[224]. Но в финале он уезжает, так и не раскопав последний небольшой участок карьера. Тем самым сохраняется надежда, что Мария все-таки могла остаться в живых. По мнению Игоря Дедкова, в «Карьере» «Быков будто предчувствовал <…> ту волну недовольства, что вызовет возобновившийся через полтора-два года, задержанный на четверть века расчет с прошлым. И возвращение прошлого – в романах, воспоминаниях, документах, фотографиях, фильмах. И его действительные раскопки – в белорусских и других Куропатах».[225] Быков на самом деле в 1988 году вошел в состав Государственной комиссии по расследованию советских преступлений в Куропатах[226] и участвовал в раскопках на месте трагедии.
В 1986 году Чингиз Айтматов опубликовал роман «Плаха», ставший одним из знаковых произведений горбачевской перестройки. Здесь мы находим вставную новеллу – историю Иисуса Назарянина, оригинальную версию евангельских событий. Здесь чувствуется влияние булгаковского Иешуа Га-Ноцри. Но айтматовский Иисус Назарянин во многом отличается от соответствующего ему персонажа ершалаимских сцен «Мастера и Маргариты». Он, как и булгаковский герой, проповедует учение о справедливом Царстве Божием, но, в отличие от Иешуа Га-Ноцри, сознает свою Божественную сущность, ощущает себя Сыном Божьим, когда смело отвечает римскому прокуратору Понтию Пилату на требование отречься от слов о грядущем царстве справедливости: «Мне не от чего отрекаться, правитель, те слова предопределены Отцом моим, я обязан был донести их людям, исполняя волю Его»[227]. По мысли Айтматова, люди должны заслужить второе пришествие Христа, достигнув высокого уровня духовного развития и устроив свое общество на принципах добра и справедливости. И неслучайно в романе Иисус утвердительно отвечает на вопрос Пилата, отождествляет ли он Бога и людей: «В каком-то смысле да. И более того, все люди вместе взятые есть подобие Бога на земле. И имя есть той ипостаси Бога – Бог-Завтра, Бог бесконечности, дарованный миру от сотворения его. Наверное, ты, правитель римский, не раз ловил себя на мысли, что желания твои всегда к завтрашнему дню обращены. Сегодня ты жизнь приемлешь такой, какая есть, но непременно хочешь, чтоб завтра было иным, и, если даже тебе сегодня и хорошо, все равно желаешь, чтобы завтра было еще лучше. И потому живут надежды в нас, неугасимые, как свет Божий. Бог-Завтра и есть дух бесконечности, а в целом – в нем вся суть, вся совокупность деяний и устремлений человеческих, а потому, каким быть Богу-Завтра – прекрасным или дурным, добросердечным или карающим – зависит от самих людей. Так думать позволительно и необходимо, того желает от мыслящих существ сам Бог-Творец, и потому о завтрашней жизни на земле пусть заботятся сами люди, ведь каждый из них какая-то частица Бога-Завтра. Человек сам судья и сам творец каждого дня нашего»[228]. Айтматов утверждает свободу человека и сохранение рода людского от самоуничтожения против гнета со стороны государства и стремления к завоеванию других стран и народов. В «Плахе» новым Христом становится правдоискатель Авдий Каллистратов, бывший дьякон, порвавший с православной церковью из-за ее готовности оправдывать всякую власть и принимать все действия государства. Авдий борется против разрушения природы, против наркомафии и, в конце концов, принимает от бандитов мученическую смерть на кресте, подобно Иисусу.
Народный писатель Киргизской ССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Сталинской и Государственной премий СССР, депутат Верховного Совета СССР Чингиз Торекулович Айтматов (1928–2008). 1986
© Владимир Радионов / РИА Новости
В том же 1986 году был опубликован роман Василия Белова «Всё впереди». В нем содержалась резкая критика той части интеллигенции, которую писатель считал прозападной. В отличие от «Лада», «Всё впереди» рисует нам глубокий разлад в советском обществе. Разрушительными силами выступают женская эмансипация, сексология, алкоголь, табакокурение, урбанизация, безудержный рост производства и потребления, зависимость человека от техники и еврейская иммиграция из СССР. Публицистическое начало здесь явно преобладает над художественностью. Роман не был принят большинством критиков и не имел большого успеха среди читателей, но поддерживался противниками перестройки.
Во второй половине 80‐х годов «деревенская проза» перестала существовать как некое художественное явление. Два ее наиболее видных представителя, живших в то время, Василий Белов и Валентин Распутин, основное время уделяли публицистике и стали поддерживать КПСС, причем наиболее консервативную ее часть, напрочь забыв о своей прежней оппозиционности.
