
Потом Александров четыре года работал с женской сборной СССР. Той самой, которая выступала на Играх в Барселоне под странным названием «Объединенная команда» и белым олимпийским флагом несуществующего государства. Результатом стали три золота, серебро и две бронзы.
А в 1994-м тренер уехал в США, чтобы вернуться спустя почти пятнадцать лет.
К Александрову дочь отвел Фаргат Мустафин. Сам он – двукратный чемпион мира и бронзовый призер Олимпийских игр-1976 по греко-римской борьбе – вырос в ЦСКА, в борцовском зале, который располагался прямо над гимнастическим, на втором этаже того же здания.