Олимпийские восьмидесятые — страница 25 из 40

Столь же подробно описал Усманходжаев, как давал взятки генеральному прокурору Александру Рекункову и его заместителю Олегу Сороке.[152]

6 мая 1989 года Гдлян и Иванов были отстранены от участия в следствии. А 25 мая генеральный прокурор Сухарев возбудил против них уголовное дело. Но арестовать их не смогли из-за депутатской неприкосновенности, однако в 1990 году уволили из прокуратуры. 19 августа 1991 года во время августовского путча Гдлян был арестован путчистами. Его освободили 21 августа после провала путча. Тогда же прекратили дело против него и Иванова.[153]

11 ноября 1986 года Гдлян и Иванов жаловались Горбачеву: «…Мы получили прямое указание от тов. Сороки не расширять дело и ограничить ход следствия рамками виновности 8 лиц, арестованных органами КГБ в апреле – июне 1983 г. Но уже в конце того же года следствием были добыты бесспорные доказательства причастности ко взяточничеству ответственных партийных работников и руководства МВД УзССР, о чем было доложено тов. Сороке. Однако такой подход к объективному установлению истины вызвал его крайнее раздражение. Он вновь дал указание не выявлять организаторов преступления и прекратить дальнейший сбор доказательств в отношении их. < … >


Расследование уголовного дела об экономических и коррупционных злоупотреблениях в Узбекской ССР. Следственная группа Прокуратуры СССР изымает ценности из тайника. Старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Тельман Гдлян (в центре). 1988

© В. Бондаренко / РИА Новости


Наиболее нетерпимая обстановка сложилась вокруг дела в конце 1985 г., когда мы довели до сведения тов. Рекункова и Сороки о преступной деятельности Усманходжаева и других лиц. В ответ на занятую нами позицию не замедлили сказаться репрессии со стороны Генерального прокурора СССР, который, держа у себя в сейфе все переданные ему следственные материалы о виновности Усманходжаева и его приспешников, 2 января 1986 г. в присутствии всего состава следственного управления поставил под сомнение работу следственной группы и высказал целый каскад угроз в наш адрес…»[154]

Четверть века спустя после начала «узбекского дела» Тельман Гдлян утверждал: «…мы в Узбекистане после того, как привлекли к уголовной ответственности последнего нашего клиента – это первый секретарь ЦК компартии, все, мы в Узбекистане закончили. И я начинал выписывать постановление об аресте и привлечении к уголовной ответственности московских взяточников. И в это время как раз расчехлили все орудия и в открытую из ЦК уже дали команду на уничтожение этой следственной группы. Они точно знали, потому что КГБ прослушивало и там в Узбекистане, и здесь в Москве, и дома, и везде прослушивали и знали о том, какие мы планы вынашиваем. Потому что они не хотели, чтобы мы сделали то же самое со взяточниками в центре, как мы сделали в Узбекистане… Когда на первом съезде (народных депутатов СССР. – Б. С.) Горбачев говорил, что хлопковое дело <…> расследуют Гдлян и Иванов. Я говорил: побойтесь бога, Михаил Сергеевич, моя следственная группа не расследовала дела по хлопку, мы к хлопковым делам никакого отношения не имеем. Он тогда допустил тактическую ошибку и говорит: а какое же вы тогда, товарищ Гдлян, расследовали дело? Я говорю: мы, наша следственная группа расследовала уголовное дело о взяточничестве в высших эшелонах государственной власти, государственно-партийной власти в Советском Союзе. Но вы же понимаете, что там пошло и поехало».[155]

Слова Гдляна подтверждает бывший следователь его группы и бывший народный депутат РСФСР Юрий Лучинский: «Дело, расследовавшееся нашей группой, никогда не было “хлопковым”. Это журналистско-обывательское выражение тех лет. Наша группа расследовала исключительно эпизоды взяточничества в руководстве Узбекистана. Приписками и иными формами хищений, связанных с хлопком, занимались другие следственные подразделения».[156]

Горбачев и Политбюро слишком поздно осознали опасность «узбекского дела» для коммунистической власти. Несмотря на развал этого дела на финальной стадии, информация, обнародованная в эпоху гласности следователями, его расследовавшими, основательно дискредитировала КПСС и существующую систему власти, а также некоторых соратников Горбачева по перестройке вроде Лигачева.

Министр хлопкоочистительной промышленности Узбекистана Вахабджан Усманов и начальник ОБХСС Бухарской области Ахат Музаффаров были приговорены к расстрелу, остальные – к различным срокам заключения. Расстреляли как раз тех, кто наиболее активно давал показания на высокопоставленных работников, наивно надеясь облегчить свою участь. Бывший зять Брежнева Юрий Чурбанов, до 1984 года являвшийся первым заместителем министра внутренних дел СССР, был осужден по «узбекскому делу» на 12 лет за неоднократное получение взяток от руководителей Узбекистана. Однако в процесс следствия и суда сумма взяток, вменяемых Чурбанову, уменьшилась с 1,5 млн до 90 000 рублей и двух ценных подарков, которые суд признал за взятки. По мнению следователя Юрия Лучинского, «Чурбанов в этом деле был одной из самых мелких сошек. Не повезло парню с женой и тестем. И ему при поездках по Узбекистану автоматом подбрасывали взятки. Сам он был нулем без палочки».[157] В 1990 году почти все фигуранты «узбекского дела» из числа местных уроженцев» были переведены для отбытия наказания в Узбекистан. 25 декабря 1991 года, за день до официального прекращения существования Советского Союза, президент Узбекистана Ислам Каримов помиловал всех причастных к «хлопковому делу» лиц, находившихся на территории Узбекистана.