Одним из символов наступления эпохи гласности стала публикация романа Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», написанного десятилетия на два ранее, но опубликованного только в 1987 году. С его публикацией вновь стала широко обсуждаться в обществе тема сталинских репрессий и допускаться открытая критика Сталина, а роман сразу стал называться антисталинским. Эти темы были фактически табуированы с конца 1960‐х до середины 1980‐х годов. Рыбаков вспоминал, что над книгой «Дети Арбата» начал работать еще в конце 50‐х годов: «Впервые заявил о ней в 58‐м году в “Литературке”, отвечая на вопрос новогодней анкеты “Над чем работает писатель”. И повторял из года в год в других газетах: “Продолжаю писать ‘Дети Арбата’, действие происходит в тридцатые годы”. С самых первых шагов мне надо было показать, что я не скрываю, какой пишу роман. Весной 65‐го года у меня была готова первая часть “Детей Арбата”, и я отнес ее в “Новый мир”. Со мной заключили договор, заплатили аванс и анонсировали роман на 67‐й год. Но ничего не вышло. “Я прочел рукопись за одни сутки, – сказал мне Твардовский, когда я через какое-то время пришел в редакцию, – от нее невозможно оторваться… Вы нашли свой золотой клад. Этот клад – ваша собственная жизнь…” <…> Я понимал, что “Дети Арбата” будут сложно проходить через цензуру: Сталин, аресты, Бутырка, беззаконие… “Наверху” только услышали об этом, сразу скисли. В общем, Твардовскому “Детей” отстоять не удалось. <…> Но прикрывалось это исключительно интересами народа: “Народу это не надо”. Я разговаривал насчет “Детей Арбата” с цековским чиновником, который ведал литературой. “Тридцатые годы, Сталин… – сказал он. – У вас ведь, наверное, антисталинский роман?” – “Безусловно!” – “Это непроходимо, мы должны сплачивать народ, а не разделять его. Вот уйдет из жизни наше поколение, возможно, тогда и будут публиковаться книги о Сталине”. “Я не понял, – говорю, – что значит ‘наше поколение’, сейчас – 1983 год, вам нет и сорока, дай Бог прожить вашему поколению до восьмидесяти, а то и больше. Выходит, вы разрешите издавать наши книги только в будущем веке?..”»[229] Главный герой романа студент Саша Панкратов наделен явно автобиографическими чертами. Рыбаков, как и его герой, в 1933 году был арестован и Особым совещанием при коллегии ОГПУ осужден на 3 года ссылки в Восточную Сибирь по обвинению в контрреволюционной агитации и пропаганде. И вместо арбатских переулков оказался на Ангаре.
Рыбаков в тот момент не предвидел конечный результат горбачевской перестройки и своим романом отнюдь не собирался приблизить крах советского коммунизма и тем более распад СССР, а лишь хотел очистить советский социализм от наслоений сталинизма. Он вспоминал: «Предвидел ли я сам конечный результат перестройки? В то время, в 1986 году, нет, не предвидел. Я опасался реставрации сталинизма в его брежневском исполнении, ощущал эту опасность справа, со стороны партноменклатуры, не желающей поступиться своей властью и привилегиями, но никогда не думал, что именно партноменклатура захочет другой власти, власти денег, не представлял себе их способности к подобному перевоплощению. Этот слой казался мне окостеневшим, замшелым в привычном стиле жизни, я не ожидал от них этакой прыти, не мог помыслить, что ради “мерседесов” и банковских счетов за границей они с такой легкостью развалят государство, созданное трудом и защищенное в войне кровью их отцов и дедов».[230]
В 1987 году Анатолий Приставкин опубликовал повесть «Ночевала тучка золотая», посвященную трагической и прежде замалчиваемой странице советской истории – депортации чеченцев и ингушей в 1944 году, увиденной глазами детей. Повесть принесла писателю всесоюзную и даже мировую известность и в 1988 году была удостоена Государственной премии СССР. В 1989 году была опубликована повесть Приставкина «Кукушата» – о трагической судьбе воспитанников спецрежимного детского дома для социально опасных детей в годы Великой Отечественной войны. Но ее резонанс был значительно меньше, чем от повести «Ночевала тучка золотая».
Вышедший в 1987 году роман Даниила Гранина «Зубр» воссоздал биографию видного ученого биолога Николая Тимофеева-Ресовского, репрессированного после войны и проведшего шесть лет в заключении. «Зубром» его называли некоторые близкие люди. В развернутой статье, посвященной этому роману и впервые опубликованной в № 3 за 1988 год, экономист Гавриил Попов впервые сформулировал ряд особенностей того, что он называл Административной Системой. Он представил эту систему как «пирамиду исполнителей. Они послушны и дисциплинированны, в идеале – добросовестны, в самом лучшем случае – фанатично преданны. Но по условию не могут генерировать новое, творить. В завершенном виде Административная Система может только реализовать замыслы Верха. И то не все. Только те, где не требуется творчества и инициативы, поиска и самостоятельности. Система в чистом виде может только подражать, повторять, тиражировать. При этом каждый последующий цикл – хуже. Вот почему расцвет Административной Системы не мог стать ни чем иным, кроме как механизмом торможения».