Курировавшего следственную группу Гдляна – Иванова Германа Каракозова в 1989 году тоже уволили из органов прокуратуры. Против него возбудили дело по обвинению в халатности, поскольку он якобы не замечал нарушений, которые будто бы допускали следователи по «узбекскому делу». Однако позднее это дело было прекращено. Герман Петрович Каракозов скоропостижно скончался в Москве в октябре 1992 года в возрасте 66 лет.

«Узбекское дело» отразилось в ряде художественных фильмов и книг. Наиболее ранним был роман жившего в Ташкенте российского писателя Рауля Мир-Хайдарова «Пешие прогулки», опубликованный в 1988 году в издательстве «Молодая гвардия». После публикации на Мир-Хайдарова было совершено покушение, после которого он остался инвалидом II группы и вынужден был уехать в Москву. В том же году в ташкентском журнале «Звезда Востока» был опубликован роман Георгия Вайнера и Леонида Словина «Шальная жизнь на темной стороне Луны», где речь идет об узбекской мафии 1980 года, занимавшейся изготовлением и распространением опиума, фальсифицированного грузинского коньяка «КВ», а также ликвидацией свидетелей своих преступлений и устранением честных работников правоохранительных органов. О приписках с хлопком там речи нет. В 1989 году роман Вайнера и Словина был экранизирован режиссером Зиновием Ройзманом на киностудии «Узбекфильм» под названием «Кодекс молчания». При этом вышедшая в 1990 году 4‐серийная телеверсия называлась «На темной стороне Луны». В 1992 году Георгий Вайнер и Леонид Словин написали продолжение – роман «След черной рыбы», экранизированный Зиновием Ройзманом на «Узбекфильме» под названием «Кодекс молчания 2». Оба романа объединены образом полковника Туры Хаматова (в фильмах – Саматова), который на этот раз борется с икорной мафией на узбекском Каспии. Роль Саматова исполнил узбекский актер Мурад Раджабов, а его русского товарища майора милиции Валентина Силова – Александр Фатюшин.

Дело Елисеевского гастронома

Елисеевский магазин-гастроном в Москве (или Гастроном № 1) в историческом здании бывшего магазина купцов Елисеевых на углу Тверской улицы и Козицкого переулка был крупнейшим продовольственным магазином Москвы в советское время. С 1972 по 1982 год директором Елисеевского гастронома был Юрий Константинович Соколов. При нем магазин отличался необычайным богатством и качеством ассортимента. Первым решением Соколова на посту директора Гастронома № 1 стала замена советских холодильников, которые слабо держали температуру, на финские рефрижераторы. Благодаря этому продукты перестали портиться за два дня, а хранились значительно дольше. Но нормы естественной убыли остались прежними, и в распоряжении нового директора и его подчиненных оказалось большое количество неучтенной дефицитной продукции.[158]

Соколову удавалось доставать для своего магазина самые дефицитные товары. За время его директорства годовая выручка Елисеевского магазина выросла в три раза – с 30 до 90 млн рублей.[159] Однако благоденствие Елисеевского магазина и его директора кончилось в 1982 году. Еще при жизни Леонида Брежнева КГБ, вероятно, с санкции Юрия Андропова, второго человека в парии и многолетнего главы КГБ, начал слежку за Соколовым, тайно оборудовав его кабинет микрофонами и видеонаблюдением. Для этого они воспользовались командировкой Соколова за границу, устроили в Елисеевском короткое замыкание и под видом рабочих-ремонтников проникли в кабинет директора. Чекистам удалось зафиксировать передачу Соколову подчиненными денег в конвертах, а также дачу им взяток различным лицам. Помогло КГБ и то, что любовница Соколова, заведующая колбасным отделом, была арестована, когда пыталась сбыть иностранцам за валюту водку и икру. Поскольку в деле фигурировала валюта, то дело с самого начала было подведомственно КГБ, а не МВД. Задержанная раскололась на первом же допросе и сдала Соколова, раскрыв схему хищений.

Но сначала были арестованы директор московского магазина «Внешпосылторг» («Березка») Авилов и его жена, которая была заместителем Соколова на посту директора магазина «Елисеевский». А в конце октября 1982 года дошла очередь до Соколова. Он был арестован вместе с другим своим заместителем Немцевым и заведующими отделами Свежинским, Яковлевым, Коньковым и Григорьевым. Им всем предъявили обвинение в «хищении продовольственных товаров в крупных размерах и взяточничестве». Во время ареста у Соколова было изъято немногим более 100 тысяч рублей (при аресте в служебном кабинете Соколова было изъято 50 тысяч рублей, во время обыска на даче – еще 63 тысячи рублей в облигациях). У директора гастронома № 1 была квартира, дача и подержанная иномарка «Фиат» (притом что тогда иномарок в Москве было наперечет).